Выбор девы войны - Вебер Дэвид Марк

Он сделал еще один вдох и очень тщательно сформировал еще одно единственное слово на этом давно забытом языке, и изумруд кольца снова вспыхнул. На этот раз вспышка была намного ярче, и глаза Бронзхелма вспыхнули в ответ. Они никогда не закрывались, но быстро двигались из стороны в сторону, как у спящего в разгар какого-нибудь подробного сна. Сияние кольца длилось всего несколько мгновений, но Варнейтус был более чем доволен. Очарование, которое он вложил в этот камень, совсем не затронуло разум Бронзхелма; он просто проецировал необычайно яркую реальность через глаза и уши сенешаля. Образы, которые он видел, звуки, которые он слышал, возможно, были сфабрикованы, но он действительно видел и слышал их, и поэтому воспоминания о них были настоящими воспоминаниями, без каких-либо характерных признаков искусства, которые могли бы выдать их любому подозрительному магу, который мог бы их изучить.

Изумруд в последний раз вспыхнул, затем снова погас, и острые, настороженные глаза Далнара Бронзхелма снова сфокусировались на лице его гостя.

***

- Что ж, Талтар, это был приятный визит, как всегда, - сказал сенешаль. - И я благодарю вас за то, что вы поделились со мной своими наблюдениями. Боюсь, сегодня днем у меня назначено еще несколько встреч, но не могли бы вы присоединиться ко мне и миледи за ужином сегодня вечером?

- Я был бы очень рад этому, милорд, - сказал мастер Талтар. - Боюсь, мне придется сделать это пораньше вечером, - он криво улыбнулся. - Поскольку я упустил свою возможность соблазнить барона Борандаса на еще одну порцию его кормаков, мне придется искать другую добычу, я имею в виду, быть в пути завтра рано утром.

- О, конечно. - Сенешаль улыбнулся, затем передал кольцо, которое все еще держал в руке, торговцу. - И мне жаль, что вы не смогли убедить меня купить это, чтобы покрыть ваши расходы. Я же говорил тебе, что я трудный покупатель, не так ли?

- Да, говорил, - согласился мастер Талтар с еще одной улыбкой, но затем он склонил голову набок и проницательно посмотрел на сенешаля. - Я, конечно, знал, что тебе будет трудно продать, милорд. Это одна из причин, по которой я принял твое приглашение на ужин. В конце концов, - его улыбка стала шире, - леди Бронзхелм теперь гораздо легче продать, не так ли?

Глава двадцать шестая

<Вы, двуногие, интересная порода>, - заметила Гейрфресса, уверенно продвигаясь сквозь сосны походкой скакунов, пожирающей расстояние. Ветерок, дувший сквозь деревья, был прохладным, наполненным смолистым, пряным запахом сосновых иголок и просто поцелованным влажным дыханием реки Балтар, а перед ними лежала дорога к Кэйлате и возвращению Лианы к исполнению своих обязанностей. С другой стороны, начало туннеля "Глотка" находилось достаточно далеко позади, чтобы голоса и шум строительных бригад терялись вдали, а звуки птичьего пения и дуновения ветерка в иголках только делали необъятную тишину мира еще более величественной и совершенной.

<Что вы имеете в виду под "интересным"?> - спросила Лиана, радуясь отвлечению от своих внутренних мыслей.

<Я имею в виду то, как каждый из вас думает, что вы - свой собственный изолированный остров>, - объяснила кобыла.

Она плавно сместилась вправо, чтобы обогнуть особенно густую группу деревьев, и Лиана почувствовала тихий, непрекращающийся восторг от того, что к ней вернулось зрение правым глазом. И это было не единственное, что могла ощутить Лиана, и расширение ее собственного мира было бесконечным чудом... которое, как она начинала подозревать, всегда будет бесконечным.

