Джон Норман - Пленница Гора
Я, конечно, решила, что не буду прислуживать на этом праздничном ужине. Юта, как обычно, позволит мне уйти. Она знала, что я не такая, как все.
Сидя в темном бараке, я мрачно наблюдала за приготовлениями девушек к праздничному пиршеству. Они возбужденно переговаривались, смеялись и обменивались шутками. Такие, конечно, будут изо всех сил стараться услужить мужчинам!
По приказу Юты девушки с радостными лицами выскочили из барака и побежали получать шелка и ножные браслеты с колокольчиками.
Как я презирала этих жалких, слабых созданий!
Я осталась в бараке. Мне украшения не понадобятся. Я сегодня лягу спать пораньше. Мне нужно хорошенько отдохнуть и набраться сил. Завтра предстоит обычный рабочий день.
— Эли-нор, иди сюда! — услышала я голос Юты.
Это меня озадачило.
Я поднялась с пола и вышла из барака. У дверей стоял сундук с шелковыми накидками, колокольчиками и косметикой. К крышке сундука было прикреплено большое зеркало. Мужчин рядом не было. Никто не мешал девушкам делать последние приготовления.
Я удивленно посмотрела на Юту.
— Раздевайся, — приказала она. Меня пронзила страшная догадка.
— Нет! — воскликнула я. — Только не это!
Но под строгим взглядом старшей невольницы я сняла с себя рубаху. Юта бросила мне шелковую накидку и завернутые в нее ножные браслеты с колокольчиками.
— Ну пожалуйста, Юта! Может, не надо? — пробормотала я, чувствуя, как слезы наворачиваются мне на глаза.
Девушки прыснули со смеху. Они перестали вертеться перед зеркалом и уставились на меня.
— Пожалуйста, Юта! — разрыдалась я. — Я тебя очень прошу!
Юта была неумолима.
— Приводи себя в порядок, — отрезала oна. — Да постарайся выглядеть как можно привлекательнее!
Я обернула вокруг плеч шелковую накидку. Бросив на себя взгляд в зеркало, я невольно содрогнулась. Мне много раз приходилось стоять обнаженной перед мужчинами, но я еще никогда не чувствовала себя настолько голой, как в этом прозрачном одеянии. Это были горианские шелка для наслаждений. Даже одетая, я выглядела в них более чем обнаженной — если такое вообще возможно.
Я дождалась своей очереди перед зеркалом и по приказу Юты наложила на себя тонкий слой косметики, как того требует от невольницы горианская традиция. Я хорошо умела пользоваться тенями и румянами, поскольку на занятиях в Ко-ро-ба этому искусству уделялось довольно много времени.
Затем я привязала к щиколоткам ножные браслеты с колокольчиками и снова подошла к Юте.
— Пожалуйста, Юта, — попросила я. Она посмотрела на меня и рассмеялась.
— Ты хочешь, чтобы я помогла надеть тебе колокольчики на руки. Я правильно поняла? — поинтересовалась она, словно не замечая моего состояния.
Я уронила голову.
— Да, — прошептала я.
Юта взяла два узких кожаных браслета с колокольчиками и завязала их у меня на запястьях.
При каждом моем движении, как бы я ни старалась этого избежать, колокольчики издавали нежный, мелодичный перезвон. Я беспомощно оглянулась.
Девушки прихорашивались перед зеркалом, заканчивая последние приготовления. В своих шелках, с колокольчиками и умело наложенной косметикой они выглядели нарядными и весьма привлекательными.
— Ты довольно хорошенькая, — заметила мне Юта.
Я промолчала. Я чувствовала себя подавленной.
Через несколько минут Юта, остававшаяся в рабочей тунике, поскольку была освобождена от прислуживания за столами, начала проверку приготовившихся к празднеству невольниц. Она давала советы, делала замечания и говорила, что где кому из нас нужно подправить. Она за нас отвечала и хотела, чтобы мы выглядели как следует.
Вскоре очередь дошла и до меня.
— А ну выпрямись, — сказала она.
Сдерживая раздражение, я выполнила ее приказ.
Она подошла к сундуку, вытащила из него еще пять маленьких колокольчиков и привязала их к моему ошейнику.
— Чего-то не хватает, — заметила она, окидывая меня скептическим взглядом.
Я решила молчать.
Она: снова направилась к сундуку. Девушки раскрыли рты от изумления.
Юта достала из сундука громадные золотые серьги и вдела их мне в уши.
Слезы градом покатились у меня по щекам.
— Это, конечно, не оставит мужчин равнодушными, — усмехнулась она. — Нужно чем-то их поразить.
Девушки дружно рассмеялись.
Юта взяла белую шелковую ленточку и несколько раз, не завязывая, обернула ее вокруг моего ошейника.
Этим она подчеркнула, что я была девушкой белого шелка.
Инга с Реной рассмеялись.
— А вы не смейтесь, — остановила их Юта. — Вы будете помечены точно так же, иначе как бы Рафф и Прон, эти охотники из Трева, в самый неподходящий момент не забыли о том, что и вы — девушки белого шелка!
Теперь расхохотались остальные невольницы.
Я с возмущением заметила, что Инга и Рена проявили явное неудовольствие по поводу того, что и их ошейники обмотали белыми лентами. Я не могла этого понять. Неужели они хотели почувствовать себя беспомощными рабынями в объятиях Раффа и Прона? Очевидно, все обстояло именно так, и я снова почувствовала глубокое презрение к их женской слабости. А ведь Инга некогда принадлежала к касте книжников, а Рена прежде вообще была свободной женщиной! Ее даже величали госпожой Реной из Лидиса. Впрочем, стоит ли удивляться: все они рабыни по самой своей природе.
Мне было приятдо сознавать, что у меня нет с ними ничего общего.
Но как же унизительно мне, Элеоноре Бринтон из Нью-Йорка, будет предстать перед мужчинами и тем более прислуживать им в подобном одеянии, с колокольчиками на руках и ногах!
Юта сбрызнула каждую из нас туалетной водой.
— Ну, вперед, рабыни! — хлопнула она в ладоши, и девушки побежали к центральной части лагеря, где их встретили радостные, полные восхищения крики мужчин.
Мы с Ютой остались вдвоем.
— Ты тоже иди, — сказала Юта.
Со сжатыми от злости кулаками, надушенная, в прозрачной шелковой накидке, с колокольчиками, мелодично перезванивающимися при каждом моем движении, я угрюмо побрела к центру лагеря, где возвышался пламенеющий шелками шатер Раска из Трева.
— Вина, Эли-нор! Принеси мне вина! — крикнул молодой воин.
Сопровождаемая перезвоном колокольчиков, я поспешила его обслужить.
Опустившись перед ним на колени, я наполнила его кубок. Аккорды разливающейся по всему лагерю музыки были такими же знойными и пьянящими, как подогретое вино. Повсюду слышались крики, смех и стоны удовольствия, вырывающиеся из груди девушек, попадавших в объятия мужчин.
Праздник был в самом разгаре. Вино лилось рекой.
В центре, на посыпанной песком площадке, в алой шелковой накидке перед воинами танцевала Талена. Они осыпали ее обидными словами и швыряли в нее обглоданные кости и куски мяса.
