Джеффри Лорд - Осень Ричарда Блейда
Он еще долго впитывал картину этого мира, смотрел на длинную магистраль, тянувшуюся к серому горизонту и уставленную бетонными зданиями всевозможных форм и размеров. Гдето на границе поля зрения он даже смог различить нечто, напоминающее ограду — высокую, в два человеческих роста стену.
Странник вновь уставился на свое отражение в зеркале, пытаясь сообразить, кто же он такой. Но отражение молчало. Зато ему, кажется, удалось вспомнить имя. Он не мог поручиться, что это его собственное, но иного он не знал.
Он разомкнул губы, стараясь воплотить воспоминание в живые звуки, но ему удалось произнести только один слог:
— Гвен…
Он мог поклясться, что имя длиннее, но его окончание прочно застряло в горле.
* * *Человек сел на низкую постель, взял со столь же низкого столика маленькую черную коробочку. Несколько разноцветных кнопок, подсвеченных огоньками, неторопливо перемигивались на ней. Он нажал первую, и не сразу понял, что произошло.
Зеркало вдруг потускнело — вернее, просто перестало отражать свет, и на его месте взору открылся экран. Странник увидел садящую за столом женщину; она что-то писала левой рукой, правой подперев голову. Неведомо почему, это удивило его: что-то тут казалось неправильным, неверным. Женщина продолжала писать еще несколько секунд, затем, подняв глаза, уставилась прямо в комнату.
Она смешно открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба, не издавая ни звука. Вероятно, она была испугана.
Дверь начала открываться.
* * *Теперь в комнате появилась скамеечка — столь же низкая, как и все остальное. На ней сидел посетитель. Не давешний доктор с мясистым носом, а молодая, слегка близорукая женщина. Почему-то она больше казалась похожей на врача. Шапочки на ней не было, и светлые шелковистые волосы спускались до плеч. Странник невольно отметил изящные очертания маленькой груди и стройную линию бедер. Это наблюдение вызвало волну приятного тепла, разлившегося по телу.
— Значит, вы вспомнили, как вас зовут?
Голос был чуть более высоким, чем нужно, но отнюдь не неприятным, не визгливым.
— Мне кажется, да.
— Как же?
— Гвен…
Женщина на секунду задумалась; похоже, подобное имя она слышала впервые.
— Может быть, Эгван? — подсказала она.
Только что нареченный Эгваном пожал плечами. Видимо, женщине этот жест не показался непонятным.
— Тогда познакомимся. Я — Эрлин, ваш лечащий врач. Эрлин Лейн.
— А я думал, что тот человек, который здесь был…
— Это Дайн Джеббел, чиновник Департамента Государственных Перевозок.
Потому, с каким почтением она произнесла фразу, Эгван понял, что или сам этот Дайн, или весь его Департамент являются объектами огромной важности. Для того, чьи знания о себе и об окружающем мире отличались такой ущербностью, это было серьезной информацией.
— Я бы хотел почитать какую-нибудь газету… или книгу…
— Боюсь, Эгван, что вам еще нельзя подвергать свой организм подобной нагрузке.
Человек готов был поклясться, что за ее словами кроется нечто иное, нечто выходящее за рамки обычного беспокойства врача о состоянии больного.
* * *Книги ему все-таки принесли. На первое время их было даже довольно много. Разные, большие и маленькие, совсем новые и в пыльных тканевых переплетах, содержащие однообразный текст и полные цветных красочных иллюстраций. Однако все они обладали одной общей особенностью — информация, которую удавалось извлечь из них, была минимальной.
Однако малое все же лучше, чем совсем ничего.
Самое важное, что выяснил человек, ставший теперь Эгваном, сводилось к следующему: мир, который он видел из своего окна, почва, на которой росла трава и стояли здания, серые небеса, вечно затянутые тучами — все это называлось «Эрде». В одной из книжек, посвященной географическим открытиям полутысячелетней давности, он нашел даже карту мира.
Планета была почти полностью покрыта водой, посреди безбрежного океана насчитывалась дюжина небольших материков — скорее, крупных островов размером с Борнео или Суматру.
Борнео? Суматра? Странник не знал, что означает всплывшая в памяти аналогия; вероятно, это тоже были острова, но откуда ему известны эти названия, он не мог сказать.
Эрде являлась миром монокультуры, хотя каждый остров пользовался определенной автономией, но все без исключения входили в состав планетарного государства — Центральной Директории. Сами острова, в свою очередь, являлись Директориями помельче; та, где располагалась Столица, была главенствующей. Названия у Столицы не существовало; Столица или Город — вот и все. Кроме этих скудных сведений страннику ничего не удалось выяснить.
Он попросил Эрлин дать ему что-нибудь из древней истории, но женщина долго не могла понять, что же ему нужно. Только спустя несколько минут до нее дошло, чего он хочет — когда он объяснил, что имеет в виду времена, при которых существовало несколько государств.
Молодая женщина смотрела на него как на сумасшедшего.
* * *Дни тянулись своим чередом. На дворе явно стояла осень: все чаще лил дождь, небо целый день было затянуто тучами. И ни один из этих дней не подвел Эгвана ближе к разгадке собственной сущности. По-прежнему он оставался в полном неведении относительно своего прошлого. Но, что было хуже всего, он никак не мог понять, какую цель преследовала Эрлин — или те, кто стоял за ней.
Каждый день начинался с осмотра. Проводил его обычно тот, кого Эгван называл «дежурным врачом». Он долго изучал показания прибора, поочередно подключаемого к датчикам на теле пациента, потом что-то записывал и, не говоря ни слова, удалялся. Иногда, впрочем, вместо него заходила Эрлин. Тогда они перекидывались парой незначащих фраз.
Потом он завтракал. Обычно подавали безвкусное блюдо, что-то среднее между кашей и молочным супом. Как Эгван ни старался заставить себя почувствовать удовольствие от еды, ему это не удавалось. Видимо, он привык к другой диете.
До обеда он читал.
Газет по-прежнему не имелось, а художественная литература поставляла слишком мало полезной информации. Практически ничего нового он не узнал — только то, что последние двести лет Эрде находилась в состоянии полного социального застоя — никаких войн, революций, вообще, никаких событий, которые можно было бы назвать историческими. Произведения, посвященные прошлому, представляли собой панегирик властителям этого мира — Председателю Центральной Директории и его ближайшим помощникам. Обычно в заслугу им ставилось неожиданное посещение того или иного города, разговор на улице с «первым встречным» и тому подобные достижения. Лишь однажды он наткнулся на описание того, как около полувека назад, во время катастрофического землетрясения в Экваториальной Директории, местному Председателю удалось в короткий срок наладить снабжение пострадавших пищей, транспортом и медикаментами. Это преподносилось как великий подвиг всех времен. Но как ни старался странник найти число погибших, ему этого сделать не удалось.
