Андрей Раевский - Начало Игры

Проклятый мост, казалось, никогда не кончится. Но вот светлая полоска впереди стала видна отчётливей. Там, на свету, за мостом была уже различима застывшая в ожидании фигура. От сердца отлегло. Но с каждым шагом фигура Сфагама казалась всё более странной — застывшей и неестественно сутулой. Решив больше не подавать голоса, Олкрин почти пробежал последние несколько шагов. Теперь было совершенно ясно — это был не учитель! Тяжело дыша, парень выскочил, наконец, на ярко освещённую луной полоску земли и почти столкнулся нос к носу с незнакомцем. Ежик редких, вздыбленных торчком волос, оттопыренные уши, маленькие, близко посаженные глазки и ящериный рот на чёрно-синем лице, растянутый в мёртвой улыбке.

— Ты кто?! — голос Олкрина срывался, и слова, натыкаясь друг на друга, не хотели вылетать наружу.

— А я никуда и не прятался.

— Что… что тебе надо?

— А ты наступил на мою тень.

Кривой рот пополз куда-то в сторону, искажая лицо до совершенно немыслимой формы. Лунный свет скользнул по уродливой гримасе. Стало видно, что белки глаз у незнакомца зелёного цвета. Олкрин отшатнулся, выхватив меч.

— Тише! Крысу раздавишь!

Олкрин машинально посмотрел под ноги и, тотчас же подняв глаза, уже никого перед собой не увидел. Он растеряно кружился на одном месте с обнажённым мечом, ища глазами незнакомца, но тот как сквозь землю провалился. Лишь мёртвые и безмолвные, освещённые луной развалины окружали его. Ещё хватало выдержки подавить ледяную волну ужаса и паники, но душевные силы были на пределе.

— Эй, ты где? Выйди, слышишь! — выкрикивал Олкрин, чувствуя, как звуки собственного голоса отдаются внутри болезненным эхом.

— Давай ещё раз попробуем, — прозвучал над самым ухом знакомый уже ехидно-сдавленный голос.

Олкрин резко развернулся. Незнакомец стоял прямо за его спиной и, продолжая уродливо ухмыляться, нелепо вскинул руки в ответ на замах меча. И всё исчезло, смахнулось, пролистнулось, как картинка сна. Олкрин вновь стоял у входа на мост. Неподалёку — статуя с мушиной головой, впереди — та самая уже запомнившаяся рваная чёрная тень. Сбоку — те же струйки белёсого тумана, плавно ползущие из провала. В голове всё спуталось и перемешалось: казалось, всё это происходит не с ним. Все дальнейшие действия Олкрин совершал уже совершенно бездумно, повинуясь безотчётным внутренним командам. Он снова бросился вперёд по мосту — и вновь его объяла чернота, изредка прорезаемая узкими клиньями лунного света, вновь показалась светлая полоска впереди. Но теперь в конце моста его никто не ждал. Парень растерянно ходил по узкому залитому лунным светом пятачку, пытаясь угомонить паническую разноголосицу мыслей. «Может быть, учитель ушел вперёд?» Он сделал несколько неуверенных шагов дальше по дороге. Нет. Здесь не было и НЕ МОГЛО БЫТЬ ни одной живой души. Олкрин вернулся назад. Только теперь он догадался сбросить с плеч дорожную сумку. «Делать! Что-то делать! Не стоять!»

— Олкрин, ты здесь? — раздался голос из темноты моста.

Это был голос Сфагама! Парень бросился навстречу, и привыкшие к темноте глаза уже почти различили во тьме фигуру учителя. Уже слышались и его шаги, которые Олкрин узнал бы везде и всегда.

Дальнейшее было кошмаром внутри кошмара. Незнакомец выскочил прямо из-за спины Олкрина и, непонятным образом перепрыгнув его, тремя неестественными прыжками вырвался вперёд и нырнул в тень. На бегу услышал Олкрин звуки борьбы, и стук осыпающихся камней, и уже совсем рядом, в объятьях темноты, глухой удаляющийся вскрик — дерущиеся сорвались вниз. Это было очевидно, но Олкрин долго стоял на месте схватки, вглядываясь в чёрный провал, не в силах осознать случившегося. Он не верил и не мог примириться с произошедшим. Всё внутри восставало, и крик ужаса и отчаяния рвался наружу. Даже тогда, когда случались гораздо более мелкие неприятности, что-то внутри в первый момент пребывало в уверенности, что всё можно поправить, стоит только вернуться немножко назад во времени. Ведь это же так просто, это же совсем рядом! Ну подумаешь, чуть-чуть назад! И всё было бы по-другому. И теперь сознание не верило, что учителя больше нет. Ну, немножко назад! Это ведь так просто. Ну, совсем чуть-чуть! Всё завертелось в голове в обратном порядке. Дорога, их разговор, статуи, мост и этот проклятый… Где? Где этот зазор во времени, где та точка, в которую можно вернуться? Нет! Всё это прошлое, а вот реальность! Вот эти неподвижные камни, вот эта освещённая луной стена галереи в конце моста, вот эта пустота, вот эта тишина! Вот это — реальность. А учителя больше нет! И никогда не будет! Нет! Назад, назад, назад!… Олкрин бросился вперёд к началу проклятого моста, не сознавая, куда и зачем он идёт и что будет делать дальше. Он то бежал, то вновь сбивался на лихорадочный быстрый шаг. В горле застрял тяжёлый горький ком, и прерывистое дыхание сплелось с рыданием. Ничего не видя, не слыша и не понимая, Олкрин метался среди развалин. Всё окружающее воспринималось уже не в обычной последовательности, а как произвольно склеенные кусочки страшного сна, где из одной точки мгновенно переносишься в другую. Вот опять статуя с мушиной головой, а вот уже дальний конец моста и стена галереи… Учителя больше нет! Но должно же что-то произойти! Не может же так всё остаться! Где-то рядом должно быть что-то такое, что может всё изменить! Слёзы застилали глаза. Воспоминания хлынули потоком, тесня и перебивая друг друга. И каждое отзывалось саднящей душевной болью. Каждый взгляд учителя, каждый жест, каждое слово в их долгих разговорах — всё это из бесконечно длящегося «теперь» провалилось в недостижимое прошлое, которого никогда больше не будет.

«Назад! Назад!» — с обречённым отчаянием повторял внутренний голос, словно колоколом ударяя изнутри по идущей кругом голове. Фактом своего рождения, фактом своего существования на этой земле, неслучайностью и действительностью всей своей жизни Олкрин оправдывал право внутреннего голоса хоть раз быть услышанным всемогущими высшими силами.

Но что это? Искажённая слезами картина? Нет… Нет! Он опять там стоит!

Действительно, на освещённом пяточке в конце моста, вызывая мучительные чувства повторения уже увиденного и пережитого, вновь стояла, в той же самой позе, знакомая сутулая фигура.

— Ты… ты! — задыхаясь, выдавил из себя Олкрин, совсем не владея голосом.

Кривой ящериный рот снова пополз в сторону.

— А ведь это ты убил учителя. Ты. — Зелёные белки ядовито блеснули, задетые лунным бликом.

«Луна в другой части неба. Время идёт», — пронеслась в голове Олкрина тоскливая и обжигающе трезвая мысль. «В другой, но не в той… Кажется…» — ответила ей другая.