Солнце в силках - Марина Сычева
Вместо привычных заснеженных просторов перед удаганкой расстилалась широкая степь, прорезанная на востоке цепью холмов. На просторные поля Верхнего мира зима еще не пришла. Кругом было пустынно. Ни юрты, ни путника, ни славных табунов – только вольный ветер гуляет средь богатого моря зелени да возвышаются у пустынной дороги три исполинских сэргэ.
– Куда же они скрылись? – спросила Тураах, удобно устроившаяся на широкой ветви сосны. – Я думала, алгыс совершается здесь, у коновязи.
– Ушли дальше, в холмы, там тоже есть несколько сэргэ. Глаза здесь не важны, вслушайся в мир всем своим существом, кынаттаах Тураах[21], и ты ощутишь алгыс, разносящийся по Вер-рхнему миру.
– А Джёсёгей тойон[22] услышит алгыс Тайах-ойууна? Ведь его нет здесь…
– Дом Джёсёгей тойона далеко, на четвертом небе, но алгыс шамана он услышал бы даже из Среднего мира. Ты не болтай, – недовольно каркнула Серобокая, – ты слушай. Иначе все проболтаешь.
Тураах выдохнула и закрыла глаза, чтобы не отвлекаться на мерное движение удивительно зеленых волн. В шелесте травы зазвучал дробный стук копыт. Топот нарастал, расходился по могучему стволу сосны. Тураах не выдержала, приоткрыла один глаз: увидеть бы могучих жеребцов, несущихся среди зеленого моря. Степь пустовала.
Неведомо откуда полилось гортанное пение, и Тураах поняла: вовсе не топот сотен копыт нарушил тишину небесной степи – это голос шаманского бубна разносился по Верхнему миру. Бой стал чаще, воздух зазвенел, и вдруг пение оборвалось, следом затих бубен. На степь пала пронзительная тишина, чтобы через миг взорваться лошадиным ржанием – Джёсёгей тойон откликнулся на алгыс шамана.
Тураах поморщилась: после изумрудных просторов Верхнего мира белизна снежного покрывала ослепляла. Знакомые лесные просторы казались чуждыми, а в ушах все еще звенел отголосок лошадиного ржания.
Зачерпнув полные ладони снега, она обтерла лицо, фыркнула от озноба и наконец-то почувствовала себя вернувшейся. Поднялась с колен, размяла затекшие ноги и повернулась к сосне, ставшей для нее тропой в Верхний мир:
– Спасибо тебе, лесная красавица!
Шершавый ствол откликнулся, обдал теплом закоченевшие пальцы. Тураах улыбнулась духу-иччи, обитающему здесь, и взглянула вверх.
– Крарх, пришла в себя? – спросила Серобокая, слетая с ветки на плечо Тураах.
– Угу, – говорить не хотелось. Только баюкать в себе чудесное воспоминание.
– Верхний мир посмотр-рели, в другой раз спускаться будем. В болотистые пустоши Нижнего.
Пустынный, почти сплошь медно-коричневый, изборожденный холмами, оврагами и провалами в пустоту, Нижний мир был по-своему прекрасен.
Здесь не было простора и шири Верхнего мира. Все было извилистое, запутанное, куда ни глянь, взгляд везде за что-то цеплялся, натыкался на преграды, и от этого Тураах было тревожно.
Она настороженно двинулась вперед. Поляну покрывали кочки, между ними, в низинах, скапливалась вода: дальше лежало болото. Кое-где из кочек торчали низенькие кустики, искривленные ветви их выглядели острыми. На небе висело светило, щербатое, как ущербный месяц, и мутно-желтое. Тусклое.
– Кто здесь обитает?
– Крарх, это пустынные земли, – не очень уверенно ответила Серобокая, – но остор-рожность не помешает.
Тураах обошла мутные лужицы и принялась изучать растение.
– Оно железное!
– Кра! – кивнула Серобокая. – Давай поднимайся вон туда, там обзор лучше.
Ворона взмыла в небо. Тураах, оторвав взгляд от странного растения, забралась на холм. Здесь рос кустик побольше. Его ветви украшали остренькие листочки. Тураах присела на корточки. Вот бы оторвать один и похвастаться Табате! Он-то в Нижнем мире еще не был. Но как это сделать? Она заглянула под растение: вдруг найдутся опавшие листья или сломанные веточки. Краем глаза она уловила на земле движение.
Ящерка! Медно-красная, с черным глазиком. Вряд ли такая малютка может быть опасной… Тураах протянула руку. Быстро перебирая чешуйчатыми лапками, ящерка скользнула влево.
Тураах на корточках, как и сидела, переместилась за ней и снова потянулась. Ящерка повернула голову.
