Конец века (СИ) - Респов Андрей

Небольшой дождь начался без предупреждения, едва я сошёл на конечной станции в виду вокзала. Смеркалось, природа настойчиво напоминала мне, что идёт уже второй месяц осени. Я поёжился. Ну не отменять же задуманное, коль приехал? Чёрт, и в смартфон не заглянешь, чтобы выяснить ближайший прогноз. Будем считать, что это к удаче. И я, высморкавшись в придорожный куст, зашагал на запах креозота и соляры.

Контора экспедитора на товарной станции находилась метрах в пятистах вдоль от железнодорожного вокзала. «Офис» местного царя и бога грузчиков располагался в пристройке к одному из пакгаузов, что во множестве теснились вдоль железнодорожных путей. Сам бы я это средоточие хозяйственной мудрости искал бы до тришкина заговенья, если бы не помощь пожилого вокзального милиционера, с первых же моих слов распознавшего во мне студента и направившего по назначению, приговорив при этом со вздохом:

— Топай, паря, пошукай удачи, хучь таперь и не те времена…

Из вежливости постучав в дверь с табличкой «Экспедиторская контора», я вошёл внутрь. В небольшом помещении с единственным окном, смотрящим внутрь склада, за старым деревянным столом сидел абсолютно лысый человек с густыми чёрными усами. Одет он был во всё чёрное: рубашку, пиджак. Даже оправа его очков с толстыми дужками была угольно-чёрной.

На столе перед человеком, которого я уже мысленно окрестил гробовщиком, была раскрыта толстая амбарная книга, освещённая светом из лампы, рефлектор которой был повёрнут под острым углом к столешнице. И какого цвета была эта лампа, впрочем, как и допотопный телефонный аппарат? Правильно, чёрного.

Гробовщик оторвался от своего талмуда и поднял на меня взгляд, казавшийся пронзительным из-за высоких диоптрий линз его очков.

— Добрый вечер, уважаемый, — я выбрал нейтрально-вежливый тон, в последнюю минуту сообразив, что передо мной возможно кавказец.

— Добрый вечер, молодой человек, — всю дальнейшую инициативу разговора гробовщик предоставил мне.

— Меня зовут Гаврила, я студент-медик, хочу устроится у вас на подработку. Вагоны разгружать.

Гробовщик смерил меня медленным взглядом. На его лице не дрогнул ни один мускул. И снова промолчал.

— Простите, я могу спросить ваше имя-отчество, уважаемый?

— Ахмат Зелимханович.

Блин чеченец, дагестанец или кабардинец? И о чём я думаю? Соберись, Гавр! Причём здесь национальность? Да при том! Здесь, в этом городе, в этой реальности она всегда при том! Что-то я часто с самим собой спорить начал. Как бы чего не вышло. А, ладно! Один хрен, человеком быть надо в любой ситуации. Скажу ему всё как есть и аргументирую. Правда, чуточку приврать придётся, но тут уж без этого никак. Иначе за сумасшедшего примет и выгонит.

— Ещё раз простите, Ахмат Зелимханович, что отвлекаю. Но считаю, что смогу вам пригодиться. Вы не смотрите на мою внешность. Я много лет самостоятельно занимался, укреплял сухожилия и мышцы, дома в посёлке всегда брался за самую тяжёлую работу. Не курю. Не употребляю спиртных напитков. Если хотите, испытайте меня! — решил я не тратить лишних слов.

Кавказец едва заметно вздохнул и закрыл свою амбарную книгу, сняв очки.

— У меня все бригады давно сформированы. Взрослые сильные мужики. Мы студентов больше года на работу не берём. Непостоянные они.

— Простите, Артур Зелимханович…

— Чего ты всё прощения просишь, Гаврила? Взрослый же мужчина. А ещё врачом стать хочешь. Если по делу пришёл говорить, говори! Не мямли. Объясни мне толком мою выгоду в твоём найме.

О, как! А гробовщик-то не прост. И фразы строит сложные. И выговор без намёка на акцент. У него же на лбу высшее образование написано. А работает экспедитором на железке.

Я мысленно отмахнулся от некстати возникших аналогий.

— Так я в бригаду-то особенно не напрашиваюсь, Ахмат Зелимханович. Готов быть на подхвате. Браться за разгрузку любых грузов, даже самых невыгодных. Вы меня испытайте. Попробуйте. Дайте задание, на которое ваши грузчики не особенно согласны. Я тренировался. Могу работать всё ночь.

— Хм, — прищурился гробовщик, — лгунов я не люблю и время своё попусту тратить тоже.

