Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая
А этот странный звук, который слышен по нескольку раз в день? Ощущение такое, что… что прогревают авиационный двигатель, как это ни смешно…
Почти со злостью я подумал, что раньше был сообразительней. И умел делать логические выводы на минимальном материале. Расслабил мозги, привык всё решать палашом! Король Поединков, блин…
Это было не очень-то справедливо. Но я хотел на себя разозлиться, это иногда помогает…
…Во двор вышел Кристо и потянулся — совсем как обычный мальчишка, утром после хорошего сна вышедший на дачное крыльцо и увидевший, что и день будет хорошим тоже.
— Привет, — окликнул я его.
— Привет, — он снова улыбнулся, но уже мне и, подойдя, сел на корточки. — Поел?
— Поел, — кивнул я. Кристо помолчал и осторожно сказал, пряча глаза:
— Слушай… если всё-таки ты… ну… если тебе тяжело без… ты можешь… я, честное слово, не обижусь…
— Нет, Кристо, — покачал я головой. — Я обижусь на себя.
В одном он был прав. Я привык к Танюшке — в том числе и в плане того, что называют глупым словом «секс». Если у тебя есть девушка, то дрочка тебя уже не удовлетворит (если честно, я пробовал… но почему-то вдруг стало до слёз стыдно, и я больше не пытался…)
А уж если быть совсем честным, то я на какой-то момент задумался: а что, если правда?… Я же не собираюсь никого насиловать, Кристо сам…
Но потом я вспомнил всё, что видел из этого раздела. И понял, что в случае, если поддамся, то потеряю своё самоуважение — в гораздо большей степени, чем может его разрушить унизительное сидение на этой цепи. А главное — главное, я ощущал это! — Кристо, что бы он не говорил, уже не сможет относиться ко мне, как сейчас. Я не мог этого выразить словами, но как-то смутно ощущал, что моё присутствие здесь что-то потихоньку меняет в Кристо. В сломавшемся и изломанном мальчишке, смирившемся со своей участью… Словно росточек какой-то в нём пробивался.
Он был свободней меня физически. Я сидел в ошейнике на цепи. И всё-таки в чём-то я оставался свободней его…
— Олег, — тихонько сказал Кристо, и лицо у него было странным. — Олег, я ведь не сразу сдался… Я и с дороги бегал… Меня поймали, били… И здесь… Я сначала есть и пить отказывался… А потом — потом испугался… Я хоть и грек, — он жалко улыбнулся, — но эллина из меня не получилось.
А мне вдруг подумалось: вот не будь у меня якорей, которыми я вцепился в жизнь — Танька, друзья, мечта? Случись так, что всё это погибло бы у меня на глазах? Держался бы я так, как держусь сейчас? Или плюнул бы на всё, махнул бы рукой?… Да. Ведь и я мог бы, ничем я не лучше его. Просто мне чуть больше повезло, вот и всё…
— Да ладно, Кристо, — попросил я его смущённо. — Ты лучше скажи: в доме где-нибудь есть пара палок… вот такой длины? — я отмерил расстояние от кончиков пальцев вытянутой руки до противоположного плеча.
— Ты хочешь напасть на… — Кристо помотал головой. — Это бесполезно.
— Да знаю я, что бесполезно, — буркнул я. — Не собираюсь я на него нападать… пока. Так есть палки?
— Сейчас принесу, — кивнул он, поднимаясь на ноги и забирая пустую миску…
…Это даже удивительно, но Кристо оказался очень неплохим бойцом. Конечно, мне здорово мешала цепь, но всё равно. Он раскраснелся, глаза воинственно блестели, когда Кристо ударами своей палки ловко отбивал мои выпады — и даже сам наносил ответные удары. Я подумал, что неграм он наверняка не за просто так дался…
— Слушай, — я размаху оперся на палку, — а в доме ещё кто-нибудь есть, кроме тебя и этой черногубки?
— Пятеро негров, — пожал плечами, блестящими от пота, Кристо. — Ты их не видишь, потому что они со двора входят и живут там же, сзади. Это вроде охраны. А больше никого…
— Это хорошо, — я помедлил и сказал: — Вот, послушай, Кристо…
В тяжёлой мантии торжественных обрядов
Меня не встреть.
