Архимаг с пеленок. Том 3 - Валентин Якимов
Голова жены исчезла, дверь закрылась. Ничего не говоря, Валера набрал код команды. Кузьма отвезёт жену — просьба привычная.
Залпом выпив ужасно кислый сок, мужчина упёрлся лбом в ладони. Какого чёрта всё время выходит какая-то херня⁈
Ещё недавно он с предвкушеием ждал, когда особняк наполнится топотом маленьких ножек. Когда сын, или дочка, впервые назовёт его папой. И в первый год жизни всё так и вышло, мечты исполнялись одна за другой!
Он и Вику искренне полюбил! Всем друзьям рассказывал, что мол ерунда это всё, что браки по рассчёту счастливыми не бывают.
Один его друг даже поверил в это, пассию свою убедил, поженились. Месяц назад она из окна выйти попыталась. Магический барьер на окнах не дал.
— Сраные бумажки!!!
Да, когда дело доходит до бумажной работы, Валера больше не стесняется в выражениях. Теряет всякий аристократизм…
Наедине с собой, конечно. На людях — ни в коем случае.
Последний год его похоже доконал. Отец сгрузил на Валеру уже почти все обязанности главы рода. ПОЧТИ — но этого уже хватает с головой!
Он с утра до ночи сидит над бумагами в офисе, ездит с бумагами по офисам, сидит над бумагами дома, спит и ему снятся бумаги.
— Ничего… — мечтательно протянул он. — Вот помрёт старик, и передам половину… нет, шестьдесят процентов работы наёмным клеркам. Все давно уже так делают. И ничего, не разоряются.
О, отец принадлежит к наиболее консервативным княжеским кругам. Всё ключевые сделки, договоры, документы и отчёты, указы и записки — всё на главе рода лично.
Безумие!
Ну, безумие или нет — а Валере пора было возвращаться к работе. Он хотел вразумить совсем оборзевшую жену. Хотел догнать и успокоить сына. Хотел хотя бы пройтись вечерком по аллее.
Но пошёл в рабочий кабинет. Писать записку о переброске корпуса гражданских магов на сбор урожаев зерновых.
Ну а пока писал — и думать забыл о данном его сыном обещании прославиться.
А вот Федя не забыл. Проревев ещё часа два, мальчик успокоился. И так уж вышло, что он лежал и ревел именно в комнате со включённым телевизором.
Мама много где оставляет их включёнными — на случай, если надо ходить из комнаты в комнату.
И вот с этого-то включённого телевизора на мальчишку смотрела неприятно знакомая рожа! Да ещё такая самодовольная!
— Ты ещё и в телевизере, Костя Осинский! — сжал Федя кулачки. — Ну ничего! Уж в этом шоу я тебя точно обойду! И стану этой… суперзьвездой!!!
Хотя не. Суперзвезда это что-то для девочек. Звезда же. Федя станет Суперзвездецом!
* * *
— Пол помыла⁈
— Угу.
— А объедки убрала⁈
— Угу.
— Вот и правильно! А то зазвездишься ещё в своём садике! Нехай! Забудешь ещё, как люди от сохи живут!
Лиза стояла посреди коридора, опустив глаза в пол. Очень обидно было. Обидно и неприятно. Ещё и воспитательница, наставляя её, так брызжет слюной.
Придётся теперь платьице чистить. А то она же и наругает, что всё замарано.
— И вообще, что ты всё «угу», «угу»⁈ — кривляясь, спародировала девочку воспитательница. — Что, сова что ли? Или… а-а-а! Вы посмотрите на неё! Или ты с нами, простыми смертными, уже и разговаривать не хочешь⁈
— Нет!!! Это неправда! — вскрикнула девочка. Она не очень поняла, чего от неё хотят. Но это же…
— Ах теперь я вру! Теперь я у неё лгунья, да⁈
…непрадва!
Глаза Лизы расширились от ужаса. Воспитательница отыгрывает обиду. А это всегда означает одно и то же.
— А ну пошли, мелкая неблагодарная дрянь! Пошли, наказывать тебя будем!
И, схватив за руку маленькую девочку, которой только вчера исполнилось три годика, воспитательница потащила её по коридору.
Другие дети — в основном постарше — провожали её взглядами. Среди них были и насмешливые, и злые. И Лиза не понимала, за что они так её ненавидят?
Но в основном дети смотрели с сочувствием. В Комнате Наказаний бывали все из них. Или в качестве наказуемых, или…
— Фросенька, милая моя, пойдём со мной! — засюсюкала воспитательница. — Поможешь мне! Ты с маленькими хорошо ладишь!
…Или в качестве наказывающих.
«Фросенька» — Фроська Крылатова — пухлая, даже полная, девочка лет девяти, широко улыбнулась и гуськом засеменила за ними.
Лиза с мольбой вглядываясь в глаза девочки, надеясь увидеть там сострадание. Но увидела лишь сальный блеск.
— Три порции! — тихонько шепнула Фрося. — И не буду сильно колотить!
Лиза резко мотнула головой. К побоям она привыкла с первых лет. За всё. За то, что громко плачет. За то, что выдумывает про каких-то призраков. За то, что не выдумывает, а видит призраков. За того мальчшку…
А вот ещё день без еды она не сможет. Живот итак урчит как сумасшедший.
Вчера Фрося с подружками отобрали её еду. По случаю её дня рождения — именинник, мол, проставляется.
Лиза толком не поняла, как это работает и в чём смысл. Но раз старшие сказали, значит, наверное, так и есть.
Лицо Фроськи исказилось злобной жадностью. И, когда они оказались в Комнате Наказаний, девочка елейно просюсюкала:
— Госпожа воспитательница! А Лизка мне сейчас язык показывала! И даже плюнула!
Лиза уже хотела закричать, что это всё ложь… но тут же поняла, что это бесполезно. А когда на ней задрали футболочку и стали сечь тонкой «детской», как сказала Фроська, розгой — лишь покрепче сжала зубы.
И смотрела в один угол. Туда, где сидел мальчик. Тот самый, за которого её били сильнее всего в жизни.
— Зачем ты вернулась? — глухим эхом произнёс он. Слышала его лишь сама Лиза. — Неужели не получилось?
Он ведь призрак. Единственный из «наказуемых», кто всё-таки умер в этой комнате. Не выдержал избиений. Тогда прошлую воспитательницу… уволили.
Лиза не знала, что это значит, но в тайне всегда надеялась, что что-то страшное и мучительное.
А на её место взяли новую воспитательницу. Младшую сестру прежней. Говорят, стало лучше — теперь детей ТОЛЬКО секут розгами.
Господи, как же больно…
— Потему меня никто нилюбит?.. — спросила Лиза, когда её наконец закончили бить и оставили валяться тут, на грязной тряпке. — Я что, пьёклятая⁈
Верно! Всё сходится! Она видит мёртвых, её никто не любит, она бедная. А воспитательница всегда учила, что бедность людям даётся за их грехи в прошлой жизни!
А Лиза, видимо, самая грешная грешница, раз такая совсем проклятая получилась!
— Почему никто? — глухо спросил мальчик. Н его спине даже в призрачном виде сияли полосы от розг. Он живёт здесь уже пятнадцать лет. Лиза не очень понимала,
