"Фантастика 2023-110". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна "О&#39

— У вас минута откровения была, Георгий Зурабович, — хмыкнула я, — и говорили вы без подготовки — то, что думали. Но напрасно считаете, что меня обидели. А вот за то, что правильно сориентировали, спасибо.

— Я просто хотел, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. Прозвучало не так… — чуть замялся он и резко сменил тему: — Мань, ну сколько можно выкать, в конце концов?!

И то ли это все же обида была — на такую свою судьбу? Но сейчас я злилась. У Рауля не было возможности испытывать страсть, де Роган видел во мне только интересного ему человека, и даже ребенок от полковника случился по недоразумению. Сергей? Ну, сам факт развода говорит о многом. И вот теперь Шония… Ну, не судьба, так не судьба! Может женская привлекательность выражается во флюидах и феромонах, от фертильности зависящих. Кто знает? А на постаменте я уже настоялась, хватит. Тогда это вынужденно устраивало меня. Во Франции я научилась находить хорошее там, где его не было по определению. С Раулем создала это хорошее сама — своим отношением и любовью. Но повторить такое добровольно…? Да, я злилась!

— На «вы» обращается друг к другу высшее сословие, это вежливость по определению. Как и целование руки — то же самое, что поздороваться, выказав личное уважение женщине, или попрощаться, или сердечно благодарить… В манерах можно лицемерить, ненавидя и презирая, но не следовать им нельзя — приличия обязательны. Не выполняя таких… общепринятых, элементарных требований, вы жестко скомпрометировали бы не только себя, но и своих близких, — хотелось бы мне отчеканить, но получилось, скорее, со злым скрипом:

— Или «вы» говорят простолюдину, который вызывает высочайшее уважение. Вы всегда вызывали огромное уважение, Георгий Зурабович, и воспринимались мною выше по многим причинам. Тыкать вам я могу, но это против моих ощущений. Могу взять себя под контроль и быть всегда настороже, но сейчас в моей голове… мешанина. Не обещаю, что оговорок не будет.

— Называй, как хочешь, — насторожено помолчав, разрешил он. А потом улыбнулся, заглядывая мне в глаза: — Ты сейчас говорила совершенно свободно, Маша.

— На эмоциях? И не задумываясь, как та сороконожка. Рядом с вами это легко, вы просто триггер ходячий. Да мне и не вспоминать нужно, всё немного не так. Когда о чем-то говорят, всплывает образ… всё здесь, — коснулась я головы, — просто нужно вызвать его. Меня не нужно обучать — просто напомнить. Сейчас действительно — я беспомощна, как котенок. Пару дней поговорите со мной, ответьте на вопросы и здорово поможете — у вас это получается лучше всех.

— Почему только пару? — безнадежно прошептал он.

— Меня за ручку нужно вводить в этот мир, а это силы и время. Не смею претендовать… Где-то есть родители, вы поможете мне связаться с ними, дальше будет видно. И есть квартира… Я думаю, если выбросить меня в настоящую жизнь, как неумелого пловца на глубину, то процесс вынужденно пойдет быстрее.

— Свяжемся с юристом, выясним, что там с квартирой. А сейчас просто нет выхода и нет денег, на гостинице разоришься, — усмехнулся чему-то он и оглянулся вокруг: — Смотри красота какая — небо празднует закат…

Да… И, наверное, причина была в облаках. Солнце садилось в их окружении, будто опускаясь на белоснежную перину и подсвечивало розовым те, что оказались вверху. Получалось по-разному — где нежнее, а где гуще и ярче. От перламутрово-розового до цвета фуксии. Переливы, перепады…

— Первый раз такое вижу, — выхватил Георгий смартфон из держателя и сделал несколько снимков. Потом безо всякой связи с предыдущей темой спросил: — Почему ты не хотела говорить с Надеждой Санной?

— Страшно. Всё вокруг чужое и убедительно врать нет сил, — захотелось вдруг ответить хоть какой-то откровенностью на его откровенность, — скажи я правду, и точно закончилось бы психушкой. Туда нас тоже гоняли, я помню — одно из самых сильных впечатлений. Тот раз… ладно, Бог с ним! Мне дали еще один шанс и очень хочется жить. Но доживать жизнь там, где заставят поверить еще и в умственную свою неполноценность?! Я решила, что лучше уж естественным порядком — или выплыву сама, или не смогу. Кажется, умирать было не так и страшно.

