Джон Норман - Пленница Гора
— Тейша, — строгим голосом обратилась к девушке Юта.
Моя напарница подняла на нее наполненные ужасом глаза.
— Ты воровала ягоды из корзины Эли-нор? — спросила Юта.
— Нет! Нет! — воскликнула моя напарница.
— А ты, Эли-нор, — посмотрела на меня Юта, — ты воровала ягоды у Тейши?
— Нет! — не моргнув глазом ответила я. Юта обернулась к сопровождавшему нас в лесу охраннику.
— Первая говорит правду, вторая — лжет, — сказал охранник.
Юта посмотрела на меня.
— Это нетрудно определить, Эли-нор, — сказала она. — Иногда охранник успевает заметить твои движения, иногда — обо всем можно догадаться даже по твоей тени. Он может определить, воруешь ты или нет, по быстро изменяющемуся количеству ягод в твоей корзине.
— Нет, — застонала я. — Нет, я этого не делала!
— Ты часто воровала ягоды и из моей корзины, — продолжала Юта, — но я просила охранника, который тоже был в курсе дела, чтобы он молчал об этом.
Я уронила голову.
— Я никогда больше не буду воровать ягоды, — пробормотала я.
— Я тоже так думаю, — кивнула Юта.
Я подняла на нее удивленный взгляд.
— Но на этот раз ты обворовала Тейшу, девушку честную и наивную, и этого так оставить нельзя.
— Я ничего у нее не воровала! — воскликнула я. Юта снова взглянула на охранника.
— Лжет, — отрезал охранник, пожимая плечами.
— Ну я не буду, больше никогда не буду у нее ничего воровать! — закричала я.
Юта нахмурила брови и обернулась к Тейше.
— Ты ела ягоды, когда их собирала? — спросила она.
— Нет, не ела! — испуганно замотала головой девушка.
Юта подошла ко мне.
— А ты, Эли-нор, ела ягоды?
— Нет, Юта, не ела! — ответила я. Юта нахмурилась еще больше и повернулась к Тейше.
— Открой рот, — приказала она, — и покажи язык! Я застонала. Я поняла, чем это мне грозит. Юта проверила язык Тейши.
— Хорошо, — сказала она.
Я со страхом ждала своей судьбы.
— Теперь ты, Эли-нор, открой рот, — потребовала Юта.
— Пожалуйста, Юта, прошу тебя! — взмолилась я.
— Открой рот и покажи язык! — приказала Юта. Мне оставалось только повиноваться. По рядам зрителей пробежал взрыв довольного хохота.
— Ты можешь идти, Тейша, — распорядилась Юта. Молодая невольница вскочила на ноги и поскорее убежала прочь от опасного места.
Я также начала подниматься с земли.
— А ты, Эли-нор, оставайся там, где стоишь, — остановила меня Юта.
Я снова преклонила колени. Теперь уже я испугалась не на шутку.
— Сними свою тунику, — приказала Юта.
Не понимая, что происходит, я дрожащими руками стянула с себя короткую грубую рубаху. На мне остался только ошейник.
— Теперь проси охранника, чтобы он поставил клеймо на твоем теле и наказал тебя плетьми! — скомандовала Юта.
— Нет! — закричала я. — Нет! Нет-нет-нет!
— Я сам поставлю клеймо на ее теле, — произнес у меня за спиной до боли знакомый голос. Я обернулась и посмотрела в глаза Раску.
— Хозяин! — разрыдалась я, уронив голову к его ногам.
— Держите ее, — приказал он четверым охранникам.
— Пожалуйста, хозяин, не надо! — взмолилась я. — Прошу вас!
Охранники схватили меня за руки и ноги и прижали к земле у пылающей медной жаровни. Угли в ней были раскалены так, что я за два фута ощущала исходящий от нее жар.
— Пожалуйста, — рыдала я, — не надо!
Раск надел на руку толстую, плотную рукавицу и вытащил из жаровни один из тавродержателей. Длинный металлический прут оканчивался крохотной, не больше четверти дюйма, буквой, раскалившейся в жаровне добела.
— Это обличающее клеймо, — сообщил Раск. — Оно пометит тебя как неисправимую лгунью.
— Пожалуйста, хозяин! — бормотала я, задыхаясь от слез.
— Я потерял с тобой всякое терпение, — сказал Раск. — Получай то, что ты заслужила!
Он прижал клеймо к моему телу, и я зашлась в душераздирающем вопле. Через две-три секунды он отнял клеймо от моего бедра. Жуткая боль раздирала мое тело. Я не могла остановиться и продолжала кричать. В воздухе запахло горелым мясом. Я задыхалась. Меня била крупная дрожь. Четверо мужчин еще сильнее навалились мне на грудь, прижали к земле мои ноги.
— А это клеймо, — сказал Раск, вытаскивая из жаровни другой тавродержатель, — будет всем говорить о том, кто ты есть на самом деле — воровка!
— Ну, пожалуйста, хозяин, не надо! — бормотала я. Под тяжестью навалившихся на меня мужчин я не могла пошевелить ни одним мускулом. Мне оставалось только ждать, пока моего левого бедра не коснется второй раскаленный прут.
Новая вспышка боли ворвалась в мое сознание, ударила по обнаженным нервам. Я застонала.
На теле у меня теперь стояло и клеймо воровки.
— Это третье клеймо, — словно издалека донесся до меня голос Раска, — также является обличающим. Оно будет поставлено на твоем теле за преступление перед Ютой.
Сквозь застилающие мне глаза слезы я с трудом рассмотрела крохотную, добела раскаленную букву на конце толстого металлического прута.
— Это клеймо отметит тебя как предательницу, — сказал Раск. — Пусть все знают, что ты собой представляешь! — Голос у него звенел от справедливого гнева.
Он прижал клеймо к моему телу. Сквозь волны боли, застилающей мое сознание, я непроизвольно бросила взгляд на Юту. На ее лице не отразилось никаких эмоций. Это поразило меня больше всего, и я дала волю слезам и зашлась в душераздирающем крике.
Мужчины продолжали прижимать меня к земле.
Раск вытащил из жаровни последний тавродержатель. Он был самым толстым из всех предыдущих, и буква на конце железного прута была никак не меньше полудюйма высотой. Она также была раскалена добела. Я узнала это клеймо. Я уже видела его на ноге у Ены. Это было клеймо города Трева. Раск решил, что с. сегодняшнего дня я буду носить на своем теле еще и это клеймо.
— Не надо, хозяин, пожалуйста! — умоляла я его.
— Надо, никчемная рабыня, — отвечал он. — Когда кто-нибудь из мужчин спросит тебя, кто поставил на твоем теле клейма лгуньи, воровки и предательницы, ты покажешь ему это клеймо и ответишь, что это сделал один из граждан Трева.
— Не нужно подвергать меня такому наказанию, — взмолилась я. — Прошу вас!
Руки мужчин удерживали меня плотно прижатой к земле. Я не могла пошевелиться. Раскаленный конец прута замер в каком-нибудь дюйме от моего беспомощно распластанного тела.
— Нет! — бормотала я. — Не надо!
Я поймала на себе взгляд Раска из Трева и по выражению его лица поняла, что пощады мне не будет. Он был воином, предводителем тарнсменов.
— Этим клеймом города Трева, — суровым голосом произнес он, — я объявляю тебя своей рабыней!
