Роман Злотников - Орел расправляет крылья
Причем доля русских (ну тех, кто уже считал себя таковыми) в этом моем населении подавляющая – миллионов шестнадцать-семнадцать. Но я был уверен, что еще пара-тройка поколений, то есть лет шестьдесят-восемьдесят, и все, кто ныне живут в России, как жившие здесь испокон веку, так и те, кто только приехал сюда, как тот почти миллион немцев, что убежали от своей бесконечной войны, – будут единый народом. Моя политика расселения, из этого времени кажущаяся некой блажью, должна была привести к тому, что никаких особенных различий между русским, десятки поколений предков которого жили где-нибудь под Тверью или Великим Устюгом, русским, чьи предки испокон веку жили в Астрахани, и русским, чьи дед с бабкой бежали в Россию из-под Штеттина, Эрфурта или Познани, никто, даже они сами, не будут видеть… И будет их к тому моменту уже не семнадцать миллионов, а все пятьдесят, а то и семьдесят. Вот тогда можно будет и подумать о присоединении тех же Молдавии и так далее… А пока – людишек надо копить, копить, а не губить в войнах… ну коль будет возможность их избежать.
– А чего тогда снова армию разворачиваешь? – поинтересовался Ванька, выбираясь из остановившейся у крыльца кареты.
Я хитро прищурился:
– А сам-то как думаешь?
Ванька расплылся в улыбке:
– Так чего тут думать – супротив свеев.
Да уж, шведы остались почитай единственной головной болью из той черной полосы, коя навалилась на страну после московского пожара. С остальным, дал бог, справились. С англичанами – замирившись с Кромвелем, с голландцами напряжение спало вследствие того, что у них начались шибкие напряги с англичанами и они испугались иметь против себя не одного, а двух противников. Не меньшей головной болью мог бы стать и Владислав IV, но, получив назад свою державу, он мгновенно погряз в разборках со шляхтой и к тому же был просто придавлен чудовищным долгом. Так что ни о какой войне ему пока и думать было невозможно, а более он мне ничем угрожать не мог. Османы попритихли, когда мои драгуны совершили в Едисанские и Буджакские степи такой же зимний рейд, какой послужил началом боевых действий в приазовских и причерноморских степях в Южную войну. И хотя едисанских ногаев после этого рейда выжило куда больше, чем причерноморских и крымчаков, но на что они были годны без скота и коней? С финансами дело также наладилось…
– Да, но не только, – кивнул я.
– А против кого еще? – удивился сын.
Ох, блин, какой же он еще сопливый…
– Просто… дворяне должны служить, понимаешь, сын? – Я приобнял его за плечи. – А то какие же они дворяне? И быть готовыми в любую секунду своей грудью закрыть от любого ворога свою страну.
Ванька приостановился и, серьезно взглянув на меня, спросил:
– Как ты тогда… ну во время первой битвы с Густавом Адольфом?
Я резко затормозил.
– А ты откуда это знаешь? Я ж… Вот дьявол! – Я покачал головой.
О том случае, когда я рванул останавливать бегущих стрельцов и получил пару пуль в кирасу, рассказывать кому бы то ни было я запретил напрочь. По дурости ведь все случилось-то… Да и не хватало еще Машку волновать. Она как раз тогда на сносях была. Ваньку донашивала. И вот, как выяснилось, сия история не только не исчезла в тумане лет, но вполне себе живет да здравствует.
– Нам про это капрал еще в первый же день службы рассказал, – усмехаясь, пояснил Ванька. – После того как мы три версты отрысили. Гордитесь, мол – не землю носом ковыряете, а в российской армии служите. В коей все – от рядового стрельца до самого царя, в едином строю, плечом к плечу Родину защищают. И свою пулю не боятся грудью принять…
Я усмехнулся. Что ж, если так – то пускай…
– Ванечка! – Машка встретила сына, обняв его за плечи и влепившись головой в его грудь.
