Юрий Никитин - Начало всех Начал
Сегодня он перебирал мешки с зерном, прикидывая, сколько положить антилопам, а сколько зебрам, как вдруг трюм осветился небесным огнем, заблистали искры.
Ной ощутил присутствие огромного и величественного, душа встрепенулась и возликовала. Он пал на колени и воскликнул:
— Благодарю тебя, Всевышний, что удостоил меня посещением…
Прозвучал Голос, полный благосклонности:
— Зрю, хорошо следишь за тварями.
— Стараюсь, Господи!
— Хорошо стараешься.
— Спасибо, Господи!
— Как дети твои?
Ной запнулся с ответом, но молчание затягивалось, он ответил осторожно:
— Яфет чинит расшатанную клетку льва, Сим во втором трюме кормит и обихаживает зверей, Хам сейчас заменяет доски в правом борту, там прохудились…
— Молодцы, — раздался Голос, в котором звучала только доброжелательность, и ничего, кроме нее. — Сим, Яфет, Хам… Больше у тебя нет детей?
Ной запнулся на миг, развел руками.
— Я ведь не хотел заводить детей, — ответил он тихо, — Ты ведаешь. Еще Мафусаил принес весть, что весь мир погибнет и все люди утонут. Лишь когда Ты сказал мне, что позволишь моему потомству спастись, я и женился. Мне было тогда пятьсот лет! Я успел родить этих троих…
Голос сказал благосклонно:
— Помню, помню. Я обещал, что твое потомство спасется от потопа, и слово сдержу.
— Спасибо, Господь!
— Перестать благодарить по многу раз за одно и то же.
— Как скажешь, Господь! На все воля Твоя.
— Ну вот и хорошо. Так у тебя только трое детей?
Снова Ной замялся, тишина становилась напряженной, и Ной ответил сиплым голосом:
— Да, Господь. Ведь Ты запретил мне сходиться с женой во все время, что мы на ковчеге.
— Как и всякой твари на нем, — напомнил Голос.
— Да, Господь! Я за всем слежу.
Голос произнес сухо:
— Но не уследил. Впрочем, я не виню, за всеми не уследишь. Согрешили ворон, собака и келен. Да еще твой сын Хам под покровом ночи ходил к жене своей… Он сказал, что хочет прикрыть ее грех с Шахмаэлем, но хоть это и благородно, однако завет нарушен…
Ной ахнул:
— Так вот почему он вышел утром черным, как ночь!
— Да, — ответил Голос. — Что ж, хорошо, что ты ничего не нарушил сам… так ведь?
— Стараюсь, Господи!
Голос ничего не ответил, через мгновение Ной ощутил, что он снова один в трюме. С облегчением перевел дух, но не оставляло смутное предчувствие беды. Он подозвал Яфета, велел сложить мешки на месте, сам же поспешил наверх.
С верхнего этажа раздался душераздирающий крик. Ной, похолодев, помчался, прыгая через три ступеньки. Навстречу бежала жена, глаза вытаращены, волосы растрепались и вились сзади, как черные змеи.
— Что стряслось? — вскрикнул он.
— Дети! — закричала она диким голосом. — Дети мои! Иаван и Муак!
— Что с ними?
— Они… исчезли! Их нет!
Сцепив зубы, едва не теряя рассудок от горя, он примчался в угол, где поставили люльку. Еще издали видел, что она пуста. В голове страшно пронеслось воспоминание, как Творец пытливо спрашивал его о детях.
— Нет! — вскричал он, как раненый зверь. Ухватил себя за волосы, дернул, скривился от боли, дернул сильнее, стараясь простой болью заглушить боль в сердце. — Нет, Он не мог так!.. Он же обещал…
Ноема, захлебываясь рыданиями, спросила отчаянно:
— Что Он обещал?
— Что мои дети… уцелеют при потопе!
Вздрогнул от собственных слов, бросился к колыбели, начал ворошить тряпье… его пальцы сразу же наткнулись на теплое, мягкое. Из пустоты прозвучало недовольное кряхтение, затем обомлевшая Ноема и сам Ной увидели, как по тряпкам расползается мокрое пятно. Пальцы Ноя осторожно ползали по пустоте, ощупывая, трогая, с закрытыми глазами он отдал бы голову на заклание, что трогает своего ребенка Иаванчика. Но хотя кончики пальцев говорили, что прикасаются к теплому детского тельцу, он видел только мокрые тряпки. Вдруг запахло, по тряпке разлилось еще и желтое пятно. Послышался недовольный детский плач.
— Смени тряпки, — сказал он скорбно. Горечь сжала сердце. — Положи сухое…
— Ной…
— Они стали незримыми. Я соврал, что у нас только трое детей.
Она сказала в слезах:
— Ной… но ведь врать нельзя! Ты это постоянно твердишь детям!
— Да, — прошептал он. — Но сам… и вот наказан. Но даже тогда Он давал шанс признаться, покаяться, сказать правду… Он ждал! И простил бы… Обмануть — грех, но обмануть и не признаться — преступление гораздо худшее.
Он уронил голову, Ноема сказала тихо:
— И заслуживает, как показал Господь, наказания.
Ной прошептал:
— Неужели и дети мои будут повторять мои ошибки? Я ведь повторил…
— Что, Ной?
— Ева точно так же солгала! Почему это не послужило мне уроком?
Все время скитания по мутным водам небо оставалось в плотных рваных тучах. Не было ни дня, ни ночи, только постоянная угнетающая однообразная мгла. Если бы не драгоценные камни, все давно бы сбились, когда день, когда ночь, однако камни сверкали «днем» и тускнели на ночь, и Ной велел, чтобы все подчинялись этому ритму.
Свободолюбивый Яфет поинтересовался, а не стоит ли ложиться спать, когда хочется, а не когда указывают камни. Братья и жены слушали его с интересом и молчаливой поддержкой.
Ной покачал головой.
— Не будем уподобляться тем, — ответил он кротко, — кого Господь стер с лица земли.
— Да какое тут уподобление, — сказал Яфет непонимающе. — Просто спать еще не хочется…
— Есть закон, — пояснил Ной. — Человек отличается от зверя тем, что принимает законы, несвойственные ему от природы. Люди были стерты с лица земли потому, что не увеличивали запреты, тем самым отдаляясь от животных, а рушили даже те, что были приняты…
Яфет кивнул:
— …и тем самым приближались к животным. Разумно. Отец, ты иногда выглядишь туповатым, но ты на самом деле мудр… где-то там глубоко внутри, и сейчас объяснил все очень четко. Вопросов нет! Мы пошли спать.
Сим наблюдал за братом с неодобрением. Яфету все нужно разъяснять, он все старается понять своим умом, а ведь не все в мире можно понять, во многие вещи нужно просто верить.
…Воды усиливались еще сто пятьдесят дней, а в семнадцатый день седьмого месяца ковчег вздрогнул, под ним заскрипело, он чуть накренился.
Все замерли и впервые ощутили, что их мир не двигается по волнам, не колышется, не приподнимается и опускается, а стоит на месте, опустившись на нечто твердое.
— Подождем, — проговорил Ной шепотом. — Если под нами земля…
— Боюсь и поверить, — прошептала Ноема.
