Дэвид Геммел - Повелитель Серебряного лука

– Он не захочет тебя видеть, Аргуриос.

– Думаю, захочет. Меня пригласили на пир в честь Гектора завтра ночью.

Лаодику удивили его слова.

– Почему? Ты же говорил, что не знал Гектора.

– Я повторил то же самое посланнику, который пришел в храм два дня назад. Он рассказал мне, что царевич Агатон потребовал моего присутствия.

– Он еще что-нибудь сказал?

– Ничего, кроме грубой лести, – усмехнулся Аргуриос.

Девушка засмеялась.

– Того, что ты – великий герой и воин, достаточно, чтобы тебя пригласить на пир?

– Что-то вроде этого, – подтвердил он.

– Этим приглашением тебе оказали большую честь. В семье царит раздор. Мой отец обидел многих своих сыновей, которых там не будет. Антифон теперь не в фаворе, как и Парис. Есть и другие. – Она вздохнула. – Даже в такое время он играет с человеческими чувствами. Ты, действительно, думаешь, что он послушает тебя, Аргуриос?

– Я не знаю. Мне нечего ему предложить, кроме моего меча. Но меч Аргуриоса имеет кое-какую ценность.

Лаодика наклонилась к нему, ее руки коснулись его тела.

– Меч Аргуриоса имеет большую ценность, – заметиоа она.

XXIX Кровь героев

Антифон с ужасным предчувствием наблюдал из верхнего окна, как его гость ушел. Он повернулся к очагу, где на тарелке остывала копченая рыба и кукурузные лепешки. Царевич, чавкая, съел немного рыбы и запил ее глотком крепкого вина, сладкого и густого. Страх Антифона немного прошел, но знал, что он вернется. Царевич попался в собственную ловушку.

Ему всегда нравился Агатон, он им восхищался. Хотя братья родились от разных матерей, они были почти ровесники и дружили с детства. Они даже были похожи внешне – у обоих были светлые волосы и голубые глаза. Гости мега-рона часто путали троих старших сыновей Приама – Гектора, Агатона и Антифона. Царевич поморщился, вспомнив слова Приама: «Они похожи внешне, но совершенно разные по характеру. Запомните: Гектор храбрый, Агатон хитрый, а Антифон глупый!» Его гости засмеялись из вежливости, а царь, холодно улыбаясь, наблюдал за реакцией мальчиков.

Антифон знал, что он не глупый. За прошедшие годы царевич понял, что он умнее, чем большинство людей, которых он знал. Именно Антифон первым догадался, что выгодней

поставлять вино из Лесбоса, чем выращивать виноград в северной части города, которая лучше подходила для пастбища. Продажа хороших лошадей в страны по всему Зеленому морю принесет Приаму больше прибыли, чем торговля вином. Именно Антифон предложил осмотреть царскую казну и составить перепись сокровищ на египетских папирусах с помощью письма, заимствованного у хеттов.

Однако Приам со своим жестоким чувством юмора сделал Полита своим советником, а толстого Антифона назначил отвечающим за лошадей. Царевичу отлично было известно, что люди смеялись, слыша, какую должность он занимает; очень немногие пытались это скрыть. Прошло много лет, прежде чем Антифон смог оседлать лошадь.

Царевич снова подошел к окну и посмотрел на тихую улицу. В отличие от большинства царских сыновей он жил в Нижнем городе, поближе к пекарям, торговцам вином и сыродела. Каждый вечер после короткого сна он выходил на улицы, чтобы побродить между палаток с едой, выбрать самые спелые финики и сладкие медовые пироги. Иногда Антифон шел не спеша в дальнюю часть города, где молодая женщина по имени Фалея продавала кусочки граната и грецкие орехи, глазированные медом. Ему было тяжело ходить так далеко, но царевич не мог ехать верхом или в палантине, потому что боялся, что лошадь его не выдержит, а палантин сломается. Это уже случилось однажды два года назад. Ему до сих пор было стыдно, с тех пор Антифон больше не ездил в палантине. Но стыд – ничто по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас.

Когда ему стал известно о заговоре против царя, он с энтузиазмом присоединился к нему. Приам был тираном, а свержение тирании было почетной миссией. Царь собирал налог со всех доходов в городе. Антифон, зная о богатстве Приама, лучше остальных понимал это. Дети в нижнем городе голодали зимой, рабы умирали от изнеможения на полях летом, а сокровищницы Приама разрывались от золота и драгоценностей, покрытых большим слоем пыли. Гектор сказал бы в защиту отца: «Да, царь может быть жестоким, но он никогда не скупится на защиту города». Но Антифон знал, что это было неправдой. Фессалийским наемникам мало платили, и городским инженерам до сих пор не приказали укрепить западную стену. После смерти Гектора он больше не будет закрывать глаза на стяжательство Приама. Агатон попросил Антифона присоединиться к заговору, потому что разглядел в нем способности, необходимые для реорганизации системы управления города, возобновления союзов с соседними царствами, разработки системы защиты города. Последние несколько дней царевич не спал, строя планы, до глубокой ночи представляя себе будущее Трои после смерти отца. Но сегодняшняя встреча с Агатоном разрушила его надежды и повергла в отчаяние.

Сегодня ночью, брат. Ты должен держаться подальше от дворца.

– Ты хочешь убить его после пира в честь похорон Гектора?

Агатон покачал головой.

– Во время. Мои фракийцы получили приказ убить всех наших врагов.

Антифон почувствовал, как у него в груди образуется пустота.

– Всех наших врагов? Каких врагов? Ты говорил, что нанял Карпофоруса убить нашего отца.

Агатон пожал плечами.

– Таков был мой первоначальный замысел, но его не могут найти. Подумай, брат. Убийство отца будет только началом. Диос и многие другие начнут строить планы и заговоры против нас. Разве ты не понимаешь? За этим последует гражданская война. Некоторые из правителей прибрежных государств присоединяться к нам, другие последуют за Ди-осом. – Он поднял руку и медленно сжал ее в кулак. – Так мы сокрушим их всех, и Троя сохранит мир со всеми своими соседями.

– Ты сказал, всех наших врагов. О ком ты говоришь?

– Только о тех, кто может выступить против нас. О тех, кто смеялся, когда отец издевался над нами. О тех, кто хихикал за нашими спинами. Около сотни человек. О, Антифон, разве ты не понимаешь, как долго я ждал этого момента!

Затем он посмотрел в глаза Агатона и впервые постиг глубину ненависти сводного брата.

– Подожди! – в отчаянии закричал Антифон. – Ты не можешь впустить фракийцев во дворце! Они – варвары! Что будет с женщинами?

Агатон засмеялся.

– С женщинами? С такими, как Андромаха? Холодными и надменными. Ты знаешь, что она сказала? Я не могу выйти за тебя, Агатон, потому что не люблю тебя. Во имя богов, я с удовольствием посмотрю, как мои фракийцы будут ее насиловать. Они выбьют из нее высокомерие. Она не будет уже такой гордой после этой ночи.