Алекс Готт - Белый Дозор

Стоило ему уехать, как мороз немного утихомирился, и действительно началась метель, да какая! За час-два намело такое количество снега, что зимние палатки, хоть и оборудованные обогревателями, но всё же ненадежные в такой мороз, с набившимися в них полузамерзшими людьми, замело почти по самую маковку. Снег перекрыл сквозняки, палатки превратились в своего рода снежные дома, внутри сделалось намного теплее, и Дозорные, непривычные к подобным условиям, согревшись от тепла обогревателей и дыхания друг друга, уснули еще крепче и проспали до неприличия долго.

Первым продрал глаза Василий-художник, устроил концерт, после того как не смог выйти наружу, всех разбудил и переполошил. Пришлось выкапываться из сугробов, и после того, как этот небыстрый труд был завершен, Дозорные обнаружили, что они брошены проводником, следы которого полностью замело, а также, что до ближайшего людского обиталища тьма верст до небес и все лесом, то есть не дойти, да и путь к заветной цели туманен и неясен, ибо Нежива-Мара в Марине молчала, с момента шаманского камлания с горящей головней и прочими эффектными моментами себя никак не проявляя. И Марина оказалась в этом кошмарном положении вместе со всеми.

Эти, словно в насмешку созданные богами, места на Земле в недолгие летние месяцы по-своему прекрасны и способны пленить своими красотами. Летом здесь вполне можно путешествовать сухопутным путем, имея обширный и дорогостоящий набор туриста, примерно такой, какой хотел прихватить с собой на Камчатку Лёша. Однако для того, чтобы выжить в этих условиях в октябре, когда морозы сменяются короткими оттепелями, после которых снег превращается в ледовый панцирь и всё буквально вмерзает в него, — здесь для выживания, помимо первоклассного снаряжения, созданного с использованием последних технических изобретений, необходимы специальные навыки. Таких навыков ни у кого из отряда Велеслава не было и в помине. И поход превратился в череду страданий и смертей.

Первым ушел за краду в Навь, пройдя по Калинову мосту над Огненной рекой, самый младший, Василий. После первой холодной ночи, когда стало понятно, что либо вперед, либо назад — в любом случае Смерть, и Велеслав принял решение идти вверх, на север, держась русла стремительно замерзающей Лены, маленький художник мужественно, без слез и жалоб, последовал за всеми. Шли очень медленно, в день проходя не более десяти верст, отогреваясь у походных костров чаем, воду для которого перетапливали из снега. На третий или четвертый день пути (точнее сейчас сказать не получится) паренек почувствовал первые признаки простуды, о которых никому решил не рассказывать. Подумал, верно, что всем и так тяжко, а тут еще он со своим кашлем и насморком. Да и несущественно это всё, пройдет само по себе. Не прошло…

К вечеру у него уже был сильнейший жар, и самый поверхностный осмотр дал уверенность в том, что это пневмония в очень осложненной форме. Всеведа и Марина всю ночь не сомкнули глаз, просидев с ним, стараясь хоть чем-то из примитивной походной аптечки сбить температуру, но аспирин с анальгином не помогали даже в лошадиных дозах, а больше ничего из лекарств для такого случая в отряде не было. Тогда Марина попросила Велеслава применить ту же самую магию, что и в случае с ней:

— Спасите парня, что вам с Навиславом стоит это сделать? — молила она предводителя, но он отрицательно покачал головой и ответил:

— Зачем? У него своя судьба, и он нам больше не нужен. Он лишний теперь, в дальнейшем не пригодится.

— Да ты что, Велеслав? Ты в своем уме, или тебе его заморозило? Несчастный мальчишка, которого мы сорвали с насиженного места, из родного дома, можно сказать, полуобманом увели, на твоих глазах вот-вот умрет, а ты спокойно будешь на это смотреть?!

Велеслав презрительно усмехнулся.

— Я бы проронил скупую мужскую слезу, да боюсь, она замерзнет и сосулькой повиснет у меня на бороде, а это очень некрасиво.

— Ах ты сволочь! — Марина отступила на шаг от Велеслава и вдруг ринулась на него, замолотила кулаками в его гулкую, большую грудь, выкрикивая оскорбления: — Сволочь! Мерзавец! Мерзавец!

Велеслав, на лице которого ни один мускул не дрогнул, молча схватил ее запястья, сдавил их так, что у Марины от боли потемнело в глазах, притянул к себе, приблизил свое лицо к ее лицу и тихо, совсем по-змеиному прошипел:

— Мы на Мариной земле, в ее владениях, но она молчит, она более в тебе не проявляется, она ждет от нас преклонения и жертвы. Жертвы! — Велеслав оскалился, и Марина увидела, что во рту у него стали расти клыки, а язык сделался черен и раздвоен, словно у гадюки. — И жертва ей скоро будет. Когда он сдохнет, я отрежу ему голову, нацеплю ее на высокий шест и буду просить Мару, чтобы она сжалилась над нами и позволила хоть части из нас дойти до этих чертовых врат.

— Ну и отродье же ты! — с ненавистью процедила смелая девушка. — Поганое отродье без чести и без совести. Неужели ты рассчитываешь победить с такой вот черной моралью в сердце? Откуда ты знаешь, чего именно хочет Мара? Может быть, она не желает принять его в жертву? Может быть, она решила испытать нас, проверить, насколько мы окажемся сильны, на что пойдем ради нее, не станем ли трусливо роптать, несмотря на невзгоды и стужу?!

— Нет, — сурово прервал ее Велеслав, — во всем, что касается чина почитания Черной Владычицы, никаких «может быть» не может быть и в помине. Я ее жрец, только я здесь знаю, что нужно делать, чтобы ее умилостивить. И ты знай свое место, не забывайся. Ты существуешь под небом Яви лишь волей Мары, своим вторым рождением ты обязана мне. Я хочу, чтобы ты об этом помнила. Я хочу, чтобы ты помнила, кто вытащил тебя из твоей болезни. Поэтому попроси у меня прощения за твои оскорбления в мой адрес, и я постараюсь не вспоминать о твоих грязных словах, сказанных в глупом порыве.

— Извини… Прости меня, — Марина стиснула зубы, поклонилась, приложив левую руку к груди.

— Прощаю. Постарайся заснуть, завтра еще один тяжелый день и тяжелая дорога в неизвестность, — Велеслав сурово сдвинул брови. — Так не может продолжаться долго. Ночи в палатках, где температура «ноль» — в лучшем случае, керосин у нас скоро закончится, и тогда обогреватели перестанут спасать. Растительность вдоль берегов Лены иссякает, скоро не из чего будет складывать костры, а таскать с собой заготовленные дрова — дело неосуществимое: силы у всех на исходе. Ну да ничего, — ободряюще улыбнулся он, — это Черная Владычица Посмертия проверяет, насколько крепка в нас вера. Не отступимся, тогда она поможет, а станем себя жалеть — все передохнем.

…Всю ночь, не сомкнув глаз, Марина с Всеведой просидели рядом с метавшимся в бреду парнишкой. Он, весь в тяжелой испарине, то затихал, то начинал быстро-быстро говорить что-то, какой-то бессмысленный набор слов, никак между собой не связанных. Под утро он успокоился и задремал. Девушки, измотанные бессонной ночью, одновременно провалились в тяжелый, стылый сон без сновидений. Марина проснулась от того, что ей послышалось, как кто-то зовет ее по имени: «Марина, Мариночка». Так и есть: маленький художник не спал, он смотрел перед собой невидящим взором и постоянно повторял ее имя.