Роберт Говард - Знак Огня
— Как он мог поднять такой камень? — заметил царь. — Он же небольшого роста. Его голова едва достигает моего подбородка.
— Он гораздо сильнее, чем можно судить по его внешности, царь, — ответил Бардилис. — Эти синяки и ссадины на моей ноге подтверждают, что я говорю правду. Он поднял камень, который я не смог даже сдвинуть с места, а затем спустился по Дороге Орлов, на что решится не каждый житель Аталуса. Он пришел издалека и сражался с врагами, а теперь ему нужно поесть и отдохнуть.
— Тогда дай ему еду и место для отдыха, — презрительно проворчал Птолемей, поворачиваясь спиной, чтобы снова вернуться к игре в кости. — Если он окажется мусульманским шпионом, то ты ответишь за это головой.
— Я с радостью отдам свою голову, чтобы доказать его честность, царь! — с гордостью ответил Бардилис, затем взял руку Гордона в свою и тихо добавил: — Пойдем, мой друг. Птолемей нетерпелив и строг. Не обращай на него внимания. Я отведу тебя в дом моего отца.
Когда они проходили сквозь толпу, Гордон увидел лицо, сильно отличающееся от светлых открытых лиц горожан, — худое и смуглое, с черными глазами, полными подозрительности, внимательно оглядывающими американца. Это был таджик с мешком за спиной. Заметив, что его рассматривают, таджик ухмыльнулся и резко вскинул голову. В этом жесте было что-то знакомое.
— Кто этот человек? — спросил Гордон.
— Абдулла, мусульманский шакал, один из тех, кому мы разрешаем заходить в долину с бусами, зеркалами и другими безделушками, которые нравятся нашим женщинам. Мы меняем на них руду, вино и шкуры.
Теперь Гордон вспомнил, что встречал этого изворотливого типа, обычно болтающегося в Пешаваре, и его подозревали в контрабандной торговле винтовками. Но когда американец оглянулся, смуглое лицо уже затерялось в толпе. У Гордона не было причин опасаться Абдуллу, даже если тот и вспомнил его. Таджик не мог знать про бумаги, которые нес американец. Гордон чувствовал, что граждане Аталуса с симпатией относятся к другу Бардилиса, несмотря на явную ревность тщеславного Птолемея, вызванную восхвалением силы чужеземца.
Бардилис провел Гордона по улице к большому каменному дому с портиком, украшенным колоннами, где с гордостью представил нового друга отцу, почтенному мужчине по имени Пердикка, и матери, уже немолодой, но высокой и статной женщине. Гордон увидел младшего брата Бардилиса и его сестер — цветущих красавиц. Аталусцы явно не держали своих женщин взаперти, как мусульмане. Американец испытывал странное чувство, будто вдруг оказался в семье, жившей две тысячи лет назад. Очевидно, что эти люди явно не были варварами. Несомненно, они стояли на более низком культурном уровне, чем их предки-эллины, но тем не менее оказались гораздо более цивилизованны, чем их воинственные соседи-афганцы.
Они искренне заинтересовались своим гостем, но, за исключением Бардилиса, никто больше не проявил любопытства к миру, находящемуся за пределами долины. Вскоре юноша проводил Гордона во внутренние покои и поставил перед ним еду и питье. Американец тут же осушил кубок вина и с жадностью набросился на еду, внезапно осознав, сколько дней поста предшествовали этому пиру. Пока Гордон ел, Бардилис развлекал его беседой, не упоминая о людях, преследующих американца. Он предполагал, что это афганцы с окрестных гор, чья враждебность стала уже легендарной. Гордон узнал, что никто из аталусцев никогда не уходил за пределы долины более чем на день пути. Воинственность горных племен, окружающих долину, полностью изолировала аталусцев от мира.
