Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди

Доктор Гисслер решил, что вскрывать будет позже. Сначала ему надо немного поспать. Обложив тело ватой, пропитанной формалином, он покинул лабораторию. Когда он вышел на свежий воздух, ему стало несколько легче. Но по-прежнему хотелось спать.

Доктор Гисслер поднялся к себе в комнату, лег на постель — и проспал до глубокой ночи.

Ночью идти вскрывать труп было как-то неуместно: доктор Гисслер старался не нарушать им же самим установленные правила безопасности.

А утром тело Лизелотты из лаборатории исчезло…

Вновь обыскали весь замок. Частично — даже развалины. В подземелья боялись углубляться: там все было сильно разрушено, а планы замка найти не удалось.

Ни гробы, ни тело Лизелотты обнаружены не были.

Отто фон Шлипфен высказал предположение, что Лизелотта каким-то образом заразилась вампиризмом. Пока это могло быть только предположением — ведь никто не видел ее ожившей! Но именно это предположение казалось наиболее близким к истине. Оставался вопрос: почему предыдущие жертвы вампиров не стали вампирами? Возможно, вампиры превращают в себе подобных только взрослых особей? Но что защищает детей? Возможно, божья милость, ведь они — невинны, а значит — не подвержены разрушающему воздействию зла? И это предположение Отто высказал с невозмутимостью ученого. Бог и Божья милость были для него не более чем явлениями, пригодными для изучения.

Зато Августу фон Шлипфену от этого предположения сделалось жутко. Ведь если есть Бог и Божья милость — значит, есть и гнев Божий, и загробная кара. А если Божья милость распространяется на расово неполноценных детей… Не значит ли это, что гнев Божий падет на головы тех чистокровных арийцев, которые отправили этих самых детей на корм вампирам?

Конрад лежал в своей комнате, пьяный и накачанный успокоительными. Он проклинал за все случившееся себя и только себя. Он снова не смог защитить Лизелотту! Он, когда-то мечтавший быть ее рыцарем и защитником, сначала допустил, чтобы Лизелотта попала в гетто… А теперь — не смог уберечь ее от смерти!

Конраду очень хотелось умереть.

А перед смертью — еще хоть раз увидеть Лизелотту.

Глава шестая

Гарри очень хотелось поучаствовать в этом приключении. Даже смерть — настоящая, окончательная смерть — и то лучше, чем унылое прозябание в отчем доме. Там он сходит с ума. И в конце концов сойдет окончательно. Или сопьется. Уж лучше — погибнуть в бою, с кем бы там не пришлось сражаться, хоть с нацистами, хоть с вампирами, хоть с чертом лысым… Правда, на Арлингтонском кладбище Гарри уже не похоронят. Но запомнят, как солдата, отдавшего свою молодую жизнь за звездно-полосатый флаг и высокие идеалы Американской Конституции. Не самая печальная участь. Особенно, если альтернатива — окончательно свихнуться и стать чем-то вроде деревенского дурачка. Тогда-то уж точно все быстро забудут, что он был солдатом и свихнулся в результате ранения! Видимо, отец думал так же, когда вызвал его в гостиную и настоял на том, чтобы лорд Годальминг ознакомил его с целью своего визита.

Гарри был заранее готов к отказу, еще когда начал настаивать на том, чтобы англичанин взял его с собой и позволил поучаствовать в этой таинственной акции в Румынии, на земле его далеких предков. В конце концов, чем он мог пригодиться? Ведь он сам никогда не был в замке Карди. И все ужасные семейные предания узнал лишь тогда, когда Джеймс Годальминг появился в их доме. Он ничем особенным не мог помочь разведгруппе. Вряд ли мог бы стать им обузой, все-таки Гарри имел изрядный боевой опыт и говорил по-немецки, правда, с сильным акцентом. Но и серьезной помощи от него они бы вряд ли дождались. Даже чудаковатый ученый, английский лорд Джеймс Годальминг — даже он представлял собой большую ценность по сравнению с отставным моряком Гарри Карди!

Однако лорд Годальминг неожиданно согласился, причем мотивировал свое согласие совершенно непонятным для Гарри аргументом: дескать, возможно будет лучше, если потомок рода Карди поможет положить конец вампирической деятельности графа Раду. Почему-то Джеймс считал, что у потомка — человека той же крови — это может лучше получиться. Гарри не очень представлял себя в роли охотника на вампиров, но согласился бы на что угодно, лишь бы уехать из дома и снова окунуться в кипение жизни.

Провожая его, мать и сестры рыдали так, будто не сомневались: Гарри погибнет.

Зато отец выглядел спокойным и удовлетворенным, хоть и печальным. Он обнял Гарри и шепнул: «Ты отправляешься в ад, но убегаешь из того ада, который поселился в твоей душе. Для тебя так будет лучше. Даже если я потеряю тебя. Но все же постарайся выжить. Иначе я остаток жизни проведу, проклиная себя за то, что отпустил тебя».

Гарри пообещал сделать все возможное, чтобы вернуться домой. Он не сказал — «вернуться живым». Получив информацию о существовании вампиров, Гарри Карди еще больше усомнился в том, к какому миру он принадлежит: к миру живых или к миру мертвых, или же к тому, который лорд Годальминг называет потусторонним?

Несколько дней Гарри удалось пожить в лондонском доме Джеймса.

Дом Годальмингов ему очень понравился. Все такое старинное… И жена — настоящая английская леди, как с книжной иллюстрации: высокая сухая фигура, длинное нежно-розовое лицо, золотистые волосы и очень красивые руки. Вообще, все выглядело именно так, как американец Гарри представлял себе: очень по-британски, словно иллюстрация. Как и положено английскому дому, дом Годальмингов буквально кишел собаками: добродушными длинноухими спаниелями. Двое из них преисполнились к Гарри самой искренней симпатии и даже забирались ночью к нему в постель. Как и положено английской леди, Констанс Годальминг любила спаниелей больше, чем своих сыновей. А сыновей у нее было четверо. Двое старших только что вырвались на каникулы из стен привилегированной закрытой школы для мальчиков, куда родители заточали их на девять месяцев в году. И бурная энергия, сдерживаемая в течение этих девяти месяцев, так и хлестала через край. А младшие с нетерпением ожидали старших, и радостно присоединились к их забавам. Гарри очень понравились эти мальчишки. С ними он сам чувствовал себя ребенком и с удовольствием принимал участие в их шалостях. Вообще, детей в Лондоне почти не осталось, всех увезли в провинцию, и сыновьям лорда Годальминга скоро предстояло вместе с матерью отбыть в поместье, где их ожидало еще больше свободы и счастья. В Лондон их привезли только повидаться с отцом — который, к величайшему возмущению Гарри, проявлял к сыновьям удивительное безразличие.