Алексей Пехов - Жнецы ветра

— Чуешь? — спросил я у Юми, вставшего «столбиком».

— Собака! — кивнул он и спрыгнул на землю.

— Кажется, мы не ошиблись. — Кальн, подъехав к нам, следил за вейей, поспешно бегущим по дороге вперед. — У этого парня чувствительный нос.

— Как и у меня, — с гордостью заметил Живр. — Надо предупредить отряд.

— Сначала проверим, что впереди, — возразил рыцарь.

Я кивнул, соглашаясь. Тиф пожала плечами. Ей было все равно.

Мы направили лошадей следом за убежавшим Юми.

Спустя минок семь я наконец-то почувствовал, что в морозном воздухе пахнет костром. Вейя покинул дорогу, за минку забрался на вершину гряды справа от нас и исчез.

— Здесь левый и центральный пути почти соприкасаются друг с другом, — пояснила Тиф. — Затем вновь расходятся.

— То есть, ты хочешь сказать, что там вполне могут быть южане? — нахмурил светлые брови Кальн.

— Ну должен же кто-то жечь огонь, — как можно яснее показывая, что удивлена его непонятливостью, хмыкнула Тиа.

— Вон ваша белка обратно скачет, — сказал Живр, привставая на стременах.

— Сам ты белка! — возмутился я. — Он, кажется, зовет нас. Ждите здесь. — Спрыгнув с лошади и перекинув через плечо лук, я начал подниматься по скользким камням.

Вопреки моим опасениям, дорогу нельзя было назвать сложной — я достаточно споро залез наверх, даже не сбив дыхание.

— Вот так, собака! — поприветствовал меня вейя, и я осторожно выглянул из-за каменного гребня, очень напоминающего тритоний хвост.

Вниз уходил такой же пологий склон. Ярдах в тридцати от нас был виден участок широкого белого тракта в виде подковы. Он выскакивал из-за поворота и, сгибаясь дугой, исчезал за углом лиловой скалы. На противоположной стороне высились отвесные горы, уходящие вверх ярдов на двести и теряющиеся в снежной круговерти.

Я увидел небольшой походный шатер серого цвета, маленькую жаровню на углях, лошадей и семерых мужчин. Несмотря на тяжелые теплые плащи, я смог разглядеть их доспехи — тяжелые вороные латы.

Королевская гвардия Набатора! Серьезные ребята. Именно они охраняли Тиф, когда мы впервые встретились.

Рядом с шатром на снегу лежала какая-то бесформенная груда. Поначалу я даже не понял, что это, а догадавшись — ужаснулся. Не хочу думать, что надо было сделать с человеком, чтобы его останки превратились в такое.

Тем временем полог шатра распахнулся, из него вышел высокий мужчина, и я вздрогнул, узнав его.

На нем тоже были латы, но не вороные, а зеркальные. Вытащив из ножен длинный трехгранный кинжал, он сунул его в затухающую жаровню лишь для того, чтобы спустя уну вытащить с помощью него обугленную голову. Ловко дернул рукой, отправив обгоревший череп в воздух, и, не дав ему упасть в снег, насадил обратно на клинок. Затем скрылся вместе с трофеем в шатре.

— Спустись вниз, — прошептал я настороженному Юми. — Возле седла сверток. Там стрелы. Принеси их.

Пока вейя бегал, я на кулаках, пальцах и ладонях рассказал об увиденном находящемуся внизу Кальну. Тот понимал язык разведчиков и, кивнув, передал сведения Живру, который развернул лошадь и поскакал обратно. Сообщить сведения в отряд.

Кальн, оставив лошадей на Тиф, начал подниматься ко мне.

Я резко махнул ему, чтобы он оставался на месте, скорчив страшную рожу. Рыцарь с неохотой остановился, сжимая секиру…

Могу ли я бросить на весы жизни других людей и заплатить эту цену за одного Проклятого?

Да.

Могу.

И дело сейчас не только в мести, хотя она и стоит первой, надсадно воет в ухо, требует крови — так, что у меня сводит зубы.

Дело в том, что нельзя позволять ходить по земле такому выродку, как Рован. В нем давно не осталось ничего человеческого. Всесильное, могущественное, почти божественное чудовище, жестокое к любому, кто окажется рядом. Чудовище, считающее себя безнаказанным.

Это будет одно из немногих убийств, от которого я получу удовольствие. Я хочу попытаться сделать это, даже несмотря на то что до меня было несколько тысяч пытавшихся совершить то же самое. Тех, кто не сумел. И от кого давно не осталось ни костей, ни памяти.

— Вот так, собака!

Вернулся Юми и принес сверток.

Спасибо удаче, которая дала мне стрелу. С «Гасителем Дара» у меня было бы катастрофически мало шансов.

Я вытащил из колчана древко с белым наконечником и увидел, как Тиф внизу вздрогнула.

— Вот так, собака, — тихо шепнул Юми, вытащив костяную трубочку.

— Не торопись, — серьезно попросил я и глубоко вздохнул, так как начал испытывать азарт, забурливший в крови, словно я вступил на смертельно хрупкий лед.

У меня есть цель.

Дело, которое следует завершить.

И точка.

Могильных червей следует давить, иначе они сожрут тебя живьем.

Тиф поспешно забиралась ко мне, и в этот самый миг из шатра вылетела голова. Она упала в снег и, откатившись на ярд, остановилась. Затем появился Рован.

Он со злостью ударил по жаровне ногой, опрокидывая ее.

— Не надо бы тебе трогать Лаэн, — тихо сказал я.

Чувствуя на себе лихорадочный взгляд Тиа, встал во весь рост. Задержал дыхание. И рванул тетиву.

Щелчок, дрожание выплюнувшего смерть лука, нестерпимо яркое сияние наконечника, шлейф света за стрелой, предупреждающий окрик набаторца.

Поздно! Слишком поздно!

Горы, снег, дорога, лица людей и животы туч на мгновение озарила лиловая вспышка. Стрела нашла свою цель.

Гвардейцы, обнажив мечи, бросились по склону. Я уложил двоих из них, метя в сочленения между доспехами и незащищенные головы, а затем подоспела Тиф. Проклятая увидела Рована и стала поспешно спускаться вниз, перепрыгивая через камни.

Юми плюнул колючкой, и еще один из набаторцев упал, забившись в агонии, на его губах выступила пена. От остальных Дочь Ночи небрежно отмахнулась рукой, и южане рухнули, рассыпаясь пеплом.

Я опустил лук и с отстраненным интересом смотрел на тело чудовища, которое несколько минок назад считалось всесильным и несокрушимым.

Тиф уже стояла над бывшим Владыкой Смерча.

— Сколько их у тебя? — крикнула она мне осипшим голосом.

Я понял, что она спрашивает про стрелы, но ничего не ответил, подходя ближе.

Убийца Сориты, уяснив, что не дождется ответа, вновь перенесла все свое внимание на Проклятого. Не церемонясь, толкнула его ногой, перевернув на спину.

Стрела пробила дорогой морасский панцирный доспех насквозь, словно тот был из бумаги. Я подошел, выдернул ее из раны, с сожалением отметив, что наконечник сплавился в какую-то бесформенную бородавку. Сталь нагрудника Чахотки тоже была оплавлена.