На площади, под тысячами взглядов
Хочу я умереть.
Чтобы лился на волосы и в губы
Полуденный огонь.
Чтоб были флаги, чтоб гремели труды
И гарцевал мой конь… Примерно так, Кристо. Примерно так — и никак иначе.
В.Высоцкий
Когда я отпою и отыграю,Чем кончу я, на чём — не угадать.Но лишь одно наверняка я знаю —Мне будет не хотеться умирать!
Посажен на литую цепь почёта,И звенья славы мне не по зубам…Эй! Кто стучит в дубовые воротаКостяшками по кованым скобам?!
Ответа нет. Но там стоит, я знаю,Кому не так страшны цепные псы, —И вот над изгородью замечаюЗнакомый серп отточенной косы.
…Я перетру серебряный ошейникИ золотую цепь перегрызу,Перемахну забор, ворвусь в репейник,Порву бока — и выбегу в грозу!
* * *Обнажённый меч Арагорна лежал на балюстраде, огораживающей балкон. Я подошёл и, встав рядом, взглядом попросил разрешения. Король кивнул, и я коснулся ладонью холодной Возрождённой Молнии.
— Я здесь уже третий месяц, Ваше Величество.
— Там, — поправил Арагорн. — Здесь — это не там.
— Там, — послушно повторил я. — Мне кажется, что я больше не выдержу. Часто кажется. Может быть, мне покончить с собой?
— Это не слишком хорошее желание, — тихо сказал Король и посмотрел мне в лицо печальными глазами. — Тебя ждут, князь. Ты мог и потерять веру, надежду… А как быть им? Получается, что ты уйдёшь — и тебя будут ждать напрасно? Тебе не будет больно. А им? А… ей?
— Я не знаю, как мне выбраться оттуда, — признался я. — Мне страшно. Я не знаю, что мне делать.
— То же, что и всегда, — сказал Король, и его меч блеснул на солнце. — Бороться.
— Бороться, — повторил я…
…Я проснулся от стука внутренней двери раньше, чем услышал голос Абди аль Карнайа — он громко и нетвёрдо распевал что-то весёлое, шаркал ногами и гнусно икал. Похоже, хозяин здорово повеселился и решил проветриться пешочком.
Я встал и подошёл к дверям — открыть засовы. Но аль Карнай вместо того, чтобы выйти, ткнул меня палкой между ягодиц, а потом, огрев по плечу, заржал, рыгнул и попёр по-русски, сбиваясь и продолжая постукивать меня палкой то по левому, то по правому плечу:
— Что подпрыгнул, белый жеребёночек?… Не ожидал п… п… хрыг… позднего визита? Ну прости, про-пр… сти, что так позддддддд… Я был занят, проводддил вр… ульк… мя. А счас вышел сюсюсюда, чтобббблюэк… ык… — от него дико разило «пейсаховкой». — Пыр… пыр… азвлечься… — он нагнулся и метнул харч мне под ноги, продолжая хихикать. А у меня сжались кулаки, и я почти ощутил, как опускаю их, сцепив «молотом», на жирный загривок… Но я хорошо знал, что в ответ на замах будет оглушающе-мягкий удар, который впечатает меня в стену. А потом — долгая боль в позвоночнике. Аль Карнай распрямился и упёр палку мне в горло. — Я… я… счас ахну ттттттт… бя парализатором, — он гордо улыбнулся, выговорив такое сложное слово без запинок, а я обомлел, — и оттттт… — он мотнул головой досадливо, после чего выпалил: — Оттрахаю! Оттрахаю тебя, а если мене пы… пынравится, то я бубубду этта и дыак… дык… дальше делать! Или даже… пыминяю т… тебя с Кккррристо ме… блюк… стами. И ты пи-рис-та-нешь смотреть на меня, как будто это я, — он ударил меня по почке (на этот раз очень больно, я с трудом заставил себя стоять прямо, но на глаза навернулись слёзы), — как будто это я сижу на цепи, а ты — х… х… хозяин! Нач… нём!