— Дурочка! Упрямая и решительная! — рявкнул Шония и провернул ключ зажигания. Машина тихо заурчала и двинулась с места. Поплыли мимо деревья, мелькнул кусок водной глади, потом мы выехали на заасфальтированную дорогу — всплывали одно за другим, обрабатывались где-то в голове и принимались понятия. Память не вернулась разом, пострадавшие участки мозга не включились, как лампочка. Может и правда сейчас он постепенно заполнял, наращивал и восстанавливал потерянные связи?

А Георгий говорил:

— Можешь строить свои планы — имеешь право. Ты не так меня поняла, а я как-то не так сказал. Признание не получилось, — быстро взглянул он на меня: — Не готов был, вот и… нечаянно тоску свою многолетнюю и даже, наверное, обиду на тебя и вывалил. Давай сейчас ничего выяснять не будем? И загадывать сроки не будем. Ты жить хочешь и это главное — значит будем жить, — и надолго замолчал, до самого дома.

Возле современной многоэтажки машина аккуратно припарковалась в положенном месте. Георгий помог мне выйти, но на руки взять себя я не позволила — после его слов чувствовалось неясное противление. Хотя почему — неясное? Но комплексы я купировала на подходе — не хватало еще женских обид и стыда за плачевное состояние нежеланного тельца. Но и чувствовать на себе его руки больше не хотелось, обманываясь их надежностью и теплом. Два дня…

В квартиру Шония позвонил, своим ключом открывать дверь не стал. И пока мы ждали, потерев лоб, взглянул на меня и быстро заговорил:

— Забыл сказать — твои вещи все здесь. До всей этой… трагедии ты была категорически против воссоединения с мужем. А нервотрепка тебе противопоказана… Даня. Это мой старший сын, Маша — Даниил.

— А вы не путаетесь, Георгий Зурабович? — смотрела я на черноглазого юношу, открывшего дверь: — Здравствуйте, Даниил.

— Здравствуйте… проходите, пожалуйста. Папа…

— Да, действительно, — чуть подтолкнул меня Шония, — что за разговоры на пороге? Даня в четырнадцать сменил имя, это я тоже забыл сказать.

Его сын совершенно не был похож на Франсуа. Он был крепче, рельефнее — уже совсем юноша. И не знаю, чего я ждала, но теперь мне хотелось хотя бы внутренней их схожести. Да просто общее для мальчиков увлечение пролилось бы бальзамом на душу. Игры сознания какие-то.

Даниил пристально рассматривал меня. А я ведь тоже забыла спросить, как меня представили детям, что им сказал обо мне отец? Глупости мы говорили вместо того, чтобы скоординироваться.

— Я буквально на пару дней к вам, только свяжусь с… родными, — запнулась я, увидев второго мальчика — чуть деликатнее сложением, нежного, будто девочка, и очень красивого. По-детски еще красивого. И тут — вопрос. Очередной не заданный вопрос — а что же их мама? Почему мама не здесь, по какой причине?

Слова Георгия, что сыновья выбрали отца — это вообще ни о чем. Наверное, придись вот так Франсуа… такую ситуацию мой мозг смоделировать был не в силах. Но если основательно так напрячься… безусловно Рауль был ближе ему, особенно последнее время. И случись меж нами разрыв, мне пришлось бы принять все условия мужа, чтобы не расставаться с сыном. Больше того! И хуже того — я понимала сейчас, что приняла бы предложение полковника… нет — уже генерала. Чем бы там всё закончилось — один Бог знает, но я поперлась бы за Франсуа даже на Северный полюс. Потому, что он недавно потерял отца и потому, что ему всего тринадцать.

Мальчик Дато смотрел на меня с разочарованием. И не просто, а огромным. Георгий предложил ему поздороваться, но тот развернулся и молча ушел в свою комнату.

— Похоже, Георгий Зурабович, ни с кем вы о моем временном проживании не договаривались, — улыбалась я. Хороший мальчик… очень хороший! Мой Франсуа тоже не принял бы другую женщину рядом с отцом — слишком любил меня. Такие вещи видишь. И не только сердцем, потому что дети не умеют притворяться. Даже хорошо воспитанные дети.