Оксана Демченко - Бремя удачи
– И что теперь?
– Если у тебя есть деньги в его деле, – с долей ехидства предположил Шарль, – постарайся забрать, пока не поздно. Если работаешь на его заводе, приготовься к смене хозяина и порядков.
До конторы мы добрались молча, быстрым шагом. Ганс провел нас в комнату, отведенную по воле хозяина завода под дела партии. Оттуда нас направили в архив. Это было похожее на шкаф-переросток соседнее помещение без окон. Оно отчетливо пахло бюрократией – так сказал Шарль, принюхавшись. Серенький человек, не взглянув на нас, добыл из ящичка с ровными рядами картонок и разноцветными делителями нужную книжку-корочку, открыл, сверил имя и отдал Гансу. Тот расстроился, поник и передал мне: все внутренние странички были перечеркнуты крест-накрест. Серый человек казенным тоном вслух сообщил очевидное: решение по «делу герра Брима» окончательное, оно принято высшим советом. Я бросила плотный картон в сумку и громко, с чувством, поздравила отсутствующего по уважительной причине Гюнтера Брима с освобождением от взносов на глупость и упрямство. Ганс промолчал.
На обратном пути мы взялись сами выстраивать определение патриотизма, удобное нам всем и не имеющее никакого отношения к хаму Штольтцу и социалистам.
– Земля, где ты родился, священна, – припомнила я слова Марка Юнца. – Уважение к ней есть долг любого человека. Оно включает знание истории, языка и литературы, традиций и обычаев. Для человека, сменившего место жительства, ответственность велика вдвойне. Он обязан хранить память о прежней родине и учиться жить на новом месте. Тот же, кто не уважает законов дома, приютившего его, – злодей! И гнать его надо поганой метлой.
– Вроде неплохо, – с сомнением буркнул Ганс.
– Герр Кюне хороший, свой, – осторожно предположил один из молчавших всю дорогу провожатых. – Он Арью любит и историю знает. Он мне про Норхбург рассказал, а сам я и не знал ничего.
– Леммер лечил Вилли, а Штольтц денег не дал, значит, его и надо метлой, – задумался Ганс. Он даже повеселел, когда нашел крайнего и обрел цель.
Мы пошли дальше, но я понятия не имела, что сказанное породит значительные последствия. Подумаешь – слова. Их можно без счета разбрасывать, мыслями и тем более делами всходят очень и очень немногие. Иногда, сколько ни сей, пользы никакой. Может, имеет значение сезон? Или иные обстоятельства, которые порой – живительный дождь, а в иное время – суховей-губитель…
Мы добрались до университета на удивление быстро. Так бывает: в одну сторону идешь и дорога длинна, а возвращаешься – и не замечаешь истраченного времени. Потому что к последней свободной башне замка швартуется большой белый дирижабль, мало того что красивый, так ведь знакомый – «Орел». Я всю дорогу спотыкалась, цеплялась за руку Шарля, но снова закидывала голову, не глядя под ноги и продолжая гадать, кто прибыл. Потапыч? Невозможно, первый министр обязан заранее согласовывать визиты. Фредерика? Она без мужа не полетит. Леопольда фон Гесс? Так нас, фон Гессов, тут и без нее многовато, скоро начнут усердно выдворять. Мы как раз и есть люди с двумя родинами, по линии высшего мага Карла Фридриха, покинувшего Арью более ста лет назад, – арьянцы, но и другой крови намешано прилично. Я так вовсе приемная, неродная. И баронская вотчина фон Гессов в последние сто лет смешна и номинальна, это земля в ограде старого здания магического колледжа, пожалованная тому Карлу Фридриху еще нашим последним императором.
– Пойдем встретим их, – предложил Шарль и свернул к воротам своего замка.
Ганс просиял: он и не надеялся так скоро и удачно попасть в Норхбург, величайшее и новейшее чудо для всей Арьи.
Дирижабль как раз успел закрепиться на двух причальных мачтах, наспех установленных магами, спуститься до уровня стены и надежно к ней пришвартоваться: безветрие позволяло все делать без оглядки на погоду. Мы полезли на стену по узкой лестнице в три круто заложенных зигзагами пролета. Я бежала первая: не люблю узнавать новости с чужих слов.
Дверь пассажирской гондолы распахнулась, когда я только-только отдышалась. И я охнула, снова утратив способность дышать.
На красные камни стены первой шагнула моя мама Лена, а следом, рука об руку с ней, – моя родная мама Роберта…
– Мама? – позвала я обеих, неуверенно, мелкими шажками двигаясь вперед. – Как же это?
Я боялась, что мне снова, как в театре, запретят подойти близко. Потому что тайна, потому что мама Роберта носит тень Диваны и вместе они и есть наша правительница, то ли человек, то ли призрак, то ли тень былой удачи, которая давно растворилась, распалась на множество событий, истрачена и вылита до капли.
– Ренка, стоило тебе покинуть Ликру, – быстро сказала мама Лена, толкая вперед Роберту, – как наша правительница занемогла и потом скончалась. Правда, тень от нее отделилась. Потапыч собрал правительство и вписал тень Диваны в советницы. С правом вето на избрание первого министра и еще кучей полезных прав. Ну и ладно, плакали мы недолго, она и прежде была сильно похожа на тень. Зато мама твоя нашлась.
– Мама, – еще раз, увереннее, выговорила я.
Сердце колотилось где-то в горле, слезы были, кажется, сладкие, а солнышко сошло с ума, и я видела радуги в чистом небе без дождя…
Сзади, на лестнице, толкались и шумели. Я сперва не поняла, что произошло. Потом меня за плечи обняла рука Хромова, и все на свете стало хорошо и правильно. Я выпрямилась, пошла вперед и поймала их обеих – правой рукой Роберту, левой – Лену и обняла. Я действительно птица удачи. У меня целых две мамы! И обе – самые лучшие в мире, родные. Так бывает. Может быть, для этого надо пристрелить охотника и еще невесть что сотворить, может, меня моя удача наградила за то, что я справилась? Не знаю, не хочу знать. Не надо мне все знать, и не надо наперед загадывать. Иначе не останется этой сводящей с ума радости внезапных и таких долгожданных встреч. Чудесных, волшебных.
Я твердила вслух невесть что, путалась, и это было, наверное, смешно. Сперва познакомила Хромова с мамой Леной, которую он знает давным-давно, потом – с Робертой. Всем представила Шарля, и Ганса, и еще кого-то, кто подвернулся под руку и не был мне знаком, но это неважно.
– Ренка, гэть, – осадила меня мама Лена, щелкнув по носу. – Хватит, приходи в себя и веди нас в город. Дел невпроворот, времени ни минуты. Эти арьянцы – те еще вимпири! Их уведомили, что мы прилетим, так они вцепились и требуют, чтобы сударыня Скалли пела в этом замке вечером. Я тоже буду, а что? И здешних голосистых подвезут, мы прогоним дурные влияния от замка. Но до этого мы должны попасть на какой-то важный званый обед.
