Ольга Романовская - Паук раскинул сеть (СИ)

  - Вы тоже, - замерев на пороге, поколебавшись, приняла решение леди ли Брагоньер и пояснила доктору: - Господин живёт с этой женщиной.

  Лекарь пожал плечами. Его такие тонкости не волновали.

  Эллина покорно опустилась туда, куда указали. Платье леди ли Брагоньер жало, но другого не нашлось. Оно не нравилось гоэте: старомодное, удушливое, с жёстким корсетом, да ещё и в цветочек, но тут уж не до капризов.

  Выпив ещё коньяку, врач устало откинулся на спинку кресла и сухо сообщил: больной потерял много крови, у него множественные переломы, повреждена селезёнка и ещё целый ряд проблем, о которых не стоит распространяться при дамах. Эллина вздрогнула и непроизвольно положила руку на живот. Лишь бы там кто-то оказался! Увы, пока никаких признаков.

  - Не беспокойтесь, - правильно разгадал её опасения врач и слабо улыбнулся, - у господина будут дети. Я имел в виду другое. Просто не вижу смысла пугать женщин. Скажу лишь, состояние тяжёлое. За мной вовремя послали. Выздоровление будет проходить болезненно, я выписал морфий. Принимать в первые две недели по три раза в день. Потом, полагаю, не потребуется. Моя помощница останется в качестве сиделки и всё сделает. Разумеется, никаких волнений, покой и забота. Слепки зубов сделал, новые поставлю, когда больной немного окрепнет. Тогда же сведём шрамы. Сейчас главное, чтобы не вскрылись раны. Поэтому, госпожа, - он строго посмотрел на Эллину, - никаких любовных утех! Даже если станет просить.

  - Впрочем, - улыбнулся лекарь, заметив румянец на щеках гоэты, - это мы обсудим исключительно с вами. Это, безусловно, личное, но ваш жест заставил подумать... Вы беременны, госпожа?

  Леди ли Брагоньер тут же метнула на Эллину хищный взгляд. Казалось, она сейчас её растерзает. Гоэта нервно облизнула губы и вжалась в спинку дивана. В голове пронеслось: 'Сейчас меня выгонят'.

  - Если да, я настаиваю на осмотре.

  - Благодарю, но я не беременна, - поспешнее и громче, чем следовало, возразила гоэта.

  Разумеется, леди ли Брагоньер просто так не отстала и выразила желание так же переговорить с Эллиной наедине. О чём, та уже знала: 'Никаких детей, милочка, я не позволю какой-то дряни тянуть из сына деньги, особенно теперь. Если рассчитываете на брак, костьми лягу, но не позволю'.Однако леди задала всего один вопрос: 'Ольер проявил неосторожность?' Эллина предпочла не отвечать, воспитание же хозяйки дома не позволило настаивать на откровенности.

  Врач сухо проинструктировал по части отношений, без тени смущения расписав, что и когда можно будет делать. Эллина догадывалась, Брагоньеру это не понравится. Он, конечно, нетемпераментный мужчина, временное воздержание легко переживёт, зато потом явно воспротивится. В постели соэр тоже привык всё делать сам.

  Счёт оплатила леди ли Брагоньер. Врач не стал пересчитывать деньги и откланялся до завтра. Эллина же, дождавшись, пока дом погрузится в темноту, поспешила к любовнику.

  Эллина задремала, уронив голову на руки. Она пробралась в спальню любовника тайком, поздним вечером, и уговорила сиделку позволить сменить себя у постели больного. Опасения насчёт 'интересного положения' не подтвердились, осмотревший гоэту врач высказался категорично, и леди ли Брагоньер успокоилась. Соэр медленно, но верно шёл на поправку. Во всяком случае, со слов врача и сиделки. Эллина видела лишь порозовевшую кожу. При ней он всегда спал. Леди ли Брагоньер сдержала слово и не мешала гоэте целыми днями просиживать у постели сына. Эллина даже сама его побрила. Сама хозяйка дома заходила к больному строго по часам: после завтрака и перед отходом ко сну. Сидела обычно по полчаса, вполголоса беседовала с помощницей врача и уходила, подарив сыну поцелуй в лоб.

  Краем уха Эллина слышала об убийстве короля и смене власти, но не вникала в суть происходящего: все мысли занимал Брагоньер. Все руки у него были перебинтованы из-за уколов, но ничего, ещё неделя, и морфий отменят.

  Гоэта проснулась от ощущения чьего-то взгляда. Спросонья она не сразу смогла зажечь лампу. Оказалось, Брагоньер очнулся и теперь исхудалый, со впалыми щеками и перевязанной челюстью - её таки повредили - пристально смотрел на любовницу.

  - Очнулся! - с облегчением выдохнула Эллина и разрыдалась.

  В глазах Брагоньера промелькнуло недовольство. Он тяжело вздохнул и отвернулся. Эллина с трудом подавила обиду и напомнила себе: соэр болен, ему необходим покой, а не скандалы. Вот, врач работу ещё не закончил, зубы придёт делать.

  - Пить хочешь? Есть? Я сейчас!

  Гоэта потянулась к шнурку для вызова слуг, но замерла, услышав громкое сопение. Значит, нет. Причём, категоричное. Эллина осторожно заглянула в лицо Брагоньеру: хмурится, желваки вздулись. И упорно не желает на неё смотреть, будто гоэта преступница, предательница. Радовало, что разговаривать соэр пока не мог.

  Подобное поведение повторялось из разу в раз несколько дней подряд, вгоняя Эллину в тоску. В конце концов, гоэта напрямик спросила, хочет ли он, чтобы она ушла. Это случилось уже после отмены морфия, когда тугая повязка на лице Брагоньера сменилась на эластичную фиксирующую, а рот сиял полным набором зубов. Соэр уже мог говорить, немного, потому что быстро уставал, но по-прежнему встречал и провожал Эллину гробовым молчанием. Вот и теперь он не ответил, даже головы не повернул.

  Гоэта осторожно присела на краешек постели и коснулась туго забинтованной поверх шины кисти: некромант сломал Брагоньеру пару пальцев.

  - Ты меня в чём-то обвиняешь, так скажи в чём.

  - Ты знаешь.

  Эллина вздрогнула от надтреснутого усталого голоса. Она настолько привыкла к молчанию соэра, что теперь сказанная чуть ли не шёпотом фраза казалась раскатом грома.

  - Я не изменяла тебе. Королевству тоже. Ты тоже знаешь, зачем некроманту нужна женщина.

  Губы Брагоньера болезненно дрогнули. Внутри соэра шла борьба, и гоэта терпеливо ждала результата.

  - Сколько?

  - Раз? - домыслила вопрос Эллина и, набравшись смелости, прильнула щекой к тяжело вздымавшейся груди любовника. Она бы с удовольствием его поцеловала, но боялась. Вдруг Брагоньеру теперь противны её прикосновения? - Один. Или тебе другие разы нужны? Зачем, Ольер? Мы с Малисом друзья, не больше, я люблю тебя, я ради тебя это сделала. Малис тоже в постель не тянул, просто после ритуала... Он тоже ради тебя, чтобы артефакты напитать. Не нашли бы иначе, не успели.