Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка

Рука поднимает высокую кружку — к льющейся из окна полосе света. Солнечные лучи легко пробивают тонкие стенки цвета морской волны, играют со спешащими кверху пузырьками. Пенная шапка играет, словно невиданный в Африке снег…

— Благородный напиток. Шипит, когда его наливают, пенится, как море в шторм. Живой, как море, как создавшая его страна. Я назвал бы его ячменным вином… Замечу, что и разум оно туманит не хуже вина, а разбавлять водой это — преступление. Камбрии угрожает пьянство!

— Для пьяниц искони есть фруктовое вино, — сказал Гулидиен, — оно еще крепче. И дешево.

— Вот уж чего нельзя пить!

— Тогда можно пить кофе… или просто воду. Очаг или несколько капель яблочного уксуса очистят воду от дряни, которую мы все наблюдали в увеличительное стекло патриарха. Как бы то ни было, лихорадок убавится. Сланцевые крыши покончат с большей частью крыс — им станет негде жить. С теми, что останутся, управятся лисята…

Вспомнил ушастых зверей — вспомнил и ту, что их привезла. Помрачнел.

— Она точно вернется? Короля Артура тоже ждали. Не то, чтобы я не верил. Просто — беспокоюсь.

Ждали. Не ждут.

Неужели — место занято? Местные легенды почти затянули святую и вечную… Хорошо, когда пришло время выбирать, она вырвалась из трясины. Только — не навсегда. На один шаг к берегу.

Эмилий кивнул.

— Вернется. Есть гарантия. Самая надежная из возможных.

— Какая?

Любому римлянину — ясно. Королю Пенде — тоже, улыбается в бороду. Гулидиен тоже поймет, сразу, как свои дети пойдут.

Свояки, зятья и сестры, даже мать — всех можно оставить. Но для сына ты захочешь наилучшей судьбы! Именно поэтому Немайн вернется — в Кер–Мирддин и в Кер–Сиди, именно поэтому она займется делами бескрайней Империи. Только…

— Она где–то ходит без охраны… Три девушки, младенец. А враги у нее есть!

Мерсиец беспокоится. Весьма любезно с его стороны.

— Месяц назад я бы сказал, что в этой стране ее пальцем не тронут, — сказал Гулидиен, — но после поджога — поостерегусь. Немайн сильный боец, и меч у нее волшебный, но ведь и прежних богов убивали! Навалятся кучей, и запеть может не успеть… Опять же, сильные духом и песню перенесут.

— Нам она навредить не хотела, — заметил Пенда, — а обидчикам захочет. Еще как.

Эмилий кивнул. Не просто захочет. Обрадуется! Она такое называет практическими испытаниями… Только не песни она проверять будет. Голос у святой и вечной — архангельский, но его истинная сила — в командах, разносящихся над битвой и в ободрении воинов. Зато странное устройство, которое августа собирала и доводила вечерами, исчезло вместе с ней. Если учесть, что ложе у штуковины отличается от ложа ручной баллисты разве качеством исполнения, нетрудно догадаться, что основным назначением хитрой машины является человекоубийство.

Так она и шагает где–то: на животе переноска с ребенком, на левом плече — сумка с припасами на недолгое путешествие, на правом, на широком ремне — смертоносное оружие. Враг сунется — протянет ноги.

Вслух Эмилий сказал понятное местным:

— Сами говорите: сида стоит армии. Враги у нее есть. И армии у ее врагов есть. Только — далеко. Не здесь. Потому…

Сказать: «не беспокойтесь» — язык почему–то не повернулся. Августа действительно не лжет. Оказывается, это заразно!

— Потому — беспокойтесь умеренно.

3

Хорошая обувь — хорошо!

Когда ступня маленькая, просто широких подошв мало. В землю не провалишься, но устанешь — ничуть не меньше. Только сегодня — испытание не только нового оружия. Новые сапоги — разносить бы понемногу, но — судьба проверить и их, и ноги разом. Супинатор, оказалось, можно сделать из кожи, толстую, в половину ладони подошву — тоже.

Немайн шагает быстро и широко, подошвы непривычно пружинят — и идти получается куда легче, чем всегда. Пожалуй, даже легче, чем босиком. Главное, ногу не подвернуть. По городу бегала — даже босиком ухитрялась вывихнуть. В такие дни возвращаться в Башню приходилось, словно убитой — на щите, пристроенном поверх копий стражи. Сегодня стражи не будет… зато сапоги плотно зашнурованы от тупых носов до верха голенища, жесткая кожа стягивает слишком гибкие для человека суставы.

Немайн торопится. Сегодня ей хочется уйти подальше от людей… так, чтобы ни одного рядом не было. Увы, рядом с большим городом вся земля не то, что распахана — вскопана под огороды. Зерно в Кер–Мирддин можно привезти и издалека, зато овощи портятся куда быстрей. По склонам — дубравы, но из дубрав доносится хрюканье. Свиньи! Городу нужно мясо, а желуди — самый подходящий корм. Да и наземной мелочи, мышам да ящерицам, нелегко приходится. Впрочем, многие уверяют, что лесу свинские визиты полезны, и пятачки, в отличие от басни Крылова, не подрывают дубам корни.

Вот еще одна причина любви камбрийцев к лесу — и к углю. Каждая роща — это множество тучных свиней. Выруби ее — и придется сидеть на пустой перловке да овсянке, либо — пахать, жать, копать репу для того, чтобы вырастить такое же количество мяса, как то, что роща позволяет взять без особого труда. Нет, пока камбрийцы не перестанут быть мясоедами, своих дубрав они никому не отдадут!

И все–таки везде — фигурки людей, голоса. Вспомнилось, как галлы передавали сообщения о маневрах Цезаря: просто один сосед кричал другому — и, если надо, новость быстро пересекала страну. Камбрия — край не такой плодородный, и пустынные места есть, но не в миле–другой от большого города, а у бедной маленькой сиды уже болят ноги. Несмотря ни на какие сапоги! Сын — уже немалый груз. Ходить умеет, и пару раз прошелся ножками, держась за юбку — немножечко, чтобы не слишком устал. Потом — припасы, и широкий плащ на случай дождя — тяжеленный, тканый с двойной плотностью нитей. На поясе — шашка, кинжал и нож. А еще — полый стальной шар. Запасные двадцать выстрелов к главному оружию — и главному весу!

Руку холодит свитый в трубку булат, плечо трет ремень. Новое оружие Немайн ждет проверки… но вдали от человеческих глаз. Даже с дороги глаз легко различает возможные цели. Не охотница — ни олений бок, ни белкин глаз не нужны. За мишень сойдет приметный лист, сучок, пятно на коре, цветной камешек.

А заодно — нежелательных зрителей.

Так и несут ноющие ноги куда глаза глядят. По сторонам трудяги и зеваки, да и прохожие припоминают поговорку: от зла охранит вода, текущая к югу, и человек, идущий с юга. Туи течет на Юг, Немайн топает на Север — все будет хорошо! Только бы в это верила сама сида… Но вот впереди — холм с нераспаханной вершиной, кругом — безлюдная роща. Сюда она уже заглядывала, но этот холм, в отличие от Кричащего, не подошел. Слишком близко к городу, полезные ископаемые в округе уже поверху общипали.