Джон Норман - Исследователи Гора
Мы выбрали этот зал для ночлега из-за девушек. Мозаичные изображения на стенах возбудили их донельзя. Изнемогая от желания, они выпрашивали разрешения танцевать перед нами и молили взять их. На примерах девушки обучаются особенно быстро. Видя лишь образцы мужского поведения, к тому же одобряемые обществом, волей-неволей начинаешь перенимать их. Такое подражание дается им с трудом, поскольку оно противоестественно. Зато женским моделям поведения девушки следуют совершенно органично. Понятие пола не есть нечто надуманное. Ни единой клеточкой своего тела женщина не напоминает мужчину!
Тенде млела в объятиях Кису. Он не связывал ее на ночь с того самого дня, как мимо нас по реке прошел объединенный флот речных народов, который наверняка уже стер с лица земли Билу Хуруму с его флотилией и отрядами аскари.
Я подошел к блондинке. Она послушно встала на колени и склонила голову. Я заставил ее подняться и связал ей руки за спиной. На шею ее уже была наброшена караванная петля.
— Ложись, — приказал я, и она опустилась на каменный пол.
— Ты свяжешь меня, господин? — спросила Элис. Я спутал ей запястья, привязал к темноволосой рабыне и тоже велел лечь. Следующей была Дженис.
— Готовься, — приказал я.
— Не связывай меня, господин! — взмолилась она, жалобно глядя на меня снизу вверх.
— Ты знаешь, что бывает за непослушание! Девушка проворно опустилась на колени и прижала лицо к моим ногам.
— Пожалуйста, господин, не бей меня! — Она подняла голову, обнимая мои ноги. — Позволь мне доставить тебе удовольствие!
— Вы сегодня уже потанцевали.
— Но я только начала возбуждаться, господин!
Я поднял ее за волосы и подволок к Элис и темноволосой рабыне. Там я бросил ее на колени, связал ей руки и присоединил к каравану.
— Прошу тебя, господин…
— Лечь, — приказал я.
Она опустилась на левый бок и тут же перевернулась на спину. Я задумчиво посмотрел на нее, прикидывая, стоит ли ее высечь.
— Позволь, позволь мне ублажить тебя! — Она приподняла бедра и потянулась ко мне.
— А ты хороша, рабыня…
— Господин! Умоляю…
— Ладно, — сказал я.
Конечно, следовало бы выпороть ее за то, что она осмелилась возражать хозяину. Придется хорошенько потаскать ее по шкурам.
— Славно стонет, — одобрил Кису.
— Горячая рабыня, — улыбнулся я.
Кису, скрестив ноги, сидел у костра в руинах огромного здания. Тенде лежала рядом, подложив ладони под голову
Я сел и оглянулся на Дженис. Рабыня лежала на боку, с караванной петлей на шее, со связанными за спиной руками. Я снова улыбнулся. Для мужского уха нет музыки слаще, чем жалкие, но жаркие стоны насилуемой рабыни.
— Видишь, Тенде, — сказал Кису, — из всех рабынь только ты одна не связана.
— Да, господин! — Она расцвела — Благодарю тебя, господин!
— Поэтому, — продолжил он, — подбрось-ка дров в костер. Она рассмеялась.
— Как ты жесток и суров, господин! — Тенде встала, принесла дров, бросила их в огонь и снова вытянулась на земле у ног хозяина.
— Можно ли мне повернуться лицом к господину? — спросила Дженис.
Она лежала спиной к нам, так, как я оставил ее. На теле ее виднелись синяки — я взял ее прямо на камнях.
— Можно, — позволил я.
Дженис не без труда повернулась и робко изобразила губами поцелуй. Глаза ее были влажны от слез. Я по горианскому обычаю подул в ее сторону, возвращая поцелуй, и отвернулся.
— Господин! Я люблю тебя!
— Заткнись, рабыня, — приказал я.
— Хорошо, господин, — всхлипнула Дженис.
Она стала бесподобной чувственной рабыней. Такая будет переходить из рук в руки бессчетное множество раз, пока однажды не встретит того, кого полюбит беззаветно и самозабвенно, кто, по тайным законам любовной химии, станет для нее идеальным хозяином — властным, суровым и непреклонным, способным жестоко избить за любую провинность и в то же время любящим и нежным. Этот человек больше никогда не продаст ее.
— Город большой, — задумчиво произнес Кису. — Может статься, что мы не отыщем здесь Шабу.
— Нужно искать, — отрезал я. — Я уверен, что он где-то здесь.
Внезапно Дженис отчаянно вскрикнула. Мы вскочили.
В зал ворвалось не меньше двух сотен вооруженных аскари. Я сразу заметил среди них Мсалити. А возглавлял воинов могучий чернокожий человек огромного роста, со щитом и копьем.
— Била Хурума! — воскликнул Кису.
52. ПИСЕЦ
Тенде с плачем бросилась в ноги Биле Хуруме.
— Я пойду с тобой! Только пощади их! Не убивай! Ты нашел меня, и я пойду с тобой по доброй воле! Но не причиняй им зла, великий убар! Отпусти их, умоляю!
— Кто эта женщина? — недоуменно поднял брови Била Хурума.
Кису отшатнулся, потрясенный. Тенде, онемев от изумления, смотрела на убара. Наконец она обрела дар речи.
— Разве не меня ты искал, великий убар? Разве не за мною ты пустился в опасный путь по реке?
— Где Шаба? — спросил Била Хурума.
— Не знаю, — ответил я.
— Великий убар! — вскрикнула Тенде.
— Кто это? — с досадой спросил Била Хурума.
— Не знаю, — пожал плечами Мсалити. — Я вижу ее в первый раз.
Била Хурума взглянул на припавшую к его ногам полунагую рабыню.
— Я видел тебя когда-нибудь?
— Нет, господин.
— Так я и думал. Вряд ли бы я позабыл такое тело.
— Раньше меня называли Тенде из Укунгу.
— Тенде из Укунгу? Кто такая Тенде из Укунгу?
— А-а! — припомнил Мсалити. — Ее послал тебе вождь Аибу для укрепления союза между империей и Укунгу.
— Но Укунгу и так часть империи, — сказал Била Хурума.
— Нет! — взревел Кису, выхватывая копье. Била Хурума даже не покосился в его сторону.
— Хорошенькая рабыня, — пробормотал он, глядя на Тенде. — Такую приятно получить в подарок, но при чем тут укрепление политического союза?
— Она — дочь Аибу, — пояснил Мсалити. — Ее прочили тебе в жены.
— В жены? — недоверчиво переспросил Била Хурума. — Уж не хочешь ли ты сказать, что эта славная зверушка была когда-то свободной женщиной9
— Именно, — подтвердил Мсалити.
— Это верно, милая? — обратился Била Хурума к Тенде.
— Да, господин.
— Ты Тенде из Укунгу?
— Так меня звали раньше. Теперь я рабыня, и меня зовут Тенде. Это имя пришлось по нраву моему господину.
— Ты когда-то носила одеяния свободной женщины? — спросил убар.
— Да, господин.
— Теперь на тебе лохмотья и дешевые бусы.
— Да, господин.
— Они тебе к лицу, — усмехнулся Била Хурума.
— Благодарю тебя, господин.
— Лохмотья и дешевые безделушки больше идут женщине, чем пышные наряды, верно?