Роберт Говард - Знак Огня

Ахмед сказал несколько слов шейху, и тот поприветствовал женщину на своем языке. Он предоставил ей лучший дом в деревне. Лошадей увели, чтобы покормить. Ахмед шепнул своей спутнице:

— Аль-Авад на стороне турков. Не бойтесь, что бы ни случилось, я буду рядом.

— Постарайтесь достать свежих лошадей, — попросила она. — Я должна выехать как можно быстрее.

— Шейх клянется, что у него нет хороших лошадей. Возможно, он лжет, но наши успеют отдохнуть до следующего утра. Даже со свежими лошадьми не имеет смысла продолжать путь ночью. Мы поедем через горы, а там можно столкнуться с бедуинами Лоуренса.

Ольга везла важные секретные документы из Багдада в Дамаск. Ахмед знал о ее миссии, но она на опыте убедилась, что ему можно доверять. Утомленная долгой дорогой, девушка сняла мокрый плащ и сапоги для верховой езды и вытянулась на грязных одеялах, которые служили постелью. Она была первой белой женщиной, пытавшейся проехать из Багдада в Дамаск.

Только протекция, оказанная доверенному секретному агенту турецким правительством, а также ловкость и усердие проводника помогли ей проделать большую часть пути без приключений.

Засыпая, Ольга думала о долгих утомительных милях, которые ей предстоит проехать, об еще больших опасностях, которые ждут впереди: она достигла мест, где арабы воевали против своих завоевателей.

Турки еще удерживали страну, но этим летом арабы стали устраивать молниеносные набеги, взрывая поезда, перекрывая пути сообщения и убивая солдат на отдаленных постах.

Лоуренс вел племена на север, и с ним был таинственный американец Аль-Борак — тот, чьим именем пугали детей.

Она вдруг проснулась и села в страхе и замешательстве, не зная, как долго спала. Дождь все еще стучал по крыше, но с его стуком слышались крики боли и ужаса, вопли женщин и отрывистый треск винтовочных выстрелов. Вскочив, Ольга зажгла свечу.

Только она успела натянуть сапоги, как дверь резко распахнулась. Ахмед, шатаясь, вбежал в дом. Смуглое лицо его было мертвенно-бледным, между пальцами, прижатыми к груди, струилась кровь.

— На деревню напали! — крикнул он задыхаясь. — Люди в турецкой форме! Это какая-то ошибка! Они должны знать, что Аль-Авад на их стороне! Я пытался сказать офицеру, что мы друзья, но он начал в меня стрелять. Нам нужно как можно быстрее уходить отсюда!

Позади него раздался выстрел, и вспышка огня прорезала темноту. Ахмед застонал и упал. Ольга в ужасе вскрикнула и с удивлением посмотрела на стоявшего перед ней человека. Высокий офицер в турецкой форме преградил ей путь. Он отличался самобытной хищной красотой и смотрел на нее так, что кровь прилила к ее щекам.

— Почему вы убили этого человека? — спросила она. — Он был верным слугой вашей страны.

— У меня нет страны, — ответил тот, шагнув к ней. Снаружи выстрелы затихли, но вопли женщин стали громче и жалобнее. — Я собираюсь создать свою, как мой предок Осман.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Ольга, — но если вы не дадите мне сопровождающих, которые проведут меня до ближайшего поста, я доложу вашему начальству и…

Он захохотал.

— У меня нет начальства, глупая женщина! Говорят вам, я создатель империи. В моем распоряжении сотня вооруженных человек, и вместе с ними в этих горах я положу начало новой расе! — выпалил он, сверкая глазами.

— Вы сошли с ума! — воскликнула она.

— Сошел с ума? Это вы сошли с ума, потому что не понимаете, какие у меня возможности! Эта война обескровит Европу. К тому времени, когда она закончится, все нации обессилят. И тогда настанет очередь Азии!

Если Лоуренс заставил арабов воевать на себя, то почему бы мне, турку, не создать государство из своих людей?

Тысячи турецких солдат дезертировали к англичанам. Еще больше перейдет ко мне, когда услышат, что турок воссоздает империю древнего Турана.

— Делайте что хотите, — сказала Ольга, решив, что он обезумел и потерял чувство реальности; такое часто случается во время войны, когда кажется, что мир рушится, и любая дикая идея выглядит легко выполнимой, — но, по крайней мере, не мешайте моей миссии. Если вы не дадите эскорт, мне придется ехать одной.

— Вы поедете со мной, — заявил он, глядя на нее с пылким восхищением.

Ольга была очень красива — высокая, хрупкая, гибкая, с копной непокорных золотистых волос. Она выглядела так женственно, что даже широкая арабская одежда не могла этого скрыть.

— Вы слышите эти крики? Мои люди запасаются женами, которые нарожают солдат для новой империи. Вам оказана особая честь быть первой в серале султана Османа!

До этого она полностью полагалась на Ахмеда, который взялся провести ее в целости и сохранности через пустыню, но теперь решительно выхватила пистолет из-под блузы.

— Вы не посмеете!

Прежде чем она успела прицелиться, турок вырвал оружие у нее из рук.

— Не посмею? — Он засмеялся над ее тщетными попытками освободиться. — Что я не посмею? Говорю вам, сегодня рождается новая империя! Идемте! У меня нет времени на уговоры. Утром мы должны быть на пути к Сулейманову укреплению. Восходит звезда Белого Волка!

Солнце совсем недавно поднялось над зубчатыми скалами на востоке, а жара уже окрасила безоблачное небо в цвет раскаленной стали. По туманной дороге, рассекавшей необъятную пустынную равнину, двигалась одинокая фигура. В жарком мареве она постепенно приняла очертания всадника на верблюде.

Это был не араб. Одежда цвета хаки, сапоги, а также винтовка, болтающаяся у колена, указывали на то, что этот человек прибыл с Запада. Однако смуглое лицо и черные глаза делали его похожим на жителя Востока. В это жаркое утро по пустынной дороге ехал Фрэнсис Хавьер Гордон Аль-Борак, которого люди в разных странах от Золотого Рога до истоков Ганга любили, боялись или ненавидели в зависимости от своих политических пристрастий.

Он провел в седле почти всю ночь, но его тело, закаленное во многих скитаниях по свету, не ощущало усталости. Проехав еще милю, Гордон увидел неясные следы, тянувшиеся от горной гряды на восток.

Кто-то шел по этой дороге… вернее, полз, потому что на горячих камнях оставались темные смазанные пятна. Через некоторое время Гордон соскочил с верблюда и склонился над человеком, который, тяжело дыша, лежал на земле. Это был молодой араб. Аба на его груди пропиталась кровью.

— Юсуф!

Гордон распахнул мокрый плащ, взглянул на голую грудь и снова прикрыл ее. Кровь струилась из голубоватой пулевой раны. Здесь он уже ничем не мог помочь. Глаза араба начали стекленеть. Американец оглядел дорогу, но нигде не увидел ни лошади, ни верблюда — только темные пятна на камнях.