Вспышка. Том 1, 2 (СИ) - Хорс Игорь

— Кроме Никиты никто больше не знает, где он, понимаешь? Я тоже не очень во все это верю, тем более что столько раз накалывались, но, — он оглянулся на офицера. — Дело теперь уже не только в Никите. Понятно тебе?

Иван кивнул, вздохнул, набрал на телефоне номер, протянул трубку профессору.

Профессор встал и пристально всмотрелся в речную гладь, словно капитан на мостике.

Разговор был короткий — вопрос, ответ. Не глядя, Запольский протянул трубку обратно.

— Давай на тот берег, и вдоль берега километра два по течению, — отдал он команду Лузину, управляющему лодкой. Потом взмахом дал знак лодке, плывущей следом, где кивком, мол, понял, ему ответил лейтенант.

Ник.

Драгоценное время уходило, но мы терпеливо дожидались вооруженное до зубов подкрепление, сидя на большой сухой коряге. Не прошло и получаса, одна за другой лодки подчалили к берегу. В одной все в зеленых камуфляжах — это профессор и охранники, в другой — полицейские в голубых. Профессор первым бодро спрыгнул с носа лодки, тут же по щиколотки погрузившись в зеленую жижу.

Вся деловитость сползла с его лица, изощренная интеллигентская брань гулким эхом задребезжала между деревьев.

Глеб толкнул меня в бок, хихикнул в кулак.

Я подавил улыбку, сжав зубы.

— Добро пожаловать в страшную сказку, — негромко сказал я Глебу.

— Это же кошмар какой-то! — высказался Запольский, окидывая взглядом окрестности. — Как же мы его тут искать будем, в этом ужасе?

— Вот так и будем, — сказал я, поднялся. — Ну что, вперед?

— Искать, — пробормотал Иван, широко шагая за профессором. — Было бы еще кого тут искать…

Запольский кинул на него недовольный взгляд, и Иван замолк.

Вся команда выгрузилась. Люди изумленно оглядывались, а собаки привычно рвали поводки, стремясь поскорее начать работать. Мы поздоровались со всеми по очереди, улыбнулись знакомым лицам — Лузину, Диме, Ивану.

— Вы нам сначала покажите, где он был, — сказал подошедший к нам офицер. — Чтобы собаки след могли взять.

— Надолго? — спросил я.

— Что «надолго»? — не понял офицер.

— Вы под ноги смотрели? Здесь же болото. Они у вас что, супернюхачи?

— Ну… — лейтенант пожал плечами. — А что теперь делать, попробуем.

— Тогда вот здесь, — сказал я и указал место, где недавно отдыхал дикий человек. Пролежал он здесь, видимо, несколько часов, потому что отчетливый свет его ауры даже сейчас еще проглядывал. Только вот дальше…

Собаки, что удивительно, след взяли.

— Вперед! За ними! — скомандовал Запольский, хотя никому его указания и не нужны были. Люди сами знали, что делать.

Мы пропустили команду вперед. Гуськом, след в след, они шли за кинологами, удаляясь в дремучие дебри.

Подошел профессор, наклонился ко мне.

— Вы знаете, где он? — спросил он, весь его командирский апломб исчез.

— Знаю, — ответил я.

Профессор приподнял брови, нервно сглотнул.

— Так чего же вы не говорите?! Может, и не надо этого ничего… если вы знаете.

— Может, и не надо.

— Так скажите! — нетерпеливо переминался он с ноги на ногу, готовый крикнуть удаляющимся «коммандос».

— Там, — сказал я и показал вглубь леса. — Он там. Я это точно знаю. Идет себе по этим же самым дебрям, хлюпает, падает. А еще он голодный и злой.

Глеб опять хихикнул в кулак, отошел в сторону. Запольский стоял с открытым ртом, непонимающе моргал, кинул взгляд на Глеба.

— Чего он смеется? Я не понимаю!

— Да они просто издеваются! — вставил подошедший Иван.

Глеб сдвинул брови, глядя на него, и Бабыкин спешно ретировался.

— Никита Алексеевич, что это значит!? — настаивал Запольский. — Вы… так вы знаете, где он, или нет?

— Пойдемте, профессор, — я взял его под руку, мы пошли следом за Глебом. — Теперь серьезно. Я знаю, что он где-то впереди. Точно знаю. Но он что-то такое делает, что я не вижу его следов, никаких. Вообще никаких. Только приблизительные координаты, направление движения и все.

