Запретная кровь - Евгения Исмагилова
Она не узнает его, а если даже узнает – он уже другой. Старый Циглер безвозвратно исчез, а новый не походил на него. Несмотря на дружбу детьми, сейчас они давно чужие люди. Почему Эрик не подумал об этом до того, как решился сюда идти? Нет, он не будет с ней видеться. Стучаться ему теперь незачем.
Он шел вдоль каменных домов с соломенными крышами, припорошенными снегом, и думал о том, что времени на самом деле не существует. И вся беда – в голове у людей: ты запоминаешь лишь образ чего-то, что искажается в твоем уме, а когда видишь это снова, кажется, что оно не так прекрасно, как было раньше. А ведь дело лишь в тебе и только в тебе: спустя время изменился только ты сам.
Он остановился посреди улицы и поднял морду к небу, сам не зная зачем. Что-то странное творилось в нем, будто трескалась скорлупа, и то, что пробуждалось внутри, не походило на прекрасную птицу. Хотя…
«Что я здесь делаю?» – спросил он себя, оглядываясь. Кажется, за ним следили, он петлял, чтобы оторваться от преследователей… А теперь заблудился.
Что это? Какие-то звуки, похоже, толпа. Значит, он недалеко от главной площади, а там что-то происходит. Эрик невольно пошел на звук и вышел на площадь. Здесь стоял помост, вокруг него бушевала и выла толпа. Люди усердно драли глотки, требуя возмездия. На помост вывели грязную, избитую девушку, рядом с которой возвышался маг-палач в капюшоне с огромным топором и глашатай Лорда-Магистра в белоснежной мантии – символе божественной справедливости. За помостом громоздились кучи серого, многодневного снега.
– …Засим я приговариваю вас к смертной казни через отрубание головы, – закончил читать глашатай, пытаясь перекричать людей, бесновавшихся от предвкушения чьей-то смерти. – Приговор исполнить немедленно. Вам есть что сказать?
Крики стали такими оглушительными, что Циглеру захотелось оторвать себе уши. Казалось, голова вот-вот взорвется от громкого звука. Поэтому он не услышал, что ответила приговоренная.
Глашатай нахмурился и кивнул. Циглер тоже нахмурился. Что она сказала?
Тем временем палач занес над осужденной топор и велел ему загореться. Девушка закричала от ужаса. Ее подхватили под руки, поволокли к плахе и положили голову на особый белоснежный камень в форме идеального куба. Не успела она издать и звука, как топор со зловещим свистом рассек воздух.
Эрик смотрел на нее и не мог отвести взгляда. Их глаза встретились, приговоренная заметила его. Но как? Как она увидела Эрика в толпе, за лицами сотни людей?
Столько боли в ее взгляде! Столько осуждения. А ведь он ничего не может сделать.
«Я не виновата. Эрик Циглер! Я не виновата».
Топор упал и рассек ее шею. Маслянистые струи крови забили фонтаном, попадая прямо на людей, ближе всего стоявших к помосту. Казнь свершилась. Чудовище было побеждено.
О великий Альхор! Она невиновна. Ее казнили вместо Эйлит.
– Эй, ты! – окликнул его маг в форме Магистерского приказчика. – Тебя ожидают в цитадели. Живо за мной!
Эрику ничего не оставалось, как подчиниться.
* * *
Лорд-Магистр восседал в высоком кресле у камина, держа в руках чашку из розоватого фарфора. Рядом с ним хлопотал паренек с глазами разного цвета, раскладывая на столике блюдца с засахаренными фруктами: клубника, вишня и… дольки дыни. Странный фрукт из Хашмира, который Циглер мечтал попробовать. От вида крошечных кусочков, пахнущих, как нагретые полуденным солнцем сады, у него заурчало в животе, а изо рта невольно потекли слюни.
Заметив, как гость смотрит на угощение, Ибекс взял кусочек дыни особенной серебряной вилкой с двумя зубцами и показательно отправил в рот.
– Итак, господин Щен. Насколько мне известно, вы служите обережником у графа Теодора, – скучным тоном начал он. – И как же вы оказались в компании виконта де Гродийяра?
– Я сбежал от графа, – выпалил Эрик. Лучше состроить из себя наивного дурачка, тогда Ибекс точно ничего не заподозрит. – Боялся, что меня будут искать, поэтому отправился сперва в Гауц, оттуда – через менхитовые штольни.
– Да-да, знаю. Продолжайте. – В этот раз он съел клубнику. Умопомрачительный запах! Какая она, наверное, сладкая…
– Там я пересекся с Людвигом де Гродийяром. Его замок был разрушен, он попросил меня о помощи. Сказал, что идет в Бъерну. Я согласился, потому что тоже направлялся в Бъерну.
– Людвиг был на ногах?
– Без лошади, если вы об этом…
– Нет, я спрашиваю, сам ли он стоял или его несли?
– Сам, ваше превосходительство.
Циглер завилял хвостом, всем своим видом выражая дружелюбие.
– Он был один?
– Его обережница погибла в Аэноре.
– Я спрашиваю, был ли он один? – Ибекс недовольно повернулся к нему: он терял терпение. – Отвечайте на мои вопросы точнее!
– Один.
Лорд-Магистр задумчиво хмыкнул и откинулся на спинку кресла. Его халат из бирюзового синьюнского шелка переливался, будто вода, когда на него падал свет. Когда-то Ибекс был капитаном призраков, и говорят, собственоручно казнил три сотни предателей. Эрик всегда восхищался им. Кто бы мог подумать, что он назначит Циглеру аудиенцию? Да еще и с допросом!
– Почему вы сбежали от графа?
– Он не пускал меня домой. Я не хотел служить у него, хотел вернуться в Бъерну, но Варан меня отправил к Теодору фон Байлю.
– Так в том, что вы сбежали, виноват Варан?
– Не совсем, ваше превосходительство. Скорее, так получилось.
– Ответьте мне на простую загадку: «Чем больше из нее берешь, тем больше она становится». Если ответите правильно, получите вот этот кусочек. – Лорд-Магистр насадил дольку дыни на свою странную вилку и помахал перед мордой Эрика.
– Дайте подумать, ваше превосходительство. – Хвост снова своевольно завилял. – Чем меньше берешь, тем меньше становится…
– Это яма, Щен, – вздохнул Ибекс. Кажется, теперь он окончательно убедился в неисправимой тупости своего гостя. Такому точно не хватит мозгов всех обмануть. – Та яма, в которой ты будешь гнить, если предашь меня. Проследи, чтобы Людвиг собрал все Искры, а потом доставь их мне. Он наверняка встретится с той девчонкой, как ее… – Ибекс нарочно сделал вид, что не помнит, чтобы Эрик выдал себя, но Циглер не повелся. – Эйлит, кажется? Я сохраню жизнь обоим, обещаю, если они будут себя хорошо вести. И помни, пока ты служишь Магистерии – твоя семья в безопасности.
– О, вы очень добры, ваше превосходительство! Очень добры! – затявкал Циглер.
А у самого
