Роберт Говард - Честь корабля
Проклятая машина возомнила себя сразу и необъезженным мустангом, и тонущим лайнером, дополнив все их трюки судорожными рывками и вращением, от которых у меня так закружилась голова и заболел живот, что мысли о неминуемой гибели перестали внушать ужас. Джонни все же ухитрился посадить аэроплан — не преувеличу, сказав, что для нас обоих это было приятным сюрпризом. Вначале я видел несущуюся на нас землю, затем прямо по курсу возникла постройка вроде большого загона с суматошно мечущимися людьми, и вдруг — тррах!
За несколько секунд все кругом превратилось в щепки и помятый металл, потом я вылез из обломков, ожидая увидеть в своей руке арфу. Но, к моему искреннему изумлению, я не умер, а еще поразительней было то, что руки и все остальное действовали ничуть не хуже прежнего.
Почти оглохший от свиста воздуха, я все же расслышал крики множества людей. Поведя вокруг диким взором, я пришел к выводу, что мы сподобились рухнуть прямо в середину большого, огороженного жердями корраля. За изгородью возбужденно подпрыгивали и вопили смуглокожие парни в сомбреро. Я помахал им рукой, давая понять, что со мной все в порядке, и повернулся к Джонни.
Услышав громкие жалобные стоны и увидев торчащие из-под обломков аэроплана ноги, я вцепился в них и вытащил его на свет Божий. Он был в сознании, но многочисленные ссадины здорово кровоточили. Поставив друга на ноги, я осведомился, сильно ли ему досталось. Джонни открыл было рот, чтобы ответить, и вдруг крикнул: «Стив, берегись!» В тот же миг я получил мощнейший удар в зад и птицей перелетел через груду того, что совсем недавно было аэропланом. «Помогите, помогите!» — вопил Джонни.
Выдернув сопелку из грязи, я стряхнул с глаз пыль и звезды, и сердито огляделся. Мой взгляд упал на мчавшегося сломя голову Джонни, он опережал на три корпуса самого огромного и свирепого на вид быка из всех, кого я видел. Мы попали в загон для крупного рогатого скота!
Джонни бегал не слабо, но бык нагонял, а зрители выли как волки. Гулко топоча, Джонни обогнул разбитый аэроплан, но рядом со мной споткнулся и зарылся носом в землю.
Я предпочитаю действовать не колеблясь. Под ногами лежал трехфутовый гаечный ключ Стилтона из набора инструментов Джонни. Я схватил его и, едва бычья голова опустилась, чтобы поддеть меня на рога, саданул изо всех сил. Ключ согнулся у меня в руках, зато бык рухнул, будто сраженный кувалдой, — что, по сути, и случилось. Чудище успело только вздрогнуть — я расколол ему череп.
— Спасибо, Стив!
Задыхаясь, Джонни кое-как поднялся и вытер с лица пыль и грязь. Его слова утонули в оглушительном реве по ту сторону ограды. Полагая, что даже пеонам по нраву настоящие богатыри, я повернулся, чтобы ответить на аплодисменты улыбками и поклонами. Но представьте мое изумление, когда я увидел море смуглых лиц, искаженных гримасой ярости, а над ними — лес угрожающе вскинутых грязных кулаков.
— Что за черт? — осведомился я у вселенной в целом, и Джонни смущенно предположил, что эти люди, кажется, чем-то сильно расстроены.
В эту минуту высокий стройный мужчина с усами и в мундире с золотым шитьем ворвался в ворота и подбежал ко мне.
— Свинья! — заревел он. — Собака-гринго! Убийство невинной скотины! — И не успел я понять, в чем дело, как он отвесил мне хлесткую пощечину, другой рукой выхватывая из ножен саблю. Но он так и не успел воспользоваться своей железкой. Пощечин я никому не прощаю, даже щеголям в золотых аксельбантах. Я познакомил его с моим хуком левой, после чего он ткнулся носом в грязь, а сабельные ножны встали торчком, словно хвост осерчавшего скунса.
Толпа заголосила, затем устремилась в загон с дубинками, мачете и револьверами, — не иначе, вообразила себя волчьей стаей, а меня безобидным ягненком. Я укладывал этих придурков рядами, как косарь — траву, их вопли были музыкой для моих ушей. Вскоре я, к своему стыду, обнаружил, что Джонни нашел убежище под обломками аэроплана. Его излишняя осторожность настолько обидела меня, что я удвоил усилия, и урон, нанесенный мною пылким аборигенам, выглядел поистине жутко.
Но в разгар бойни, когда люди падали как кегли, офицер с золотыми аксельбантами выдернул нос из грязи и кинулся вон из загона, увлеченно дуя в свисток. Тут же в ворота хлынул взвод солдат с отнюдь не игрушечными ружьями. При виде этой теплой компании гражданские отпрянули от меня — те, кто способен был отпрянуть. По приказу офицера солдаты в желтых мундирах образовали шеренгу и дружно взяли меня на мушку.
— Берегись, Стив! — завопил Джонни из-под развалин крылатой машины. — Они хотят тебя расстрелять!
— Ни с места! — рявкнул офицер на хорошем английском. — Ни с места, американская свинья! А теперь, пес, что ты нам скажешь перед залпом?
— Скажу, чтобы целились как следует! — заревел я, не остыв еще после яростной схватки. — Если промахнетесь, я усею этот бычий загон желтобрюхими трупами!
— Целься! — крикнул офицер по-испански, и я напряг мышцы ног, чтобы прыгнуть на солдат, но тут кто-то скомандовал: «Отставить!»
Все мы обернулись и увидели въезжающего в корраль на лошади толстого коротышку. Он щеголял большущими усами, шляпу со страусиными перьями носил набекрень, а мундир едва не трещал под тяжестью золотых шнуров, позументов и эполет. Все пеоны сняли шляпы и низко поклонились, а офицер отдал честь.
— Генерал Сальвадор, что здесь происходит? — осведомился толстяк, а потом завопил, будто его резали: — Каррамба! Кто убил быка? Что за злосчастный сын греха прикончил моего любимца?
— Это сделал проклятый гринго, дон Рафаэль, — наябедничал офицер и заорал мне: — Смирно, свинья, когда на тебя смотрит высшее должностное лицо в государстве! Перед тобой дон Рафаэль Фернандес Пизарро, диктатор республики Пуэрто-Гренада!
— И что с того? — хмыкнул я.
Дон Рафаэль застыл как громом пораженный.
— Бык! — сказал он. — Мы выписали этого быка из Мексики. Каррамба, черт побери, кого-то за это повесят!
— Это сделали они, — осуждающе наставил палец на меня и на Джонни генерал Сальвадор. — Намеренно разбили в коррале свой проклятый аэроплан, пытались задавить нашего прекрасного быка дьявольской машиной! Потом этот верзила хладнокровно взял инструмент гринго и убил беззащитное животное ударом по голове. И за что? Всего лишь за то, что бык собрался выпустить кишки его жалкому спутнику!
Дон Рафаэль покрутил усы и поскрипел зубами.
— Так-с, — прошипел он гремучей змеей. — Теперь бой быков не состоится. Разбойники! Убийцы! Захватчики мирной деревни! Подобное оскорбление можно смыть только кровью!
Тут Джонни выполз из-под аэроплана и сказал на испанском, в изучении которого преуспел гораздо больше меня: