Пещера - Геннадий Петрович Авласенко
– Молодец!
И, помолчав немного, добавила:
– Не думаю, что Ник съест тебя за это. Он не так дурно воспитан, как эти волосатые…
– Я тоже на это надеюсь, – пробормотал Мэг. – Но у нас очень мало времени. Ник скоро вернётся.
Рут встревожилась.
– Тогда делаем вот что, – сказала она деловито. – Я попытаюсь поставить под свой контроль анализаторы, а ты…
– Все анализаторы? – спросил недоверчиво Мэг. – А у тебя получится?
– Должно получиться, – заверила его Рут. – Вернее, я попытаюсь.
– Это уже честнее…
– Ты не веришь, что у меня получится?
– Нет, почему… – Мэг замялся, но Рут ясно видела, что он действительно не очень то в это верит. – Это довольно сложно. Даже сам Ник…
Мэг замолчал, не договорив.
– Ладно, хватит об этом, – сказала Рут. – Сейчас я постараюсь максимально ускорить его пробуждение, а ты тем временем…
– А я тем временем…
– А ты тем временем, давай, придумывай! И помни, что времени у тебя… у нас, то есть, не так и много…
* * *
Сознание возвращалось медленно, какими-то неровными толчками. И почти одновременно с сознание, возвращалась память. Я уже помнил многое… я помнил уже всё, произошедшее со мной, до самых мельчайших подробностей помнил…
И тот удар, казалось, надвое расколовший мне череп… и второй удар в спину, острый и безжалостно холодный… удар, казалось, пронзивший насквозь измученное моё тело…
Вместе с сознанием и памятью должна была возвратиться и боль, и я с ужасом ожидал неизбежного её возвращения. Боль обещала быть не просто сильной, и не просто очень сильной, она обещала быть огромной.
Огромная и беспощадная, боль эта должна была обрушиться на меня всей своей мощью, смять, раздавить уничтожить…
Как Серёгу тогда…
Но время шло, а боль всё не возвращалась и не возвращалась, и это было более чем странно, это было совершенно даже необъяснимо с точки зрения здравого смысла. Боли не могло не быть, боль просто обязана была существовать во мне, если только…
Если только я сам ещё существовал…
А может, я и вправду уже умер, и там, за таинственной смертной чертой действительно существует ЧТО-ТО… материальное или, по крайней мере, вполне осязаемое ЧТО-ТО…
И это ЧТО-ТО…
Я открыл глаза и обнаружил над собой всё тот же тёмный неровный пещерный свод.
Итак, я жив… жив, но…
Боли всё ещё не было, и это было более, чем странно…
Неужели я настолько плох, что не ощущаю даже боли? Я получил не один, два по-настоящему гибельных удара, и всё же, несмотря на это, я ещё жив…
И к тому же совершенно не чувствую боли…
Лерка! Где Лерка?!
Мысль о Лерке буквально подстёгивает меня, и я сначала чуть приподнимаю голову, а потом медленно и осторожно сажусь. Я осматриваю свои руки, я, удивляясь всё больше и больше, тщательно ощупываю свою голову, спину, плечо…
Мне по-прежнему ничего не болит, даже голова не кружится. Я абсолютно здоров и абсолютно целёхонек, к тому же…
Но ведь этого просто не может быть!
Интересно, сколько же я провалялся без сознания на этот раз? И почему не загнулся на холодном каменном этом полу, хотя бы от элементарной потери крови не загнулся? И почему меня никто не сожрал, хотя бы тот чёртов лев, аккуратно навещающий эту пещеру, считай, каждый вечер?
Ответов не было, а удивляться было просто некогда. А может, я просто отвык удивляться, чему бы там ни было?
И я встал. Просто встал на ноги и принялся внимательно осматриваться по сторонам.
При виде, в беспорядке разбросанной, Леркиной одежды сердце моё вдруг резко и болезненно сжалось.
Лерка! Маленькая моя!
Потом я замечаю тёмную волосатую тушу у входа, подхожу к ней вплотную.
Волосатый лежит на спине, а в груди его по-прежнему торчит нож, и, поколебавшись мгновение, я нагибаюсь и резко выдёргиваю окровавленный этот нож…
Он мне ещё пригодится…
Я смотрю на нож, смотрю на волосатую тушу у своих ног… и у меня появляется вдруг странное, совершенно неправдоподобное ощущение того, что…
…что времени, на протяжении которого валялся я в полном беспамятстве, прошло не так и много, и возможно…
…возможно, всё ещё продолжается тот самый страшный день…
Но ведь тогда…
Что означает тогда совершенное отсутствие боли, и абсолютно зажившие мои раны? На голове, спине, левом плече…
И почему-то я вновь этому совсем даже не удивляюсь. Просто принимаю как должное, ведь не это главное сейчас…
Главное, что у меня есть ещё шанс отыскать и спасти Лерку… вернее, у меня есть шанс попытаться сделать это!
Спасти Лерку…
Но как?!
Я представления малейшего не имел, куда мне идти, в какой такой стороне искать её похитителей. И даже если бы свершилось вдруг такое чудо, и я, случайно или не случайно, но наткнусь всё же на их шайку-лейку, что тогда? Что смогу сделать я с одним лишь жалким ножичком, противостоять которому будут никак не менее дюжины копий и дротиков…
И не менее дюжины увесистых дубинок против одного жалкого ножичка…
Я стараюсь не думать об этом, просто стараюсь ни о чём, вообще, не думать. Ибо только призрачная надежда найти и спасти Лерку, только она единственная и связывает меня ещё со всем чёртовым этим миром. В противном случае не стоило и трепыхаться…
– Надо идти!
Я произнёс эти слова вслух. Как молитву, как заклинание от злых духов. Как клятву произнёс.
Ибо я должен попытаться найти Лерку. Найти и спасти… или…
Или умереть вместе…
Крепко сжав нож, я принялся обшаривать взглядом полумрак пещеры. Копьё, где копьё? Копьё или дротик, как его там называют… тот, которым я тогда…
Дротик никуда не делся. Он лежал, точнее, валялся именно там, где я его и выронил. А рядом с ним…
…рядом с ним валялась в беспорядке разбросанная одежда Лерки, вся её одежда, начиная с чёрной кожаной курточки и заканчивая узенькими ажурными трусиками, валялась тут, на полу… и…
…и так напоминала о Лерке!
Маленькая моя!
К горлу моему вплотную подкатил какой-то солёный тугой комок, да так, что дышать трудно стало. И глаза мои перестали различать что-либо, сделавшись вдруг влажными до невозможности, но…
…но, сделав над собой невероятное усилие, я подавил, запрятал куда-то внутрь минутную эту слабость.
Леркину одежду я аккуратно запихал в её же кожаную курточку, задёрнув до предела на ней молнию и крепко связав вместе рукава. Получилось что-то вроде сумки, которую я забросил на левое плечо. В левую же руку я
