Андрей Завадский - Вечная Вдова

Появившиеся из-за поворота воины, выстроившись в две шеренги, остановились точно там, где сливались воедино три дороги. Кратус вновь усилии зрение и облегченно вздохнул, увидев знакомые лица.

  - Опустить оружие, - приказал маг своим спутникам. - Это милорд Эрвин.

Заставив сопровождавших его воинов расступиться, Кратус направил своего коня к шеренге всадников, как будто выплюнувшей из себя могучего статного мужчину, восседавшего на громадном буланом жеребце. Эрвин приблизился к чародею, окинув его взглядом с ног до головы, словно пытаясь убедиться, не обман ли это, не мираж или коварный лесной дух, принявший облик его товарища.

  - Рад видеть вас, милорд, - сделал попытку поклониться Кратус. Лишенный наследства принц не требовал слишком ярого проявления покорности, да и не ждал ее от мага, но некоторые приличия пока стоило соблюдать. - Ваш путь был легок, мой господин?

  - Скажи, маг, ты исполнил то, ради чего отправился на край света, - вместо ответа спросил Эрвин. - Ты добыл ту реликвию, содержащую великую силу, о которой так много и страстно говорил прежде?

  - Да, господин, - хищно усмехнувшись, Кратус коснулся рукой висевшей на боку котомки, с которой не расставался ни на миг вот уже несколько недель. Даже его спутники, те, кто вместе с ним ступил некогда на берег Скельде, не ведали, что так ревностно хранит чародей. - Вот оно, - молвил маг. - Залог нашей победы, милорд, самое великое творение чародеев минувшего.

  - Надеюсь, трудностей не возникло? Не будет хорошо, если твой поход станет известен кому-либо, особенно из магов. Уверен, они начнут охоту, ведь эта вещь, насколько я понял, обладает исключительной ценностью.

  - Для знающего человека она бесценна, - покачал головой Кратус. - Многие великие чародеи ради того, чтобы владеть ею готовы расстаться с чем угодно. Но я полагаю, нам нечего опасаться. Мы были осторожны, и никто не смог бы отыскать наш след.

Пустив коней рядом, маг и опальный принц принялись неспешно беседовать, чувствуя себя в полной безопасности за широкими спинами воинов, не ослаблявших хватку на оружии. Точнее, говорил Кратус, а его спутник слушал, не произнося почти ни слова и даже жестом, гримасой не выказывая своего отношения к словам чародея.

  - Мы без особых трудностей наняли корабль на побережье, - сообщил маг, считавший, что вполне может сейчас похвастаться своими успехами. Замысел, который он вынашивал несколько лет, удалось воплотить в жизнь почти идеально, и такой успех Кратус считал полностью своей заслугой, в чем, пожалуй, был абсолютно прав.

Воины, сопровождавшие принца и чародея, образовав вокруг своих господ в буквальном смысле железное кольцо, поскольку большая часть их не снимала доспехи на протяжении всего пути, не обращали внимания на пространные разговоры. Их служба была до предела простой, и не в пример опасной при этом. Все, что требовалось сейчас от полутора десятков вооруженных мужчин, опытных бойцов, наемников, что провели в сражениях и походах большую часть жизни, это первыми увидеть врага и как угодно, хоть даже и собственными облитыми сталью кольчуг телами защитить своих хозяев, выиграв для них те ничтожные доли мгновения, чтобы обнажить оружие и приготовиться к схватке. И пока эти суровые молчаливые рубаки, большая часть которых давно служила под началом принца-изгнанника, успешно справлялись со своей миссией.

А предосторожность была не лишней, поскольку вокруг простиралась враждебная стран. Пусть Эрвин и был законным наследником, это ничего не меняло. Здесь бежавшего в безвестность много лет назад принца никто не ждал, и, у воинов, сопровождавших его, в этом почти не было сомнений, нынешний король Альфиона, узнав о появлении соперника, наверняка сделал бы все возможное, чтобы избавиться от него раз и навсегда, упрочив собственную власть. Именно поэтому любой встречный воспринимался воинами, как враг, а оружие всегда было под рукой, и наемники могли пустить его в ход в любой миг, стоило им только ощутить хотя бы ничтожную тень опасности, намек на угрозу. Они были готовы убивать, не мучаясь потом угрызениями совести, ибо давно уже избавились от такого странного и бесполезного чувства, как жалость.

  - В портах на востоке всегда найдется немало капитанов, готовых за пригоршню золота доставить кого угодно и куда угодно, не задавая никчемных вопросов, - не без гордости произнес Кратус. - Мы нашли как раз такого, умелого, отчаянного, но не до безумия, и при этом способного удержаться от того, чтобы сунуться нос в чужую тайну. Он довольно быстро согласился отвезти нас на Скельде, и цена, запрошенная этим мореходом, была ничем, пустым местом в сравнении с тем, что мы обрели, вернувшись из этого плавания.

Эрвин слушал молча, равномерно покачиваясь в седле. Он словно окаменел, уставившись невидящим взглядом куда-то в ту точку, где дорога, серая лента, покрытая пылью, сливалась с таким же серым небом.

Кратус, считавший себя неплохим знатоком человеческих душ, давно уже отчаялся понять, что носит в своем сердце этот воин, неудержимо яростный и безрассудно храбрый в бою, способный как на великую милость, так и на самую отравительную жестокость. Он, казалось, был покрыт некой скорлупой, нерушимым гранитным панцирем, проникнуть сквозь который, коснувшись души рыцаря, было невозможно. А, быть может, давно уже и не было ее, этой души, у воина, целиком обратившегося в камень, такого же холодного и твердого в решениях.

Маг, которого с Эрвином роднил несколько лет совместных скитаний, никогда не видел своего товарища по походам пьяным, хотя прочие наемники, даже рыцари, примкнувшие к вольным отрядам, никогда не отказывали себе в хорошей выпивке. Порой после штурма какого-нибудь города или даже замка все улицы, все укромные закоулки были завалены телами мертвецки пьяных солдат удачи, если только среди них не находилось достаточно жесткого и авторитетного вожака, способного поддержать дисциплину даже в вольнице наемников. И только Эрвин почти никогда не пил, а если и пил, то хмельное вино не брало его.

Столь же равнодушен изгнанный принц был и к женщинам. Он не брал силой красавиц в покоренных городах, хоть обычно воины считали это своим священным правом, а ему, рыцарю, первому во всяком сражении, могли достаться не простые горожанки, а благородные дамы. Никто не посмел бы роптать, потащи Эрвин дочь или жену какого-нибудь благородного сеньора или хотя бы зажиточного торговца за волосы в свой походный шатер. Но он словно чурался таких развлечений, и еще большее равнодушие проявлял к тем, кого порой именовали жрицами любви, что неизменно сопровождали любое войско, даруя отдых уставшим ратникам.