Солдаты Третьей мировой - Михеев Михаил Александрович

Михаил Александрович Михеев

Солдаты Третьей мировой

© Михаил Михеев, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ РОССИЯ

Мы уходили воевать, А за стеной стояла знать И ставила – на тех, кто победит. Гремел войны девятый вал, Но никого не волновал Локальный затянувшийся конфликт. Мы ничего им не должны, Солдат воспитан для войны, Не станет нас – и мир не обеднел! Мы не стремимся умереть, Но мы привыкли к слову «смерть»… Страшнее оказаться не у дел. Алькор. «Военный марш» * * *

Китай. Раннее утро

Капитан Иосиацу курил, сидя на теплой броне своего танка, и плевать ему было, что это нарушение всех и всяческих инструкций. Да и вообще, курение в Японии не приветствуется. Плевать. Он и раньше не был светочем дисциплины, что отрицательно сказывалось на его карьере и положительно – на авторитете у подчиненных, а сейчас и подавно. Возможно, причиной тому – недостаточная чистота крови, бабушка Иосиацу была русской, невесть какими судьбами занесенной в Страну восходящего солнца еще во времена СССР. А может, просто издержки профессии – воевать, как ни крути, страшновато, и абсолютные герои встречаются разве что на страницах комиксов, которыми он зачитывался в детстве. А потому организму нужна хоть какая-то отдушина. Кто-то глушит спиртное. Капитан Иосиацу курил.

Сквозь клубы едкого сизого дыма Иосиацу наблюдал за своими подчиненными. Ядрености табака, который любителю подымить регулярно присылал родственник, уже второе поколение как обосновавшийся на территории России, мог бы позавидовать выхлоп русских же дизельных локомотивов. Родственник же называл это странным русским словом «махорка»[1], выращивал для себя и вот, приохотил тогда еще сопливого лейтенанта, которого случайным ветром занесло к нему в гости. С тех пор трубка в зубах стала непременной частью образа молодого офицера, заставляя морщиться (то ли от столь вопиющего вызова обществу, то ли от зависти) старших по званию и вызывая тень восхищения на лицах молодежи.

Откровенно говоря, наблюдать особенно и не требовалось – танкисты прекрасно знали, что нужно делать. Работали без лишней суеты, но грамотно и слаженно. И здесь причина как в истинно японской дисциплинированности[2], так и в том, что капитан успел привить им понимание: мелочей в бою не бывает. И от того, что не проверен палец у трака, может случиться цепочка неприятностей вплоть до фатальных. Вылетел палец – рассыпалась гусеница – встал командирский танк – неподвижную мишень расстреляли – подразделение лишилось управляемости – противник его разгромил – образовался прорыв – рухнул фронт… Продолжать можно до бесконечности. И, так уж получилось, Иосиацу, участник нескольких миротворческих операций, порой более похожих на полноценные войны, наблюдал примеры таких цепочек. Надо отметить, возникающих куда чаще, чем они должны происходить согласно теории вероятности.

Глубоко затянувшись дымом, способным вызвать мучительный кашель у кого угодно, капитан выколотил трубку о каблук (еще одна дурная привычка, приобретенная у русского родственника) и приказал завтракать. Разумеется, идти в бой с полным желудком чревато проблемами при ранениях в живот, но пока что их группа не имела соответствующих прецедентов. Китайцы воевали иногда достаточно храбро, но не слишком эффективно, поэтому с начала вторжения потери отдельной группы капитана Иосиацу выглядели смешными. В такой ситуации запас сил, которые давала пища, мог оказаться более важным, чем риск получить ранение. Да и то сказать, неизвестно, будет ли сам бой – по данным разведки, впереди остались только полностью деморализованные, разрозненные и лишенные связи части еще недавно грозной на вид китайской армии. И хотя Иосиацу не обольщался по поводу «неизбежных на море случайностей», лишних поводов для беспокойства он тоже не видел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Солдаты ели… Ложки с вилками – наше всё, только наивные считают, что в Японии народ помешан на своих церемониях. На самом же деле все проще. Церемонии – это всегда был удел высшей знати, для остальных же, по сути, часть культуры, с жизнью не слишком пересекающаяся. Просто даже в стародавние времена, когда эти традиции зарождались, часами созерцать цветение сакуры или разглядывать сад камней могли лишь те, у кого избыток денег и времени. В нищей аграрной стране таких не бывает много. Да и сейчас… Внешний лоск Японии на самом деле скрывает отнюдь не такой реально высокий уровень жизни, как принято считать. А потому неспешно предаваться надуманным традициям, тем более на войне, солдатам некогда – их ждет работа. Не самая легкая. И не самая чистая.

Вообще, говоря откровенно, ситуация Иосиацу не слишком нравилась. Его предки участвовали во всех более-менее значимых войнах, которые вела Япония, и, хотя не достигали каких-либо запредельных высот, служили честно. Внесли свой вклад в победы… И в поражения, увы, тоже. В Русско-японскую войну один из его предков командовал крейсером, и потомки тоже шли по флотской линии – до тех пор, пока разгром сорок пятого года не лишил страну большей части ее военной мощи. Учитывая, в какое ничтожество тогда впал флот, неудивительно, что следующему поколению их рода пришлось служить в сухопутной армии. Здесь, впрочем, жаловаться грешно – свои бронированные коробки вынужденно сухопутный капитан любил. Увы, он помнил и о том, что все войны, которые начинала Япония, вначале шли сравнительно легко, а потом оборачивались или колоссальными потерями, или жестокими поражениями. Это было уже почти традицией. Вот и сейчас капитан подспудно ждал момента, когда начнутся серьезные неприятности.

Тот факт, что проблемы еще не начались… Ну не считать же за таковые отчаянного китайского лейтенанта, будто из ниоткуда вынырнувшего перед самым танком и, прежде чем его намотали на гусеницы, успевшего проделать в борту одной из машин аккуратную круглую дырочку? Сухая статистика войны. Один китаец, один антикварного вида гранатомет, танк, подлежащий восстановлению и уже эвакуированный для ремонта. И превращенный в гуляш, мелко нарубленный и хорошо прожаренный, экипаж этого самого танка. Или болото, в которое намертво ушел второй танк их группы. Сколь знал Иосиацу, его до сих пор не смогли вытащить, и спецы из ремонтно-эвакуационной команды ходили вокруг него, чесали в затылках и не знали, как подступиться к задаче. Все это неприятно, однако не более того. А значит, что? Значит, или в кои-то веки прежний опыт можно спускать в унитаз, или… Или все куда хуже, пружина сжимается, и, когда ее сорвет, свободный конец чувствительно приложит тех, кто не успел разбежаться. Оказаться же в числе последних капитану совсем не хотелось.

Что пружина все-таки щелкнула, и отнюдь не вхолостую, он понял спустя несколько часов. И лишний раз убедился, что быть самым умным не всегда приятно.

С другой стороны линии фронта.

Ближе к вечеру

Русские всегда были сильны. Но раньше их уважали постольку-поскольку. Сейчас же… Правы были те философы, которые утверждали: боятся – значит, уважают. Это, конечно, утрированно, однако смысл в этом утверждении есть. Уважают не за силу, а за готовность ее применить. Русские же в последние годы применяли ее не задумываясь. И как только им стало плевать на мнение «мировой общественности», сразу же добавилось робкого, но прочного уважения.