Лиана Хэйнатафресса немалую часть своей жизни провела в седле. Она знала союз, понимание и способность предвидеть, которые возникали между всадником и его лошадью, но никогда она и ее лошадь не сливались так, как это было с Гейрфрессой. Она разделяла ощущение могучих мышц кобылы, игру и растяжение сухожилий, знала, что Гейрфресса, в свою очередь, разделяла ее собственное чувство равновесия и гибкой силы, и малейший сдвиг, самое тонкое движение сливались в симфонию уравновешенной грации и движения. Она наслаждалась более острым, сильным и гораздо более информативным запахом всего, что их окружало, не просто острой терпкостью сосен, но и мха, воды, камня и земли, а также тем, что они постоянно, почти бессознательно, разговаривали с огромной кобылой. Эти вещи не приходили к ней через ее собственные чувства, и все же связь между ней и Гейрфрессой несла их значение, их важность и их постоянно меняющуюся текстуру для нее в виде постоянно струящегося, постоянно меняющегося гобелена, который двигался вместе с Гейрфрессой по ее миру.

- Что ж, - сказала она вслух, глубоко вдыхая и наслаждаясь двойственностью своего собственного, простого смертного обоняния, когда оно смешалось с обонянием Гейрфрессы, пока скакун переносил ее из тени на пятнистый солнечный свет и обратно, - мы тоже не рождены с вашим чувством табуна. Мы не можем говорить друг с другом так, как это можешь ты. Я думаю, это неизбежно, что мы чувствуем себя изолированными друг от друга так, как этого не чувствуешь ты.

<И именно поэтому ты думаешь, что никто не сможет понять, почему тебе так грустно и ты волнуешься из-за того, что оставляешь его позади, не так ли?>

Тон Гейрфрессы внезапно стал намного мягче, и Лиана почувствовала неожиданное жжение в глазах. Кобыла, как она обнаружила, была вполне способна называть Базела по имени, но делала это редко. Лиана еще не была уверена, почему это было так, но она подозревала, что Гейрфресса действительно думала о нем как о своем табунном жеребце на каком-то глубоком внутреннем уровне. Социальная динамика скакунов сильно отличалась от таковой у обычных лошадей. Их табуны, как правило, были больше, значительно больше, чем у одинокого жеребца и его гарема, что, во-первых, было нормой для лошадей. И, с другой стороны, скакуны жили гораздо дольше, и большинство из них спаривались на всю жизнь; табунный жеребец был просто управляющим табуна, их бароном, а не отцом всего их потомства. Члены его табуна думали о нем именно так, без романтического или сексуального подтекста, который окрасил бы их мысли о своих собственных партнерах, и, похоже, именно так Гейрфресса думала о Базеле.

В то же время было и кое-что еще, дополнительная связь между ней и Базелом. Конечно, Гейрфресса никогда не брала себе спутника жизни. Это было необычно (но не неслыханно) среди кобыл-скакунов, хотя скакуны, которые связались с наездниками ветра, никогда не спаривались на всю жизнь, за исключением горстки таких, как, например, Уолшарно, которые потеряли своих спутников жизни до того, как выбрали наездника. Никто, даже скакуны, насколько могла судить Лиана, не знал, были ли они никогда не спаривавшимися на всю жизнь, потому что на каком-то очень-очень глубоком уровне они ждали своего всадника, или они никогда не спаривались на всю жизнь, потому что были связаны с всадником. Однако в случае с Гейрфрессой было это "что-то еще". Было ли это из-за того, как Базел исцелил ее так давно?

И имело ли это значение? Беспокоилась ли Лиана об этом, чтобы не думать о вопросе, который только что задала ей Гейрфресса?

- Я... не хотела, чтобы это прозвучало так, будто я плакала у тебя на плече, - сказала она через мгновение. - Или, может быть, я имею в виду, что не хотела показаться раздражительной и избалованной. Не то чтобы я не знала, что он был защитником Томанака. И я была воспитана как Боумастер, мы должны понимать такие вещи, как ответственность и долг. И мы не должны ныть, когда ответственность или долг требуют чего-то от нас.

<Я не заметила, чтобы кто-то ныл>, - немного едко заметила Гейрфресса.

- Нет? - Лиана усмехнулась. К ее ужасу, смешок прозвучал немного жидко, и она быстро заморгала глазами. - Ну, может быть, это потому, что я боялась, что если начну ныть, то не смогу остановиться!