История Золушки - Макс Мах
С одним из них Сиротин даже познакомился лично. Лейтенант флота Симон де Монфор, невысокий темноволосый и темноглазый крепыш, оказался своим в доску парнем, и лишь много позже, из некролога, случайно попавшегося ему на глаза, Сиротин узнал, что выпивал тогда с «наследным принцем» – будущим, если, разумеется, доживет, Симоном XI де Монфор-л’Амори графом де Эврё герцогом Анжуйским. Вот в компании этого так и не состоявшегося герцога и появился однажды в ресторации «Ла паризьен» нынешний поручик Львов. Но тогда он носил черную с серебром форму офицера флота, а над узлом галстука у него поблескивала в свете хрустальной люстры «Полярная звезда». Других наград у «Львова» тоже хватало, но он стал первым кавалером «Полярной звезды», которого Сиротин встретил вживую. Оттого, наверное, и запомнил. Но сам он сидел за другим столиком – довольно далеко от де Монфора и «Львова», и подойти, чтобы представиться, постеснялся…
* * *
Снилась всякая хрень. То рождественский бал в гимназии, то первый выход в самостоятельный полет, а то и вовсе заплыв в шелковом белье в «ласковых» водах Адриатики. Сны были рваными. Сцена тут, фраза там. Никакого порядка, никакой цельности, логики и системы, сплошной морок и душевное томление.
Кира проснулась и некоторое время просто лежала не шевелясь и не открывая глаз. Надеялась, что сумеет еще раз ускользнуть в объятия красавчика Морфея, но сон, как назло, не шел. Возможно, сын Гипноса просто не велся на баб, предпочитая мужчин. Не исключено, но по факту, пришлось окончательно проснуться, открыть глаза и «ожить». Часы показывали четыре двадцать три, и было очевидно, что еще раз заснуть не получится. То есть можно, конечно, выпить полстакана водки и завалиться обратно в постель. Может быть, ей удастся задремать, но спать останется всего ничего. Вставать-то все равно в шесть!
«Ладно, – решила тогда Кира, – сбегаю, раз такое дело, на аэродром. И польза для здоровья, и делом займусь».
До аэродрома, вернее, до командного пункта и домика, в котором коротают ночь дежурные пилоты, бежать всего четыре километра. Это, если по дороге, а не по прямой. Но напрямки в темноте даже ходить не следовало, не то что бежать. Каменистая всхолмленная местность, ледниковые валуны, скальные выходы, кустарники и негустая березово-сосновая рощица – тут и днем все ноги переломаешь. А дорога между тем вполне приличная, накатанная и, говорят, даже в распутицу не раскисает. По ней на аэродром постоянно ездят автомашины и колесные тракторы. Кира тоже обычно туда ездила, тем более что кроме попуток в ее распоряжении имелись штабной вездеход, напоминающий внешним видом американский джип, и мотоцикл. Мотоцикл был ее собственный – «цундап» последней довоенной модели, купленный по случаю еще в Сербии. Его вместе с сундуком, в котором находилось остальное Кирино имущество, не поместившееся в чемодан, доставили пять дней назад на грузовике с ближайшей к полку железнодорожной станции. Но сейчас ехать не хотелось, хотелось пробежаться. Четыре километра туда, столько же обратно – вполне приличный забег.
Сказано – сделано. Кира всполоснула лицо холодной водой, надела спортивный костюм и кеды, добавила, подумав, наплечную кобуру с «люгером» – все-таки война, ночь, пустынная местность – и побежала. Было довольно темно, тем не менее дорогу перед собой различить можно. Так что бежала Кира без напряжения и, как только вошла в ритм, думать о том, как дышать и куда ставить ногу, сразу же перестала. Бежала и думала о своем, «о девичьем».
Возможно, это сны ее дурацкие навеяли, а может быть, по какой-то другой причине, но вспомнилась ей сейчас учеба в Каче. Училище стало для восемнадцатилетней Киры настоящей школой жизни. Там она совершила свой первый прыжок с парашютом и выполнила первый самостоятельный полет. Выпила водки и поучаствовала в пьяной драке. В училище она первый раз дала и взяла первый раз тоже там и тогда. Хорошо хоть ума хватило не путаться с курсантами. Нашла себе симпатичного студента на вакациях, с ним и попробовала. Ни то, ни другое по первому случаю ей не понравилось, как, впрочем, не пришелся по душе и опыт «любви девочки с девочкой», который преподала ей в шикарной севастопольской гостинице Ольга Скавронская. Что нравилось Кире, на самом деле, так это летать. Но одно дело парить на планере – планерным спортом она занималась с пятнадцати лет – и совсем другое – самостоятельно пилотировать аэроплан. Даже если это не истребитель, а учебный биплан У-2.
Запомнился первый полет. Вывозил ее мичман[18] Ковалев. Он сидел в передней кабине, а она в задней, соединенная с инструктором лишь переговорным устройством. В общем, как в песенке, которую сочинили курсанты о Клаве Неверовой:
А в задней кабине учлета
Лишь пара голубеньких глаз
Смотрели в кабину пилота,
Быть может, последний уж раз[19].
Но и это еще не то. Впечатляет, но не более. Пассажиром летать не интересно, особенно для того, кто уже попробовал небо «на зубок». Кира попробовала, летая на планерах, поэтому и ждала, как светлого праздника, когда же ей разрешат наконец самостоятельный вылет. Дождалась, в конце концов. Взлетела, сделала пару кругов над аэродромом и села.
– Безупречно! – констатировал лейтенант Корнилов, руководивший в тот день учебными полетами. – Со следующей недели, курсант Амелина, приступаете к полетам в зону.
А пилотаж в зоне – это виражи, бочки, мертвая петля, когда весь мусор из кабины сыплется на тебя сверху, и ты вместо того, чтобы наслаждаться полетом, отплевываешься от сухой земли и пыли… Впрочем, на У-2 сильно не разгуляешься. Перестараешься ненароком, превысишь допустимые нагрузки, и прости-прощай, жизнь молодая, – развалится «фанерка» на хрен. Но Кира никогда не зарывалась, задания выполняла осмысленно, аккуратно, «без истерик и фанатизма», и за грань возможного (читай, разрешенного инструкцией) ни разу не зашла. Кое-кто – капитан 2-го ранга Зосимов, например, – глядя на такую ее «сдержанность» посмеивался в усы:
– Девка! Что с нее взять!
– Да и не нужно ей, – поддакивали другие. – Все равно истребителем ей не быть.
Ошибались эти деятели практически во всем. Кира в небе гормонам командовать собой не позволяла. Это парни могли буянить на всю катушку. Оттого и бились несчетно. Не только по неумению, но и по дурости, из-за ненужного лихачества, позерства или обыкновенного мужского раздолбайства. Там что-то не проверил, тут понадеялся на авось или еще как, а выходит все это обычно боком. Кира действовала иначе. Не трусила – не из пугливых! – но
