Юрий Никитин - Начало всех Начал
— Впусти!.. Крылья меня уже не держат!.. Я сейчас упаду в пучину!..
— Что ж, — ответил Ной, — лучше ты, чем другие.
В этот миг раздался Голос, который услышал только Ной:
— Да, ты изменился, Ной… В лучшую сторону, как я и полагал. Но ворона все же впусти.
— Он нечестивец, — возразил Ной. — Он сожительствовал со своей подругой!
— Знаю. Что делать, если подходить со всей строгостью, Я должен бы всех вас утопить, кроме непорочной голубки. Да и то, если взглянуть пристальнее… Словом, впусти ворона. Настанет время, когда и это черное племя пригодится людям. Настанет великая засуха… не скоро, очень не скоро, и вороны будут доставлять еду пророку… назовем его Элияу. Каждый день будут летать от дворца царя… Иеошафата, подходящее имя для нечестивца, к реке Крис, где спрячется пророк, и станут приносить ему хлеб и мясо прямо с царской кухни.
— Как скажешь, Господи, — пробормотал Ной устрашенно, — как далеко Ты заглядываешь!
— С вами и это не помогает, — ответил Голос.
Ной открыл дверцу, ворон влетел, оцарапав его жесткими перьями крыльев, упал на пол и хрипло прокаркал:
— Еще миг — я бы упал в волны! Убийцы! А еще люди…
Глава 12
Семь дней выжидал Ной, священное число, затем с тяжелым сердцем открыл клетку с голубями.
— Я люблю вас, — произнес он виноватым голосом, — но мы все погибнем, если не найдем земли, пригодной для проживания. А из ковчега видим только голые скалы.
Голубь, как он и ожидал, являясь полной противоположностью черному и нечистому ворону, был известен своей непорочностью и верностью подруге, кроме того, не станет его попрекать, что посылает именно его, не другую птицу, вон их сколько, а молча и терпеливо ждал, пока Ной нес его к окну.
Сыновья и жены тоже молча наблюдали, как он выпустил из окна кроткую птичку. Голубь взвился в небо, словно крохотное белоснежное облачко, и сразу же пошел летать расширяющимися кругами, потом что-то узрел с большой высоты и полетел в ту сторону.
С замиранием сердца ждали его возвращения, но он отсутствовал весь день. Только к вечеру раздалось хлопанье крыльев, голубь влетел в окно и упал на пол. Ной поспешно подхватил его крохотное тельце и увидел, что в отличие от ворона голубь в самом деле на грани полного истощения.
Он бережно отнес его в клетку к голубке, подсыпал корма и вернулся к сыновьям. Они молча переглядывались, лица изнуренные и с опечаленные.
Ной сказал жестко:
— Подождем. И будем уповать, что Господь не позволит нам погибнуть, когда уже столько вынесли.
Еще семь долгих мучительных дней Ной был тверд и строго выдерживал интервалы, хотя жены сыновей изнылись, да и они сами каждый день уговаривали отца повторить попытку.
На этот раз Ной не стал пробовать с другими птицами, снова послал голубя. Тот улетел и не возвращался так долго, что все уже переволновались, голубь мог переоценить свои силы, упасть в воду, однако к вечеру все услышали хлопот крыльев, и голубь влетел прямо в растопыренные руки Ноя.
Все дружно охнули. В клюве голубя зеленеет тоненькая веточка!
Ной бережно взял ее двумя пальцами, все не двигались и не дышали, чувствуя значимость момента. Сим, который до всего скрытого допытывался, проговорил тихо:
— Если из сада Эдема, что восстановлен для будущих праведников, то… почему олива?
Яфет отмахнулся.
— Да какая разница? Главное — веточка! Это значит, что уже есть жизнь! Животные не погибнут. Если есть олива, то есть и трава…
— Трава растет быстрее, — поддержал Хам. — Там много травы! Наши отощавшие животные скоро станут тучными и с лоснящимися боками…
Сим покачал головой:
— Нет, в этой веточке должен быть смысл…
— Какой? — удивился Яфет.
— Не знаю, — ответил Сим. — Но голубь мог сорвать и что-то другое… Олива — очень горькое дерево! Если из сада Эдема, то там, как я полагаю, множество самых дивных и сладких растений. Почему же голубь выбрал именно маслину?
Хам предположил:
— Росла с краю.
Сим возразил:
— Если голубь пролетел так далеко, то мог бы допорхнуть и до соседнего дерева! Нет, здесь смысл есть… Но почему, почему не сорвал сладкий лист, а принес именно горький?
Хам предположил:
— Дурак просто.
— Ворон умнее, — согласился Яфет, — но всем нравится почему-то голубь. И сорвал горький лист, Сим прав, не случайно. Думаю, сказал этим, что лучше горькие листья на свободе, чем сладкие зерна в нашем опостылевшем ковчеге, где все мы уже озверели!
Хам хохотнул:
— А знаете… мы тут почти год мотаемся по волнам, ничего не видим, кроме звериного дерьма под ногами… а все еще не поубивали друг друга! Значит, братья, мы никогда не озвереем, если терпим друг друга столько времени в закрытом ящике. Вон даже у голубя кончилось терпение, хотя он за нами дерьмо не убирал.
Ной помалкивал, слушая рассуждения сыновей. Наконец за их спинами раздался голос Ноемы:
— Все к столу! Я приготовила роскошный обед по этому случаю. Там и поговорите.
Роскошный ужин состоял из самых простых блюд, просто впервые за все время плаванья за одним столом собрались всей семьей. Ной с любовью смотрел, как Ноема и невестки быстро накрывают на стол, краем уха ловил разговор сыновей, те все еще передавали веточку из рук в руки, Хам переводил разговор на то, чем будут кормить животных на воле, а Сим сказал глубокомысленно, не давая себя сбить с пути поисков внутренней сути:
— Господь через голубя преподает нам очередной урок…
— Какой? — спросил Хам с интересом.
— Думаю, — ответил после недолгого раздумья Сим, — можно сказать так: лучше соглашаться на более низкий уровень жизни на свободе, чем жить на подаяние в неволе.
— Просто на подаяние, — поправил Яфет. — Даже на свободе подаяние… унижает.
— И делает несвободным, — добавил Хам. — Сим, ты у нас лучший докапыватель до глубинного смысла!
Сим скромно улыбнулся.
— С вами это получается лучше. Подольше бы нам не разлучаться.
— А мы никогда не разлучимся, — заявил Хам уверенно. — С какой стати? Я ж говорю, если даже здесь не поубивали друг друга, то когда выйдем на простор… Эх, заживем!
Он ел быстро и с огромным удовольствием, позабыв про веточку и целиком отдавшись поглощению горячего чечевичного супа.
После обеда Ной взял веточку и отнес к ларцу, такую реликвию надо сохранить, но, когда открыл крышку, сзади молча приблизился Яфет. Ной благоговейно опустил веточку на дно ларца, Яфет сказал тихо, едва двигая губами:
— Отец, взгляни на кончик.