Спинка ее поблескивала медью, чешуйки на спине складывались в причудливый узор, а на лапках сверкали острые коготки. Еще немного! Тураах почти коснулась, но ящерка сорвалась с места, проследовала по краю мутной лужицы и застыла на самом краю узкого провала.
– Эй, не убегай! Я только погладить хочу! – шепнула Тураах и подкралась ближе. Ящерка сверкнула слюдяным глазиком, словно этого и ждала. Стоило Тураах подойти, она нырнула в провал.
Тураах заглянула во мрак. Там, в черноте, переливалось что-то красноватое. Попробовать дотянуться? Страшно…
Из-под земли зашипело. Тураах вслушалась: шипение складывалось в странную мелодию:
– Кутаар, кутаар, татаар-кутаар, поймай кутаар, обласкай кутаар.
Пение стало громче, в недрах провала заструилась огненная река.
– Поймай кутаар, обласкай тутаар, – нарастал шепот. Тураах медленно-медленно, словно во сне, начала раскачиваться в такт пению. Зачарованная, она склонялась все ниже. В шелестящем голосе слышался зов: – Тураах-Тураах, ты поймай кутаар, обладай кутаар.
Веки налились тяжестью. Руки ослабли, Тураах мягко ткнулась лбом в чуть осыпавшуюся землю у самого края провала.
– Обладай кутаар…
– Ну надо же, пташка в силках, – ворвался в убаюкивающее пение грубый голос. Тураах вздернули за шкирку, оторвав от земли. Перед глазами все еще пылала красная река. Тело не слушалось, отяжелевшие веки с трудом удалось разлепить.
– С каких это пор вороны в норах гнездятся, глупая девка? – огромными лапищами ее держал над провалом дархан Чоррун. Мощный торс кузнеца был посажен на нелепо короткие, кривые ноги, но не нашлось бы ни одного смельчака, рискнувшего посмеяться над его нескладной фигурой: в довесок к почти нечеловеческой силе и удивительному мастерству Чорруна прилагался крутой нрав.
– А ты куда смотришь? – грозно прогремел он, обращаясь к Серобокой, суетливо хлопающей крыльями над ними, и тут же снова повернулся к Тураах. Говорил Чоррун жестко, словно наотмашь хлестал по щекам, то и дело с силой встряхивал ее. – Еще мгновение, и свалилась бы к старой Кутаар в логово. Кожу твою нежную обглодали бы ее дети. Разъела бы сыпь. Зуд, да такой, что кожу с себя ногтями содрать за радость. Вот что творит Кутаар. Не верь жителям преисподней, девочка, и не лезь незнамо куда!
Мир перед глазами все еще пылал, переливался медными узорами, но теперь это вызывало не оцепенение, а тошнотворный ужас. Тураах колотило, желудок готов был вывернуться наизнанку. От злых речей кузнеца легче не становилось, она жалостно всхлипнула и зашлась плачем. Довольно хмыкнув, Чоррун опустил ее на землю.
– Ну-ну, не рыдай, где это видано: рыдающая шаманка! Уводи ее, пернатая, а то болото от ее слез из берегов выйдет.
Чоррун отвернулся и захромал в сторону видневшейся вдали железной рощи. Сквозь слезы Тураах заметила еще одну фигуру, высокую, мощную – Тимир. Подмастерье наблюдал за происходящим молча, но стоило Чорруну немного отойти, Тимир сочувственно улыбнулся:
– Все закончилось, Тураах, все позади…
Позади? Тураах и рада была бы в это поверить, но слова кузнеца засели в памяти крепко, а в душе обосновался ужас.
– Краарх, Кутаар – абаас слабый, но потому и ковар-рный. Сама наружу показывается редко. А ее дети, красные ящерки, способны сгубить целый улус, а то и не один. Жар, красная сыпь и нестерпимый зуд. Начнутся у одного – глядь, все поселение в огне болезни. Ты прости, Тураах, недоглядела я… Если бы не кузнец…
Рыдания сдавливали горло. Хотелось спрятаться, исчезнуть и не видеть больше этот причудливый, вывороченный мир и всех его обитателей.
Глава шестая
Красные пятна расползаются по щекам, выедают кожу на тонкой шее. Ногти впиваются в плоть, скребут, скребут по огненным отметинам. Зуд только усиливается. Под кожей поселились блохи, клопы, мелкие прожорливые твари. Руки сами тянутся к ножу: взрезать, стянуть ее, обнажая мышцы и жилы. Передавить всех букашек. С хрустом.
Красные язвы, красная кровь, красное, красное всюду.
Тураах подскакивает с орона. Наяву то же. Алые пятна пляшут