— И что же? — Запольский был явно растерян. — Куда же мы идем? Что же делать?

— Попробуем довериться профессионалам, — кивнул я на впереди идущих. Уже слышалась брань, недовольные окрики, короткие и емкие матерные команды, лай собак.

— Я буду время от времени проверять… не знаю, как это сказать… сигналы что ли. Пусть будут сигналы. И, если что-то изменится, об этом вы узнаете первым.

— Да? Ну, тогда хорошо, — взгляд профессора смягчился.

— Я не меньше вашего хочу его найти, чтобы больше ничего не случилось… плохого.

— Это точно, — профессор оживился. — А то уже дети… ужас просто.

— Знаете, профессор, — сказал я. — Я проверил. Это не он.

— Что? Как? Вы точно знаете? — опять возбудился Запольский.

— Точно. Это волкопсы. Те самые собаки-волки. Они бродят по лесам, эти мутанты-неудачники, одичавшие собаки или полуволки, даже не знаю как их и назвать.

— Так вот оно что, — профессор остановился в задумчивости, провалился в канаву, но словно бы не заметил этого. — Вот, значит, какое чудовище видел тот мальчик.

— Да, чудовищ в наших лесах, оказывается, хватает. И творец им — сам человек.

Время шло. Мы тоже медленно, но верно двигались на север, пересекая речную петлю.

Через час наших блужданий по болотам и буеракам, земля поднялась, вода уступила место сухой почве, лес здесь больше стал походить на обычный. И мы пошли быстрее.

Сообщений не было, и я в очередной раз опустил руки на землю. Чувствовал его все явственней, все ближе. Мы на верном пути, зверь в ловушке, не рискнет он снова переплывать реку: там, на той стороне она шире в два раза, у него просто сил на это не хватит.

К обеду мы вышли на середину полуострова, устроили небольшой привал. Все от непривычной нагрузки и усталости валились с ног. Поиск осложнялся тем, что следы стали пропадать. Сначала исчезали куски по пять-десять метров, потом этот разрыв становился все больше и больше. И, чтобы искать вновь утерянный след, кинологам с собаками приходилось все дольше петлять из стороны в сторону.

И вот мы, пройдя две трети пути, встали. Собаки минут двадцать рыскали по лесу, за ними бегали взмыленные кинологи. Но тщетно. Все в недоумении: как так, были следы и вдруг исчезли?

Запольский с Бабыкиным сидели в сторонке, ассистент что-то яростно доказывал профессору, жестикулируя руками, строя гримасы. Профессор ничего не отвечал, лишь хмурился все больше и больше.

Но я-то знал, что происходит. Только не пытался никому ничего объяснять. Глеб тоже знал, профессор догадывался, изредка кидал на меня вопросительные взгляды, но я молчал. Не спеша брел за остальными, останавливался вместе с ними, время от времени проверяя свои «показания» прикасаниями к земле. Пока зверь был на полуострове, дальше он не становился, связь с ним стала отчетливей. Но надолго ли? Не придумает ли он что-то еще? Он может двигаться вдоль реки по буеракам, но, чтобы не отклонятся от своего маршрута — на север — ему рано или поздно все равно придется пересекать реку. Не по мосту же он будет ее переходить? Да и ближайший мост через Каму без малого километров в семидесяти.

Не нравилась мне это тягомотина, но ничего другого не оставалось.

И вот опять мы сидели на сухих валежинах, Глеб что-то уплетал из оставшихся с привала припасов, профессор в сторонке рисовал шестом на земле, тихо бубнил. К нам подошел офицер, развел руками.

— Ничего не понимаю! Ребята говорят, что следы то есть, то вдруг исчезают! Он же не может перелетать по двадцать-тридцать метров! Измучились уже все.

— Скоро совсем следов не будет, — ответил я спокойно.

— То есть как «не будет»?

— Вот так! Не могу я вам этого объяснить!

— А вы попробуйте! — настаивал лейтенант. — Тупостью я не отличаюсь!

— Хорошо, — я поднялся, рядом выросла гигантская фигура Глеба, он, видимо, решил, что может возникнуть небольшая заварушка. Офицер посмотрел на него снизу вверх и слева направо, но в лице не изменился. Кроме кинологов с бессмысленно рыщущими между деревьями собаками, остановилась вся команда, замерли, прислушиваясь.