Владимир Свержин - Сыщик для феи

– Это типа чего они? – настороженно глядя на колеблемую ветерком яркую ленточку, спросил Вадим.

– Нам сигналят, – хмыкнул я. – Чтоб мы их не потеряли.

– А на фига?

– Маша девушка разумная, понимает, что вдвоем с Громобоем ей против колдуньи тяжеловато придется, вот и вытягивает нас подальше от столицы, чтобы уболтать с ней идти. Мол, раз уж все равно поехали, что возвращаться? Снявши голову, по волосам не плачут. Потому и тропу за собой помечают.

– Хитро в натуре, – покачал головой витязь. – Ну а типа вдруг кто отвяжет?

– Не отвяжет, – вмешалась в разговор Делли. – Здесь это не в заводе. Ежели висит на дереве тряпочка или, скажем, тесемка, так, стало быть, оно и надо. Либо то подношение лесным духам, либо беду кто в узел завязал. Тогда уж и подавно следует держаться подальше от того места. Ну что, тронулись? Встретим Громобоя Егорьевича, скажем спасибо.

Кусочки тесьмы встречались примерно через каждую версту, но уже то слева, то справа, чуть в глубине среди ветвей, так, чтобы не сразу попасться на глаза. Уж и не знаю, чья это была выдумка, однако сработала она безупречно. Быстроходным преследователям пришлось сбросить скорость до минимума, чтобы не пропустить драгоценные метки. С той же целью находчивые беглецы развешивали указатели у развилок, вернее, много дальше этих развилок, заставляя нас разъезжаться в поисках условного знака, затем вновь возвращаться к перекрестку, чтобы вместе продолжить путь. Одним словом, погоня эта больше всего походила на игру в «казаков-разбойников».

Большую часть пути мы ехали лесом, и лишь однажды тропинка вынырнула из чащобы, являя взору широкое пшеничное поле, поросшее золотыми колосьями, склонившимися под тяжестью зерна. В тени деревьев, откровенно отлынивая от работы, дремало человек десять крестьян в вальяжных позах, да несколько крестьянок напевали что-то заливисто-лиричное, плетя венки мерно сопящим кавалерам.

– Это у них такая уборочная страда? – мимоходом окинув взглядом картину всеобщей расслабухи, поинтересовался я.

– Она самая, – подтвердила Делли.

– Почему же никто ухом не ведет?

– Знамо дело, – не замедлила с ответом боевая подруга, – вышло солнышко в зенит и работать не велит.

– Так полдень вроде уже давно миновал, – высказал я неуместное в общем-то недоумение.

– Ну и что с того? Нешто не видишь, какой денек ясный да пригожий? Как же такую радость небесную потом да ломотой поганить? Лежат себе люди, празднуют, слова нежные земельке шепчут за то, что она им так густо уродила. А она радуется и того пуще родит. Опять же, ладной песней светило балуют, а оно им колосок к колоску золотом обливает. Благодать!

– Так что празднуют-то? – с бесцеремонностью чужака вопрошал я.

– По-разному, – пожала плечами кудесница. – С утра восход солнечный славят. Днем, вот как сейчас, лик его пресветлый воспевают. А к вечеру, когда по домам время идти, печалуются-убиваются, что опять оно от нас за Хребет уходит. И уж так тому убиваются, что как же на другой день не возрадоваться, когда его снова увидишь?

– Все это замечательно, – к удивлению Делли, не унимался я. – Ну а когда убирать урожай?

– Да ну мало ли хмурых дней, когда и делать-то нечего, кроме как работать! Ты, Виктор, не сомневайся, каким-нибудь чудом урожай обязательно соберем. А и то сказать, все брать негодяще, все-всешеньки лишь разбойник отбирает. А коли даже и не соберут того, чтоб зиму протянуть да по весне поле засеять, государь-то заступник на что? Спишется, гонцов разошлет, тут тебе и из Субурбании зерна подвезут, из-за Хребта подтянут… Одним словом, не даст пропасть надежа Базилей Иоанович.

– Так ведь расходы какие? – выпалил я, отказываясь воспринимать услышанное.

– Ну ты сказал, одинец! – Фея покачала головой, глядя на меня с сожалением, точно на безнадежно больного. – Оно, конечно, не без того, расходы имеются. Но сам посуди, от короля народу и праздник, и хлеб, и послабления. А его величеству за то от простого люда низкий поклон и всеобщая любовь. Это, знаешь ли, убитыми енотами не измеришь!

Я вынужден был замолчать, сраженный логикой доводов особы, приближенной к государю, и, не останавливаясь среди празднующих земледельцев, мы продолжили путь по тропинке, отмеченной вышитой тесьмой.

Спустя час дорога пошла в гору, и мы последовали ее примеру, немилосердно колотя по спине ни в чем не повинной тропы копытами волшебных скакунов. Поросший у основания молодым сосняком холм, на который мы взбирались, имел лысую вершину, где нас ждали, судя по всему, уже давно. Посреди каменистой поляны, вскидывая вверх шлейф легкого сизоватого дыма, уютно плясали языки костра, над которым обжаривалась пара куропаток, еще утром, вероятно, и не помышлявших о такой злополучной судьбе. Возле огня на угловатом валуне, задумчиво подперев голову, сидел Громобой, опираясь на свой длинный меч. Стреноженные расседланные кони паслись неподалеку, щипая выгоревшую траву, едва поводя глазами в сторону вновь прибывших всадников. Должно быть, по их конскому разумению волшебные существа, каковыми являлись наши скакуны, не были достойны обычного приветствия звонким ржанием.

– Мягко ли добрались, путнички? – не меняясь в лице, поинтересовался драконоборец. – Давно уже вас тут дожидаюсь.

– Да… да как ты смел?! – Речевой взрыв потряс округу, и со стороны, вероятно, показалось, что на плеши лесного холма норовит проснуться умерший еще в доисторические времена вулкан. Мы с Вадимом невольно заткнули уши, ибо выслушивать яростный камнепад обвинений в адрес бестолочи, пустобреха, недоумка и прочая, прочая, прочая Громобоя Егорьевича было выше наших сил. – Где Маша?! – завершила словесные извержения разгневанная фея, и над поляной повисла тишина, нарушаемая только кашлем обалдевших от услышанного сорок.

– Туточки, – укладывая обе ладони на крыж меча, степенно ответствовал старый воин. – Поблизости схоронилась. Наде-ежно схоронилась, без собаки вам ее нипочем не сыскать. Поклялась она светом ясным найти друга сердешного, а уж коли поклялась, то, значит, так тому и быть. И докудова я жив, вы ее с честного пути не свернете.

– Старый дуралей! – оскорбилась в лучших чувствах фея. – Да ведомо ли тебе, какие страхи лютые и какие вороги злые поджидают ее на этом пути?!

– И мне то ведомо, и ей то знаемо, – кивнул драконоборец. – За что и люблю ее, егозу, что сила в ней недюжинная и доблесть немереная. Потому слушайте Машенькино слово крайнее, да и меркуйте, как оно дальше быть. Коли желаете вы с дщерью государевой в дальние края идти супостата превозмогать, стало быть, ступать нам с вами заедино. Ну а коли нет – либо ни с чем домой ворочайтесь, либо судьба вам со мной нынче мечи скрестить. А там уж как пойдет.