Вольфганг Хольбайн - Кольцо нибелунгов
За шесть месяцев молодой королеве удалось сделать то, чего не сумел добиться Хъялмар за двадцать лет правления. Ксантен и Дания объединились в одно государство, сильное и гордое под короной Кримгильды. Сплетни в тавернах уступили место громкому восхвалению королевы, и в стране почти всех появляющихся на свет девочек называли в ее честь.
Но в последнее время Кримгильду заботило вовсе не это.
Три дня и три ночи она кричала, чтобы родить сына Зигфрида. Сомневался ли кто-нибудь, что это будет сын? Королева с первого мгновения, узнав, что она беременна, не сомневалась, что родит сына, ведь боги предопределили ребенку особую судьбу. И мальчик, сильный еще в чреве матери, родился так, как и подобает герою — в борьбе и боли. Уставшие повитухи сменяли друг друга, унося простыню за простыней и бросая пропитанную потом и кровью ткань в огонь. От истощения и жара Кримгильда чуть не умерла, но, когда придворные целители предложили убить ребенка в чреве, чтобы спасти королеву, она схватилась за кинжал, готовая противостоять любой их попытке.
С каждым часом, пока наследник трона Ксантена все не рождался и не рождался, толпа молящихся людей вокруг замка росла, и на утро третьего дня на улицах и полях страны уже никого не было — все собрались под окнами королевы.
Кримгильде легко было справиться с болью, разрывавшей ее тело, ведь это было лишь слабое подобие той боли, которую она испытала, потеряв Зигфрида. Королева верила: в страданиях она потеряла его, в страданиях она его и вернет. И это действительно было так: когда повитуха, еще даже не перерезав пуповину, протянула окровавленного ребенка Кримгильде, королева увидела Зигфрида. В его глазах было то же упрямство, что и у отца, а в пальцах — та же сила.
Хотя все вокруг советовали королеве поспать и отдохнуть, Кримгильда приказала, чтобы ей принесли корону. Набросив на плечи чистую накидку и быстро причесав мокрые от пота волосы, Кримгильда вынесла ребенка на балкон, чтобы показать его народу.
Ликование было просто неописуемым, и всеобщая радость захлестнула население Ксантена теплой волной. Имя королевы выкрикивали снова и снова, тысячи раз, пока она не подняла руку, требуя внимания. Ее голос, ломкий и усталый после трех дней мучений, звучал на удивление твердо и решительно:
— Если вы хотите славить чье-то имя, то не мое. Отныне у Ксантена и Дании появился новый король, и мое регентство станет лишь переходом к славному времени.
Она гордо подняла младенца над собой.
— Восхваляйте Зигфрида Ксантенского!
Опустив ребенка и прижав его к себе, Кримгильда тихо прошептала:
— Слышишь? Когда-то ради этого народа ты станцуешь на могилах убийц твоего отца.
— Ребенок? — недовольно проворчал Гунтер после того, как послы вышли из тронного зала. — От кого? Как? И почему крещение не провели в семейном кругу?
Хаген спокойно прислонился к одному из столов.
— От кого? На этот вопрос ответить легче всего. Если мы высчитаем время зачатия, то речь может идти только о кузнеце. Очевидно, наш поступок был мужественен, но мы совершили его слишком поздно.
— Кримгильда должна править огромным королевством и кормить ребенка грудью, — напомнил Гернот. — Сейчас у нее есть о чем подумать, кроме своей семьи.
Гунтер в очередной раз отхлебнул вина.
— Есть о чем подумать? Неужели крещение не стало бы хорошим поводом прекратить все старые распри? Неужели бы мы, бургунды, не сделали бы все возможное, чтобы избавить Кримгильду от тяжести непомерного груза?
Герноту едва удалось сдержать свой порыв и не рассказать брату о том, что он раскрыл Кримгильде истинную причину смерти Зигфрида. Но после разговоров с Эльзой принц решил пустить все на самотек.
— Говорят, она великолепно управляет государством, — примирительно произнес он.
— Великолепно управляет государством, которое вы когда-то завоевали с вашим войском, — прошептал Хаген.
— Пускай принц… королева Кримгильда делает что хочет, — буркнул Гунтер, нахмурив брови. — Если ей наплевать на свою родню, то я буду относиться к ней соответственно. — Он подлил себе еще вина.
Кримгильда попросила своего гостя на этот раз приехать без особой помпы. К ее удивлению, просьбу тут же выполнили, и вскоре Этцель в сопровождении лишь нескольких доверенных лиц, в числе которых были испытанные в боях воины, явился в Ксантен.
Со времени их первой встречи он совершенно не изменился, и Кримгильда снова подумала о том, как же красив сын Мундцука. К тому же он был благороден и не проявлял ни обиды, ни горечи, когда встал на колени перед ее троном, как уже делал это когда-то.
— Королева Кримгильда, я рад видеть вас в добром здравии и во главе столь великого королевства.
Кивнув, она жестом предложила ему сесть. Единственным подходящим для этого местом, выбранным совсем не без причины, был пустой трон по левую руку от нее. Гунн удивленно поднял брови, но ни секунды не промедлил.
— Едва ли меня можно назвать властительницей Ксантена и Дании, — заявила Кримгильда. — Во мне нет крови королей этих стран, и не я завоевала их со своим войском. Все это касается моего супруга.
Несмотря на то что Этцель огорчился, когда Кримгильда вскоре после их встречи вышла замуж за другого, он не подал виду.
— История о храбром кузнеце Зигфриде, сначала победившем дракона, а затем ставшем королем Ксантена, дошла и до Грана. Мне очень жаль, что я не могу познакомиться с этим великим человеком.
Королева не была заинтересована в том, чтобы долго болтать о прошлом, поскольку ее целью было будущее.
— Судя по новостям, прошедшим долгий путь с востока, некоторые из гуннских племен подбираются и к нашему королевству. Скажите, когда ваш отец собирается со своими ордами начать завоевывать королевства на западе от Рейна?
Этот вопрос прозвучал слишком провокационно, чтобы быть серьезно воспринятым, и Этцель, с пониманием улыбнувшись, достойно ответил на шутку королевы:
— Наверняка мы не станем этого делать, раз уж самые могущественные из противников в предстоящей войне узнали о наших планах.
— Могущественнейшими противниками гуннов были легионы Рима, если не ошибаются летописцы, — возразила Кримгильда. — Однако говорят, что орды Мундцука никогда не были способны разбить Рим. Конечно, они неплохо ощипали перья римскому орлу, но его когти по-прежнему сильны, а клюв остер.
— Мой отец требует уважения к нашему народу, который сотни лет жил лишь набегами, однако римские свиньи воспринимают нас как варваров, не стоящих и удара плети.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});