Павел Марушкин - Музыка джунглей

Джалаллом обернулся. Ведьма с интересом наблюдала, как на его лице проступает целый спектр эмоций.

– Кто эта юная леди, Джал? – проблеял какой-то тщедушный, похожий на сушёного кузнечика старичок.

– Позвольте представить: моя дочь Укусинда, – обречённо вздохнул Вхутмас. – Укуси, я же тебя просил… И кто это ещё с тобой?

– Здорово, братва. Чё такие кислые? – с ухмылкой поприветствовала собравшихся Укусинда. – Это моя служанка, пап. Так сказать, хит сезона. Мозгов у неё почти нет, ну да это и к лучшему – зато и жалованяя не требует.

– Да она пьяна, – вполголоса обронил Ипа; исходящий от старухи могучий пивной перегар достиг его ноздрей.

– Перебрала чуток, – призналась Укусинда. – Моя вина – не углядела; три литра пива как корова языком слизнула. Выхлоп, конечно, чувствуется. Могу дать ей головку чеснока на закусь, только это вряд ли поможет. Скорее наоборот.

– Только не чеснока! – испугался Вхутмас. – И отправь её куда-нибудь, милая… Ну хоть в гардероб. Пусть она заберёт с собой метлу. Кстати, если бы ты сняла эту свою ужасную куртку с шипами…

– Ну уж нет! – решительно возразила Укусинда. – Чуха! Стоять! На, возьми, – она сунула помело под мышку старухе. – Прислонись пока к стенке, что ли. Скоро эта бодяга начнётся-то?

– Через десять минут, – сухо ответил отец. – И я бы очень попросил тебя не портить мне отношения с людьми… больше, чем ты это уже сделала.

– Делов-то! – проворчала Укусинда, но тем не менее прошествовала к синему бархатному креслу в глубине фойе, развалилась поперёк него и принялась осваивать нелёгкое умение сводить глаза к переносице.

– Когда наше выступление? – поинтересовался Громила.

Режиссёр заглянул в блокнот:

– А вы у нас кто, джанги-группа?

– Угу. «Киллинг очестра», малый состав.

– Так… Вы начнёте где-то через полчаса, после хорового пения. Потом ещё раз перед антрактом и сразу же после него. Пока можете расслабиться, только никуда не уходите. – Он с интересом осмотрел Громилин инструмент: – Железная бочка, э? Это вместо тамтама?

В ответ обезьянец ловко выбил дробь костяшками пальцев. Режиссер прищёлкнул языком в знак одобрения и тут же куда-то исчез.

– Не знаю, почему я согласилась, – вздохнула Джихад. – По-моему, милый, проще всего было бы занять денег у Гро или у меня.

– Да не люблю я занимать! – Кактус проникновенно прижал руки к груди. – Ну просто вот… Не в своей тарелке себя чувствую, если должен кому-нибудь.

– Но мы-то друзья!

– Так тем более!

– Странный ты парень, – покачал головой Громила. – Ну да ладно. Деньги хоть и небольшие, но лёгкие. Нам в общей сложности минут двадцать лабать; потом сразу же получим монетки.

– А не станут, как водится, кота за яйца тянуть – мол, приходите завтра, и всё такое?

– Ты посмотри на Гро, – рассмеялась каюкерша. – Ну кто решится ему такое сказать!

Громила перед выступлением успел вымыться в ванне с каким-то особенным, «объёмным» шампунем и теперь выглядел едва ли не вдвое больше прежнего – шерсть на нём вся распушилась.

– У меня не забалуешь, – подтвердил гориллоид. – Сказали, сегодня – значит, сегодня, и баста!

– Думаешь, у нас получится без Иннота?

– Ну… Так здорово, как в тот раз, конечно нет. Да и предки с ним; от нас ничего особо не ждут.

Джихад подошла к кулисам и осторожно заглянула на сцену. Там стоял какой-то маленький мальчик и, отчаянно картавя и пуская слюни, пытался справиться со стихами:

Люблю тебя, моё варенье,

Люблю твой сладкий, липкий вид,

Люблю намазать на печенье,

Хоть будет против мой гастрит…

При этих строчках в зале послышался сдержанный смех. Малыш совсем сконфузился, покраснел как рак, но потом сделал над собой героическое усилие и продолжил. «Молодец какой», – прошептала Джихад и вернулась обратно.

– В скором времени мы будем прямо-таки купаться в деньгах! – уверял обезьянец Кактуса.

– Да с чего ты это взял? – вяло удивлялся тот. Громила лишь загадочно ухмылялся в ответ.

Они вот уже несколько часов сидели по пояс в воде и мрачно смотрели наверх. Крышка люка, прикрывающая водосток, была дырчатой, и отверстия образовывали замысловатый узор – что-то вроде очень толстой паутины. Оттуда, сверху, доносились обычные городские звуки: шаги прохожих, скрип проезжающих драндулетов, чуть слышно мурлыкала музыка.

– Всё-таки это был гипотетический попотам, – нарушил молчание Профессор. – Я так думаю.

– Слышь, а ты чё – вправду как бы профессор? – хмыкнул Чобы.

Каторжанин с достоинством проигнорировал этот вопрос.

– Что это за гипо… тетический? – поинтересовался Пыха.

– Ты бегемотов видел когда-нибудь?

– А то! Когда мы плыли по Строфокамилу…

– Ну вот. Эти самые бегемоты – они животные современные. А у них есть первопредок, или, по-другому, пещерный бегемот. Огромный, как… Их на самом деле никто никогда не видел, только предполагают, что они существовали в стародавние времена. Поэтому и называется так: гипотетический попотам.

– Какой же он гипотетический, – буркнул кто-то. – По-моему, очень даже фактический…

– А откуда ты знаешь, что это именно он?

– Ну… Мне показалось, я успел его рассмотреть. – Профессор вздохнул. – Это и в самом деле что-то вроде гиганского бегемота.

– А почему он такой белёсый?

– Здесь же темно, солнца совсем нет. Вот шкура и потеряла потихоньку пигментацию. Наверное, он попал в эти катакомбы очень давно, ещё детёнышем. С тех пор тут и живёт.

– Жуть какая… А чем он питается?

– Я думаю, сантехниками. Недаром он так на нас кинулся!

– Да… Хорошо, что в этот колодец ему не забраться!

– Плохо, что нам не выбраться, – возразили Пыхе.

– Может, ещё раз попробуем? – смоукер внимательно оглядел скользкие стены.

– Бесполезно, – буркнул Чобы.

Пыха перевёл взгляд на трубы. В попытках выкарабкаться они забирались на них, но неизменно соскальзывали обратно. Подземное чудище невольно сослужило каторжанам добрую службу: если бы не оплошность стражника, подпалившего горючий газ и тем самым пробудившего монстра, их бы уже вели в тюрьму, скованных по рукам и ногам. Да, повезло… Можно сказать, повезло дважды: колодец, в который они бултыхнулись, убегая, был слишком глубок для того, чтобы монстр мог дотянуться до них.

Внезапно смоукеру пришла в голову идея. Он внимательно разглядывал ржавые сочленения.

– Как вы думаете, куда они ведут?

– Трубы-то? Ну, типа, в дома, куда же ещё.

– А что, если сломать одну из них? – Пыха припомнил школу и зубодробительные Свистолевы задачки, там как раз шла речь о чём-то похожем: про бассейн с двумя трубами.