Красные врата (СИ) - Ежов Михаил

Рэмдал, облачённый в доспехи, поверх которых был надет зелёный маскировочный плащ, стоял на стволе поваленного дерева и вглядывался вдаль. Разведчикам, посланным накануне, следовало уже вернуться, но их не было. Возможно, их поймали и убили, но это казалось лесовику маловероятным — пираты едва ли были способны обнаружить их. И всё же…

— Доблестный! — оклик заставил Рэмдала обернуться.

Невысокий лесовик поднимался к нему, легко перепрыгивая с ветки на ветку.

— Что случилось, Данбаль?

— Наши разведчики вернулись! — лесовик казался напряжённым, и Рэмдал почувствовал неладное.

— Ранены?

— Нет, доблестный. Мертвы!

— Как⁈

— Пираты прислали их обезглавленные тела. Не знаю, как им удалось обнаружить и захватить… — лесовик запнулся.

— Где они? Идём!

Рэмдал с Данбалем спустились с дерева и отправились на другой участок передовой. Мёртвые лежали в ряд, накрытые плащами. Их укороченные тела казались неестественными.

— Не понимаю, — говорил Данбаль, пока они стояли перед ними, обнажив головы, — что случилось с ограми. Раньше они никогда не были столь ловки и внимательны, чтобы обнаружить наших разведчиков.

— Да, — озабоченно согласился Рэмдал, — чудеса.

Он надел шлем и, подозвав нескольких лесовиков, сказал:

— Похороните их в Роще Героев. Не знаю, устоит ли Туманный Бор, но эти воины заслужили быть погребёнными рядом с нашими великими предками.

— Всё будет сделано, доблестный! — отозвались те.

Они доставили носилки, положили на них убитых, подняли и понесли в лес. Когда их фигуры скрылись за деревьями, Рэмдал обвёл глазами своих воинов и сказал:

— Время настало! Теперь пираты скоро начнут наступать. Они думают, что напугали нас, но мы не дрогнем. В память о наших товарищах — будем стоять насмерть! Займите свои места и ждите. Будьте внимательны — пираты стали хитрее. Пусть дозорные не спускают глаз с равнины, и следите за подступами к засеке.

— Мы всё поняли! — Данбаль кивнул.

Рэмдал повернулся и отправился к своему коню, дожидавшемуся на небольшой лужайке. Он решил съездить в Эльдор и поговорить с Ниголеей. Ему хотелось уломать сестру не слушать колдуна и даже в случае поражения запереться в городе и приготовиться к осаде. Он не раз уже начинал этот разговор, но королева неизменно уходила от него, давая при этом понять, что использует любую возможность для победы. Даже ту, которой так опасался её брат. Рэмдала раздражало её упрямство, но вызывало уважение стремление одержать верх, не отступить перед врагом. Он гордился тем, что на троне сидит его родная сестра, ощущал сопричастность власти, но при этом сознавал, что Ниголея всё сделает по-своему, несмотря на кажущуюся неуверенность и нерешительность. Он хорошо знал сестру и любил её, но считал, что в критический момент на троне должен находиться мужчина. Король Арданей умер, и это печалило его, ибо тот был действительно отважным и искусным воином, но это не означало, что следует доверить судьбу Туманного Бора его вдове. Рэмдал иногда думал о том, что бы он сделал, будь он на месте сестры, но никогда не помышлял о том, чтобы попытаться занять её место. Да этого никто и не допустил бы. Но ему хотелось принимать большее участие в принятии решений, иметь больше влияния на сестру. Впрочем, сейчас его волновало, в основном, присутствие чужака, которого он подозревал в сговоре с колдуном. Рэмдал боялся, что Ниголея передаст тому управление армией, и это решение станет роковым для Туманного Бора.

Глава 13

Меч казался застывшим языком пламени. Холодный голубой свет Паука ложился на него мертвенными бликами, но не умалял великолепия клинка.

Ирдегус поднял крышку чёрной обсидиановой шкатулки и бережно достал Арландорн, сверкнувший всеми цветами радуги. Колдун сразу ощутил прилив сил и в который раз испытал укол жадности — ему не хотелось расставаться с целительным кристаллом. Но он всё ещё надеялся справиться с ядом, распространившимся по телу, магическими средствами. Кроме того, давние планы взывали к нему, требуя решимости.