Когда Гордон наконец изъявил желание поспать, Бардилис оставил его одного, пообещав, что гостя никто не побеспокоит. Американца встревожило отсутствие дверей в отведенных ему покоях; здесь была только занавеска, висящая в арочном проеме. Бардилис заверил, что в Аталусе нет воров, но осторожность вошла в привычку Гордона, и его не оставляло беспокойство. Комната открывалась в коридор, который, как догадался чужеземец, вел к входной двери. Граждане Аталуса явно не считали необходимым охранять свои жилища. Но если местные жители могли спокойно спать, чувствуя себя в полной безопасности, к гостю это не относилось.
В конце концов Гордон отодвинул свое ложе — единственный предмет мебели; убедившись, что никто не следит за ним, он нашел в стене неплотно прилегающий камень и вынул его. Затем Гордон достал из-под мышки водонепроницаемый пакет, засунул его в отверстие, поставил камень на место и вернул ложе в изначальное положение.
Потом он вытянулся на ложе и стал думать, как живым добраться до цели с документами, которые так много значили для мира в Азии. Здесь он был в безопасности, но не сомневался, что Хуньяди поджидает его за пределами долины с терпением кобры, стерегущей свою добычу. Гордон не может оставаться здесь вечно. Когда-нибудь ночью ему придется уйти в горы; Хуньяди, несомненно, направит за ним все горные племена. Но Гордон верил в свою удачу и твердую руку, как раньше. Вино, которое он выпил, было крепким, к тому же он здорово устал после долгого путешествия. Размышления перешли в сон. Он спал глубоко и долго.
* * *Гордон проснулся от шороха занавески в арочном проеме. В доме стояла ночная тишина. Американец понял, что проспал много часов.
Он сел на ложе в кромешной тьме и спросил:
— Это ты, Бардилис?
— Да, — пробормотали в ответ.
Гордон мгновенно понял, что это не его юный друг, но в ту же секунду его стукнули по голове чем то тяжелым, в глазах замелькали искры, и он отключился.
Когда Гордон пришел в себя и открыл глаза, его ослепил свет факела. Вокруг стояли трое крупных светловолосых граждан Аталуса, лица которых оказались тупыми и жестокими, в отличие от тех, что ему уже довелось здесь увидеть.
Потом он очнулся со связанными руками на каменной плите. Факел бросал неровный свет на полуразрушенные стены пустой комнаты, покрытые паутиной. Внезапно послышался звук открываемой двери, что заставило Гордона вытянуть шею. Он тут же увидел человека, чем-то похожего на стервятника. Это оказался таджик Абдулла.
Абдулла посмотрел сверху вниз на американца. Крысиные черты лица исказила злобная гримаса.
— Страшный Аль-Борак лежит передо мной! — насмехался таджик. — Дурак! Я сразу же узнал тебя во дворце Птолемея.
— Ты не должен держать на меня зла, — заметил Гордон.
— Я и не держу, мой друг, — ответил таджик. — Мне лично ты не нужен, но ты принесешь мне прибыль. Это правда, что ты никогда не делал мне зла, но я всегда боялся тебя. Как только я увидел тебя в городе — сразу собрал пожитки и ушел, не зная, что ты намерен здесь делать. У входа в долину мне повстречался Густав Хуньяди, который сильно интересуется тобой. Он спросил, не видел ли я тебя случайно в Аталусе, куда ты сбежал, украв у него документы. Я, конечно, ответил, что видел, а он попросил меня помочь пробраться в долину. Я отказался, — ведь эти аталусские дьяволы убьют меня, если я попытаюсь провести в долину Искандера незнакомца. Хуньяди отправился назад в горы с четырьмя турками и ордой потрепанных афганцев, которых он нанял, а я вернулся в долину, объяснив стражникам, что испугался патанов. Эти трое парней согласились помочь мне тебя захватить. Никто не узнает, что с тобой случилось, а Птолемей не станет из-за тебя беспокоиться, потому что рассказ о твоей силе вызвал его ревность. По древней традиции царь Аталуса должен быть самым сильным мужчиной в городе. Птолемей сам убил бы тебя со временем, но этим займусь я. Не хочу, чтобы ты гнался за мной, когда я заберу у тебя бумаги. В конце концов Хуньяди получит их — если готов заплатить!