Она была ему как раз по подбородок. Моему чуду исполнилось уже тридцать девять, и она была все такой же гибкой и тонкой, как и в тот день, когда я ее впервые увидел. Ну мне так казалось, во всяком случае… Пятеро детей никак не отразились на ее фигуре. И даже ночью, когда мы занимались тем… ну… чем обычно занимаются любящие друг друга муж и жена, я не мог найти на ее теле никаких следов многочисленных родов. Так что блажь это все, что роды портят хоть что-то, и вранье. Сколько баб вообще никогда не рожало, а посмотришь на них – да у швартовочного кнехта талию найти легче! Или, наоборот, – жертва Освенцима… А следом за матерью на брате повисли и две моих дочери – тринадцатилетняя Елена и пятилетняя Ольга. Елена уже была сосватана за младшего сына датского короля Кристиана IV – принца Фредерика, но я твердо заявил, что до шестнадцати лет ребенка никуда не отпущу. И пока Ленка жила с нами. Ну как и невеста Ивана, дочь Брагансского герцога Жуана, всего как девять лет назад ставшего новым португальским королем Жуаном IV, живет со своими родителями. Девочке было всего одиннадцать лет, но она должна была принести за собой то приданое, на которое я давно точил зубы, – остров Флориш, а возможно, и не только его. Но о Флорише договорились точно.
Дело в том, что Иберийская уния оказалась для португальцев хуже горькой редьки. Во-первых, испанцы их просто разоряли налогами, во-вторых, их колонии подвергались постоянному разорению враждующих с испанцами англичан и голландцев, ну а в-третьих, когда они пытались возмущаться – их просто убивали, как во время восстании в Эворе. Так что португальцы уже давно были на грани восстания. И все это раскопал мой агент во Франции Козьма Мятышев, сменивший там постаревшего и уже давно постоянно хворавшего Трифона Голеватого (ох, сдает моя старая гвардия, сдает…). Я тут же сделал стойку и велел поискать того, кто может стать новым португальским королем. Ну явно же он должен, как и любой заговорщик, испытывать большие трудности с финансами. А тут я, весь такой добрый и с деньгами…
Пока искали – он и сам нарисовался, но просто продавать остров не стал, а предложил заключить союз и скрепить его браком, обещая отдать остров в приданое за дочерью. И намекнул, что готов отдать не только его. А союзники ему были шибко нужны. Он было вначале пытался ориентироваться на англичан, но у тех все было шибко мутно. Непонятно, на кого ориентироваться. На Острове сидел Кромвель, а сынок и наследник казненного Карла I тоже именем Карл подвизался у тех, с кем герцог пытался порвать, в Мадриде… После того как я перехватил у англичан мое чудо – Машку, им пришлось вернуться к варианту испанской инфанты, но сделали они это скрипя зубами. Ну а после того, как в Англии началась гражданская война, королева-испанка тут же рванула с семьей на родину. Где и пребывает до сих пор. Так вот, ежели затевать дела с Кромвелем еще какой-то смысл был, хотя делать сие будущему королю было ой как стремно, ему еще в семье королей утверждаться, а ну как собратья за столь плотные контакты с изменником и убийцей короля остракизму подвергнут, то в случае повторного воцарения Стюартов – Жуан Брагансский оказывался практически меж двух огней. Так что он решил не рисковать и поискать союзников где подальше… Но вот насчет денежного вспомоществования торговался дюже шибко. Причем требовал не токмо денег, но и военной помощи, коль какие из заморских португальских колоний его не признают и их надо будет принуждать к сему силой. А также противу Соединенных провинций, кои под шумок оттяпали себе Бразилию и Цейлон. Супротив колоний я помощь пообещал, а супротив голландцев – отказался. Очень не хотелось мне воевать с теми, кто так мне помог приподнять страну… хотя чем дальше, тем больше мы с голландцами становились конкурентами, и все шло к тому, что рано или поздно мы где-то столкнемся…