Големы стояли здесь же, выстроившись вдоль стен зала, — железные истуканы, готовые ожить и завоевать для своего повелителя весь мир. Осталось только отдать Арландорн Пауку, и тот оживит их, заставив служить Ирдегусу!

Колдун на мгновение прикрыл глаза — приступ боли едва не заставил его покачнуться. Что важнее: избавиться от неё или получить власть над неуязвимыми воинами? Ирдегус искоса взглянул на стоявшего неподалёку Грингфельда, пристально следившего за каждым его движением, и вздохнул. Нет, ничего не выйдет! Вампир не позволит ему оставить Арландорн себе, ведь у него свои планы. И Ирдегус входит в них со своими големами. Просто здоровый колдун Грингфельду не нужен, и, если Ирдегус попытается присвоить Арландорн, носферату убьёт его и заключит с Пауком новый договор. Возможно, даже получит его големов, а этого Ирдегус допустить не мог — слишком много сил было положено на их создание и заключение сделки с демоном.

Ирдегус тряхнул головой и, подняв глаза на сияющий в вышине кристалл, взволнованно заговорил:

— Я готов выполнить свою часть сделки, Паук! Готов ли ты сделать то же?

Камень вспыхнул, в его глубине быстро разгорелись красные огоньки. Они дважды мигнули.

— Это Арландорн! — Ирдегус поднял самоцвет повыше, показывая его кристаллу. — Я принёс его тебе, — он воздел другую руку, и в ней сверкнул змеистой молнией клинок. — А это меч, который был откован для чёрного каргаданского колдуна. Когда ты переселишься в Арландорн, мы вставим камень в эфес меча, и он станет твоим новым телом. Правильно ли я понял тебя? Ты этого хочешь?

Паук мигнул. Он разгорался всё ярче, заливая зал, колдуна и вампира голубым светом.

— Тогда начнём! — провозгласил Ирдегус, кладя Арландорн на золотую подставку, заранее приготовленную для ритуала.

Как по команде, в зал вбежали слуги. Они тащили слабо упирающегося человека. Он находился под воздействием дурманящего зелья и плохо понимал, где находится и что происходит. На нём не было никакой одежды, а всё тело покрывали сделанные красной краской надписи, состоявшие из магических знаков.

Слуги подвели его к Ирдегусу и поставили на колени. Колдун взмахнул мечом и, скривившись от пронзившей спину боли, нанёс удар. Отрубленная голова покатилась по полу, кровь хлынула на каменные плиты и ноги Ирдегуса. Он обмакнул в ней пальцы и нарисовал на Арландорне какие-то символы, которые тотчас вспыхнули голубым огнём.

Паук задрожал, от него к самоцвету потянулись энергетические нити. Подобно змеям, они оплели кристалл и начали пульсировать. Так продолжалось минут пять, в течение которых зал освещали всполохи яркого пламени. Наконец, нити исчезли, а Паук погас, посерел и неожиданно рассыпался на миллионы крошечных осколков. Арландорн же, напротив, загорелся так, словно в нём была заключена маленькая звезда.

Ирдегус с трудом перевёл дыхание. На лбу у него выступил холодный пот, руки дрожали от волнения.

— Получилось⁈ — воскликнул он, обращаясь к самоцвету.

Тот мигнул. Из него вытянулась светящаяся нить и коснулась меча, который продолжал держать Ирдегус. Колдун сделал знак слугам, и те, вынув из-за пояса заранее приготовленные инструменты, подступили к нему. Он отдал им клинок. Они взяли Арландорн, вложили его в пустое гнездо на эфесе и зажали крепления. Камень выпустил нити, оплёл ими рукоять меча, сталь вспыхнула на мгновение, затем светящаяся паутинка прошлась по лезвию, и все увидели, как кровь жертвы впиталась в него. Арландорн мигнул, затем слегка потускнел. На клинке вдруг проступила надпись: «Najgdar».

— Что это? — поинтересовался Грингфельд, подошедший ближе.

— Имя, — ответил Ирдегус. — Так теперь его зовут.

— Когда он оживит твоих истуканов?

Колдун отрыл было рот, чтобы спросить об этом, но Найгдар опередил его. Самоцвет выбросил несколько десятков голубых лучей, каждый из которых коснулся голема. Почти полминуты они ласкали железных воинов, а затем исчезли. Но теперь големы были живыми — об этом свидетельствовали полыхающие прорези их птичьих шлемов.