Гай Кей - Львы Аль-Рассана

Как, впрочем, и поступки Рамиро Вальедского.

Когда король наконец закончил совещаться с Жиро де Шервалем, графом Гонзалесом и несколькими из своих военных командиров, в Карказии воцарилось напряженное ожидание. Наконец-то, возможно, отправят погоню за этими подонками из Руэнды. Повод явно имелся, даже священников удалось заставить это признать. Давно пора вальедцам двинуться на запад.

Но приказа не последовало.

Рамиро появился после этих совещаний с суровым и решительным лицом. И те, с кем он беседовал, тоже. Никто, однако, ни словом не упомянул о случившемся. Было замечено, что клирик де Шерваль, как он ни шокирован и озабочен произошедшим, не выступает с осуждением.

Король Рамиро как-то неуловимо изменился, и его новые манеры тревожили придворных. Казалось, он пытается найти в себе силы и решимость. «Возможно, он собирается с духом для грядущего кровопролития», — предположил кое-кто. Это мужчинам было понятно. Весна, в любом случае, пора войн, и именно в войне храбрый человек находит истинный смысл жизни.

Никто до сих пор не мог разобраться в том, что происходит. Король не проявлял никаких намерений уехать из Карказии в Эстерен. Во все стороны послали гонцов. Один-единственный гонец был отправлен на запад вдоль реки, в направлении Руэнды. Только гонец. Не армия. В тавернах Карказии мужчины сыпали проклятиями. Никто не знал, какое послание он вез. Небольшой отряд отправился на восток. Один из его членов рассказал другу, что они направляются на пастбища Вальедо, где выращивают коней. Как это понимать, тоже никто не знал.

В последующие дни, а потом и недели, король вел себя непонятно. По утрам он чаще всего охотился, но как-то рассеянно. Проводил много времени с королевой, словно ее пребывание на грани смерти сблизило их. Министр был очень занят и ни словом, ни выражением лица не давал ни малейшего намека на то, что же происходит. Только верховный клирик из Фериереса улыбался, когда думал, что на него никто не смотрит, словно то, что он считал потерянным, неожиданно отыскалось.

Затем, когда весна созрела и в лугах и на лесных полянах зацвели цветы, в Карказию начали съезжаться всадники Вальедо.

Это были самые лучшие в мире наездники, на лучших конях, с боевым оружием и снаряжением. По мере того как их прибывало все больше, даже самому тупому придворному в Карказии становилось понятно, что происходит.

Недоверие, сопровождаемое дрожью возбуждения, охватило город и замок, а солдаты продолжали приезжать, рота за ротой. Мужчины и женщины, которые никогда не проявляли религиозного рвения, были замечены на службе в древней часовне Карказии, построенной в те давние дни, когда Эсперанья правила всем полуостровом, а не только его северной частью.

На этих службах, которые часто отправлял верховный клирик из Фериереса, утром и вечером присутствовали король Вальедо и королева, после того, как ей разрешили выходить из своей комнаты. Они стояли рядом на коленях и молились, сжимая в руках солнечные диски.

На протяжении столетий усыпанные золотом, сказочно богатые халифы Аль-Рассана вели свои армии на север, чтобы разорять и порабощать джадитов, прячущихся на суровых окраинах той земли, которая некогда им принадлежала. Год за годом, сколько хватало людской памяти.

Последний, слабый марионеточный халиф Аль-Рассана был убит почти шестнадцать лет назад. Халифов больше не осталось. Пришла пора повернуть течение судьбы в другую сторону, во имя яростного, светлого, пресвятого Джада.

Элиана бет Данил, жена лекаря и мать лекаря, привыкла к тому, что незнакомые люди заговаривают с ней на улице. Ее знали в городе, а у ее мужа и дочери появилось очень много пациентов за годы жизни в Фезане. Некоторые хотели выразить свою благодарность, другие — получить консультацию у лекаря побыстрее и подешевле. Элиана научилась быстро отделываться и от тех, и от других.

Женщина, которая остановила ее на базаре в одно прохладное утро ранней весной, не принадлежала ни к одной из этих категорий. Собственно говоря, как потом вспомнила Элиана, ей впервые в жизни довелось беседовать с проституткой.

— Госпожа, — сказала эта женщина, не выходя из тени в переулке, и говорила она гораздо вежливее, чем обычно, когда ашариты обращались к киндатам, — можно вас на одну секунду?

Элиана так удивилась, что лишь кивнула головой и последовала за женщиной — это была очень юная девушка — подальше в тень. Узкий проход тянулся в сторону от переулка. Элиана ходила этой дорогой два раза в неделю большую часть своей жизни и никогда его не замечала. Здесь стоял запах тления, и она увидела, как ей показалось, мелких кошек, которые шныряли вокруг. Она сморщила нос.

— Надеюсь, вы не здесь занимаетесь своим ремеслом, — заметила она самым суровым тоном.

— Раньше здесь занимались, наверху, — небрежно ответила девушка, — до того как нас выдворили за стены города. Извините за вонь. Я вас задержу не надолго.

— Не сомневаюсь, — сказала Элиана. — Чем я могу вам помочь?

— Вы не можете. Зато ваша дочь помогала большинству из нас, так или иначе. Поэтому я здесь.

Элиана любила во все вносить максимальную ясность.

— Джеана, моя дочь, лечила вас, вы это хотите сказать?

— Вот именно. И она была добра к нам. Она была почти нашим другом, если вас это не смущает. — Девушка произнесла эти слова с юным вызовом, который неожиданно растрогал Элиану.

— Меня это не смущает, — ответила она. — Джеана хорошо разбирается, с кем можно дружить.

Это удивило девушку. Когда глаза Элианы привыкли к полумраку, она увидела, что ее собеседница — тонкокостная и маленькая, не старше пятнадцати-шестнадцати лет, и что завернута она только в рваную шаль поверх выгоревшей туники до колен. Что совсем недостаточно для такого холодного и ветреного дня. Элиана чуть было не высказалась по этому поводу, но промолчала.

— Я хотела предупредить, что вам грозит беда, — резко проговорила девушка. — Я имею в виду киндатов.

Элиана ощутила в душе леденящее прикосновение.

— Что это значит? — спросила она, непроизвольно оглядываясь через плечо в сторону солнечного света, где двигались люди, которые могли их услышать.

— Мы слышим всякое там, за стенами. От мужчин, которые к нам ходят. На стенах расклеили листовки. Нехорошие стихи. Как это называется… поклеп. Насчет киндатов и Дня Крепостного Рва. Нунайа думает, что-то затевается. Что правитель города получил приказ.

— Кто такая Нунайа? — Элиана почувствовала, что ее начинает бить дрожь.

— Наша главная. За стенами. Она старше всех. Много знает. — Девушка заколебалась. — Она — друг Джеаны. Когда Джеана уезжала, Нунайа продала ей мулов.