— Погодите, Ахмат Зелимханович. Давайте так, — я достал из сумки полученные сегодня с таким трудом бутылки, — я ещё раз извинюсь, Ахмат Зелимханович, но не из слабости. Просто, я не знал, с кем в вашем лице встречусь. Вот и прихватил универсальный бакшишь. Всё-таки в России живём. Просто, не хочу обидеть вашу веру, — и поставил бутылки на край стола.

Первый раз я увидел, как гробовщик скупо улыбается. Страшноватое зрелище.

— Повеселил, студент. И удивил. Что до водки этой… Нет, не обидишь. Я сам не пью, но для дела сгодится. Например, отдать тем грузчикам, которым придётся за тебя работу доделывать. Значит, испытать предлагаешь?

— Именно, Ахмат Зелимханович! — похоже, у меня появился шанс.

— Что ж, повезло тебе, студент. Если бы не дождь, указал бы я тебе на дверь. И пошёл бы ты со своей водкой…гхм, искать заработок в другом месте. Но вчера мне пригнали целых два вагона с солью. Вагоны старые, доски худые. Понимаешь я о чём?

— Под дождём часть мешков постепенно промокнет, соль впитает влагу и станет весить намного больше. Мешки бумажные?

— Соображаешь, Гаврила.

— Зовите меня Гавр, Ахмат Зелимханович.

— Гавр? Гавр…гаур…гяур? Что ж, Гавр, так Гавр. Тебе подходит, студент, — ещё раз оскалился гробовщик. Пойдём со мной. По накладным у меня в двух вагонах больше ста тонн соли. Неделя на разгрузку, потом штрафы пойдут.

— А разгружать на поддоны нужно? — решил я поинтересоваться, когда мы вышли под моросящий дождь. Гробовщик даже не поёжился, хотя к ночи явно похолодало.

— Ишь чего захотел! В кузов газона будешь таскать, да не валом! Складывать аккуратно. Постарайся сначала сухие, а потом как получится, — Зелимханович скептически взглянул на меня, но больше ничего не сказал и ускорил шаг

Едва мы дошли до нужного места на путях, где вагоны с солью были подогнаны к товарному перрону, как гробовщик неожиданно гортанно крикнул:

— Хо! Степаныч, просыпайся!

Из распахнутых дверей примыкающего к перрону склада высунулась взлохмаченная голова какого-то мужика.

— Чё, Зелимханыч, уговорил бригаду?

— Нет. Вот тебе пока грузчик. Один. Гавром кличут. Обещал за ночь управится. Подгоняй газон, — и больше не сказав ни слова гробовщик развернулся и зашагал обратно.

Взлохмаченная голова перевела на меня взгляд и хрипло заржала.

— Ну чё, открывать вагон, пацан? Или сразу уйдёшь, пока дождик накрапывает?

— Открывай, Степаныч. И грузовик подгони. Экспедитор сказал перегружать сразу в кузов.

— А…ну-ну, пионер. Не надорвись, тока. Мне с тобой недосуг, кабину я запру, как справишься — разбуди. Я на складе. Поссать там, — он указал на неприметную дверь у соседнего склада, — там же и напиться можно. Вопросы?

— Нет вопросов.

— За@бись! — лохматый водитель, облачённый в ватник, тихо матерясь и громыхая кирзачами зашагал по въезду на перрон. Вскоре послышался звук работающего двигателя и по пандусу задом к вагону, прямо под навес, который накрывал перрон лишь наполовину, съехал ГАЗ-53 с фургоном.

Степаныч остановил грузовик в полутора метрах от вагона, заглушив двигатель. Хлопнула дверца, водитель, оббежав машину с противоположной от меня стороны, скинул лязгнувшую задвижку.

— Двери сам откроешь. Сходни у стены склада найдёшь. А я спать. Не нанимался! — пояснил почему-то недовольным голосом Степаныч и скрылся на складе.

— Мда…спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — пробормотал я, расстёгивая джинсы и рубашку.

Переодевшись в рваные штаны и решив вовсе не надевать верха, я остался босиком. Задвижная дверь вагона уехала в сторону и передо мной во всей красе открылись плотные штабели четырёхслойных бумажных мешков с солью.

Сходни, сбитые из потемневших от времени сосновых досок, показавшиеся мне не столько тяжёлыми, сколько громоздкими, были отполированы временем и тысячами подошв грузчиков. Перекинув из от вагона в кузов и убедившись, что наклон не мешает устойчивости временного деревянного моста, я принялся за работу.