Александр Кулькин - Когда наша не попадала
– Умён твой пестун, ох, умён. А скажи, коли тебе тяжко придётся, ты в храм побежишь?
– Зачем? – поразился такому вопросу Ивашка. – К умным людям пойду за советом, сам думать буду. Люди уже не маленькие дети, чтобы к тятьке по всем пустякам бегать. Сами должны со своими тягостями справляться. Негоже богов нашими делами нагружать.
– Это ты прав, – легко согласился Геллер, посмотрел на море и задумчиво продолжил: – А вот боги у нашего друга до сих пор ведут себя, как дети малые. Сильные, много умеющие, но жестокие дети. Всё лезут и лезут в дела людей, так и держат греков вместо игрушек. Вот и царь наш знакомый обидел кого-то из богов своих. А другие божки за него заступились, убить сразу не позволили. Попал Одиссей в их свару, так и мечется по морю-акияну, всё мечтает домой попасть. Бедняга.
– Так как же так? – прошептал парень. – За что мука такая? И глупая жестокость, нечеловеческая прямо.
– Так то ж боги. Не понять нам их дел.
– Я понимаю, что это не наши боги. У наших богов есть свои дела, которых я постичь не в силах. Но это просто от незнания, жизнь у нас разная. Но такой идиотской жестокости наши боги себе позволить не могут. Глупость какая-то…
– А ты у волхва про божеские дела спрашивал?
– Спрашивал, – усмехнулся воспоминаниям юноша и невольно потрогал правое ухо. – Словил «леща» и задание получил: понять Машку, старшую дщерь ковальскую.
– Суров, ох суров пестун твой, – покачал головой Геллер.
– Да добрейший человек, даже когда трезвый. Он же не сильно стукнул.
– Я не о затрещине, – отмахнулся дружинник. – А о задании. Суров, но умён! Ведь коли сможешь ты женщину понять, то дела божественные для тебя яснее света будут.
Спесь Федорович тем временем обеспокоился близостью арапских берегов. Поговорив с Грицем, приказал подобрать парус и, позвав Рыся, принародно поклонился в пояс.
– Уважь опчество, востроглазый наш. Посиди ночью, побачь, чтобы в берег не уткнулись. Да и народ подбери себе в помощники.
Немного заважничав от чести такой, Рысь, тем не менее, ломаться не стал и сразу согласился. Подобрал себе самых глазастых и отправился отдыхать под палубу. А Ивашка отправился искать своего «дядьку».
– Дядя Володимир, скажи-ка, неужто арапы такие воины сильные, что только при свете дня с ними встречаться можно?
Для начала Геллер похлопал рукой по доскам, приглашая садиться, потом сунул в руки парня веревку, показал, как надо её править и, только убедившись, что ученик понял урок, ответил:
– Нет, супротив наших арап не выстоит. Да и никто не устоит, в честном-то бою. Только вот ночью с арапами биться нельзя. Почему? А ты арапа, или, как они сами себя называют, негра видел? Вот то-то же. Ночью его не видно. Только глаза блестят и зубы белеют. Ну и представь: махнул я кулаком, попал… И всё, глаза заплыли, зубов уже нет. И куда второй раз махать? Никого же не видно. А народ дюже обидчивый, сразу за железо хватаются. Так что лучше с ними при свете солнышка встречаться, они тогда хорошо видны.
– А зачем драться-то? – поинтересовался волхв, ловко сплетая расхлеставшееся вервьё.
Володимир отложил канат в сторону, задумчиво посмотрел на море, почесал в затылке и неохотно сказал:
– А в самом деле, зачем? Не знаю, но иначе никогда и нигде не получается. Да и не со зла всё это. Удаль молодецкую показываем. Сам-то зимой на кулачки ходишь?
– А как же! – слегка обиделся Ивашка. – В честном споре и других посмотришь, и себя можно показать.
– Ну, знамо дело, – улыбнулся Геллер. – Девушки-то внимательно глядят. Да и синяки лучше всего поцелуями сводятся.
Не поднимая глаз от особо растрепанного вервья, Ивашка почувствовал, как на ланитах выступает предательский румянец. Но дядька только усмехнулся и раздумчиво сказал:
– Долго я думал, почему у нашего народа силы много. И понял! В хлебе нашем причина да в печах, что научили нас боги делать. Походили мы по морю-акияну богато, посмотрели… Нетушки у других народов хлебушка нашего ржаного, и печей-матушек тоже нет. Вон, нурги костры в домах жгут, галлы понапридумывали каминов каких-то. Другие тоже изгаляются, как могут. А вместо хлеба чего только не используют! Лепешки из чего только не пекут! А поставить тесто, погодить, да потом в печь его, истопленную по правде… Эх, лепота.
– Так что же, не наши совсем глупые?
– Нет, сынок. Есть, конечно, глупые люди, но народов таких не бывает. Просто у иных земля не такая или жарко слишком. А то и терпения не хватает, или ещё чего. Ведь есть у нас и ещё одна тайна. Любого примем к себе как родного. Будь человеком, уважай и соблюдай наши обычаи и станешь нашим, если не по крови, так по духу. Вот поверь моему слову, ежели всегда обычай этот соблюдать, то велика и сильна будет держава. Потому что сила наша в правде. Всё, на сегодня хватит, пойдём Лисовину подмогнём. Обед-то приготовить надо.
Ночь прошла тихо и безмятежно. Со спущенным парусом ладья дрейфовала недалеко от берега, но, кроме криков зверей, ничто не нарушало покой команды. Да и Рысь со товарищи зорко следил.
Глава четвертая. В Греции всё есть
Зато утром всё было торжественно. Вышедший на палубу Спесь Федорович был немногословен и величав. На красном парусе радостно улыбалось солнце золотое, и небесное светило смягчило свой жар, завидев такой почёт. Лучшие одежды надели ватажники и оставили на борту даже ножи. Не к врагам идём, неча железом бряцать. Журчала вода, охотно освобождая дорогу крепкому брусу ладьи, твёрдо держал прави́ло сусанин.
Но незнаком был берег, и хмуро косились на приближающуюся ладью серые скалы, на которых в беспорядке громоздились такие же серые домики. Споткнулся на ровной палубе Кудаглядов и, вознеся десницу свою к усмехающемуся солнцу, гневно вопросил:
– Куда ты завёл нас, сусанин-герой?!
И хор вопросил следом, потрясая различными предметами:
– Куда-а-а?!!
Но хмурился кормчий, молчал и только скептически разглядывал раскинувшийся пейзаж.
– Ты не отмалчивайся! – возмутился Спесь и решительно направился на корму, но потом остановился и вновь повысил голос: – А ты, Рысь, куда смотрел?
– Дык это, – смущенно мял в руке шапку востроглазый Рысь, – туман ночью пал, совсем не по погоде, и дык это…
– Ни слова о Дыке! Опять не попали к другу!! Да что это творится! – в сердцах Спесь Федорович с размаху кинул шапку на палубу и даже хотел было попрыгать на ней. Но природная бережливость все-таки взяла верх и, сердито кряхтя, Кудаглядов нагнулся за дорогой вещью.
Сусанин перестал морщиться и подал голос:
– Греция это, атаман. Та самая Греция, в которой всё есть.
