Сказания Умирающей Земли: Волшебник Мазериан; Пройдоха Кугель - Джек Холбрук Вэнс
Но однажды мимо проезжала на коне черноволосая Тсаис — поблескивая непреклонно ненавидящими глазами, она косила шпагой цветы. Неподалеку бродила невинная Флориэль. Тсаис воскликнула:
— Зеленоглазая женщина! Твоя внешность меня ужасает, ты заслуживаешь смерти! — и отрубила ей голову таким же движением, каким рубила цветы.
Услышав топот копыт, Турджан вышел из лаборатории — как раз в тот момент, когда Тсаис вершила кровавую расправу. Турджан побледнел от ярости; с его уст готово было сорваться скручивающее шею проклятие. Тсаис обернулась к нему и злобно выругалась; на ее искаженном лице, в ее темных глазах отражались мучительная тоска и непокорный дух, заставлявший ее бросать вызов судьбе и жить несмотря ни на что. В Турджане боролись противоречивые чувства, но в конце концов он позволил Тсаис ускакать прочь. Похоронив Флориэль на берегу ручья, он попробовал забыть ее, с головой погрузившись в исследования.
Через несколько дней он поднял голову и спросил:
— Панделюм, ты здесь?
— Что тебе угодно, Турджан?
— Ты упомянул о том, что, когда ты формировал Тсаис, у нее в мозгу возникло нарушение. Теперь я хотел бы создать девушку, такую же как она, столь же страстную и порывистую, но со здоровым духом в здоровом теле.
— Будь по-твоему, — безразлично отозвался Панделюм и продиктовал Турджану программу.
И Турджан стал выращивать сестру неистовой Тсаис, день за днем наблюдая за тем, как формировались такое же стройное тело, те же гордые черты.
Когда пришло время, она села в чане, открыв лучистые жизнерадостные глаза. У Турджана захватило дыхание — он поспешил помочь ей спуститься на пол.
Она стояла перед ним — влажная и обнаженная сестра Тсаис. Но лицо Тсаис подергивалось от ненависти, а спокойное лицо ее сестры готово было радоваться жизни; глаза Тсаис пылали яростью, а в глазах ее сестры сверкали искры воображения.
Турджан дивился совершенству своего создания.
— Тебя зовут Тсаин, — сказал он. — И я уже знаю, что ты станешь частью моей жизни.
Он забросил все дела, чтобы учить Тсаин — и она училась с чудесной быстротой.
— Скоро мы вернемся на Землю, — сообщил он ей. — В мой дом над широкой рекой в лесистой стране Асколаис.
— На Земле небо тоже переливается цветами радуги? — спросила Тсаин.
— Нет, — ответил Турджан. — Земное небо — бездонная темная синева, и в этой синеве движется древнее красное Солнце. Когда наступает ночь, в небе загораются звезды — они образуют созвездия, я тебе их покажу. Эмбелион прекрасен, но Земля обширна, ее горизонты простираются в таинственную даль. Как только Панделюм мне позволит, мы вернемся на Землю.
Тсаин любила купаться в ручье; Турджан иногда спускался с ней на берег и мечтательно забавлялся, обрызгивая девушку водой и бросая в ручей камешки. Он предупредил Тсаин об опасности, исходившей от ее сестры, и она обещала сохранять бдительность.
Но в один прекрасный день, когда Турджан уже готовился к отбытию, она ушла по лугам дальше обычного, забывшись в созерцании спектральных переливов неба, величественных высоких деревьев с утопающими в туманной дымке кронами, изменчивых цветов у нее под ногами; она смотрела на мир с изумлением, доступным только тем, кто недавно встал из растильного чана. Тсаин поднялась и спустилась по нескольким склонам, после чего зашла в тенистый лес, где журчал еще один ручей. Напившись прохладной воды, Тсаин прошла дальше по берегу и вскоре заметила небольшую землянку.
Дверь хижины была открыта. Тсаин заглянула внутрь — ей хотелось знать, кто там живет. Но землянка пустовала; единственными предметами в ней были аккуратная циновка из травы, полка с простой посудой из дерева и олова, а также стол, на котором стояла корзина с орехами.
Тсаин повернулась, чтобы уйти, но тут же услышала топот копыт, угрожающе приближавшийся, как дробь барабана судьбы. Черный конь остановился прямо перед ней. Тсаин робко отступила в хижину — все предупреждения Турджана пронеслись у нее в памяти. Но Тсаис спешилась и направилась к ней со шпагой наготове. Она уже замахнулась, чтобы нанести удар, когда глаза двух девушек встретились — и Тсаис удивленно замерла.
Если бы кто-нибудь стал свидетелем этой сцены, ему пришло бы в голову, что никто никогда не видел ничего подобного. Две одинаковые красавицы в одинаковых белых бриджах, подвязанных на талии, с одинаково горящими глазами и растрепанными черными волосами, одинаково стройные и бледные, стояли лицом к лицу — но лицо одной выражало ненависть к каждому атому мироздания, тогда как лицо другой с восхищением приветствовало жизнь.
Тсаис обрела дар речи:
— Как это может быть, ведьма? Мы похожи как две капли воды, но ты — не я. Или на меня снизошло наконец благословение безумия, чтобы помрачить мое восприятие мира?
Тсаин покачала головой:
— Меня зовут Тсаин. Ты, Тсаис, — моя сестра, мы близнецы. Поэтому я должна тебя любить, а ты должна любить меня.
— Любить? Я не люблю никого и ничего! Я должна тебя убить и тем самым избавить мир от еще одного исчадия зла! — Она снова замахнулась шпагой.
— Нет! — отчаянно вскрикнула Тсаин. — Почему ты желаешь мне зла? Я не сделала ничего плохого!
— Плохо уже то, что ты существуешь! Кроме того, ты издеваешься надо мной и оскорбляешь меня, явившись сюда в моем безобразном обличье!
Тсаин рассмеялась:
— Безобразном? Этого не может быть. Турджан говорит, что я — красавица. Поэтому ты — тоже красавица.
Бледное лицо Тсаис окаменело:
— Ты надо мной смеешься.
— Ни в коем случае! Ты на самом деле прекрасна.
Острие шпаги Тсаис опустилось к земле. Ее лицо расслабилось, стало задумчивым:
— Красота! Что такое красота? Может ли быть, что я лишена способности видеть, как все, что какой-то демон искажает мое зрение? Скажи мне: как увидеть красоту?
— Не знаю, — призналась Тсаин. — Для меня это очень просто. Разве радужные переливы неба не прекрасны?
Тсаис с изумлением посмотрела вверх:
— Эти режущие глаза сполохи? Они вызывают либо раздражение, либо уныние, но в любом случае омерзительны.
— Смотри, как изящны эти цветы — хрупкие, очаровательные!
— Паразиты! Причем они отвратительно воняют.
Тсаин была в замешательстве:
— Не знаю, как объяснить тебе красоту. По-моему, ты ничему не радуешься. Что-нибудь приносит тебе удовлетворение?
— Только убийство и разрушение. Надо полагать, в убийстве и разрушении есть красота.
Тсаин нахмурилась:
— Я сказала бы, что убийство и разрушение — это зло.
— Ты
