Андрей Смирнов - Чернокнижник

— Но кроме Мэзгрима, — закончил Уилар свою речь, — у нас с вами есть еще один общий знакомый.

— Кто же? — все тем же любезным светским тоном осведомился Йонган.

— Тот, кто собирал здесь свой облик семьсот лет тому назад. — Слова Уилара падали, как камни. Он, не отводя взгляда, смотрел графу в глаза. — Тот, кому вы показали путь в храм и на кого затем устроили охоту… охоту, прекратившуюся только тогда, когда вы потеряли свою сестру и половину Семьи. Тот, кто убил одного из Хозяев Азагалхада и занял его место и кто до сих пор правит в мире демонов… и во многих других мирах.

Свет растаял, и тени снова пришли в движение.

В наступившей тишине Уилар отчетливо произнес:

— Пока он был человеком, его звали Климединг.

— Откуда вам это известно? — не размыкая губ, спросил Йонган Шабрез.

— Я учился у него, — спокойно ответил чернокнижник.

Эльга схватилась руками за уши — в бездонной тьме, в которую превратились стены комнаты, бешено взревели голоса всех неуспокоенных душ, таящихся в преисподней с начала мира. Она попыталась отгородиться, возвести хоть какую-то преграду между собой и адом, в который по малейшему пожеланию старого Шабреза превращалось все окружающее пространство. Но голоса продолжали звучать и звучать…

Уилар и граф по-прежнему смотрели друг на друга. Никто не шевелился, но казалось, что сам воздух между ними стонет и звенит.

— Посланнику Климединга — не место в моем доме. — Голос графа обжигал, как лед.

— Я не его посланник и уже давно не ученик. Я враг ему, как и вы.

— Зачем вы приехали?

— За помощью, — ответил Уилар. — Я хочу пройти по тому же пути, что и Климединг. Я хочу, чтобы вы провели меня к тому древнему храму, к которому некогда провели Климединга. Я завершу свой облик, уничтожу Хозяина Демонов, отниму его силу и займу его место.

Глава 17

Чтобы узреть тех, кто ждет нас за бездной смерти, не нужно никакого разума — каждому ребенку знакомы эти фигуры — в ореоле славы, мрачной либо сияющей ослепительной белизной, облеченные властью, что древнее самого мироздания. Они являются нам в первых снах и в последних предсмертных видениях. Мы не ошибаемся, чувствуя, что именно они управляют нашей жизнью, как не ошибаемся и в том, сколь мало мы заботим их, зодчих невообразимого и воинов в битвах за гранью всего сущего.

Трудность — в том, чтобы понять, что и в нас самих заключены столь же великие силы. Вот человек говорит: «Я хочу» или «Я не хочу» — и полагает (хотя каждый день повинуется приказам каких-нибудь совершенно прозаических личностей), будто он — сам себе господин. Истина же — в том, что настоящие наши хозяева спят. Порой кто-нибудь из них просыпается в нас и принимается править нами, словно лошадьми, хотя наездник сей до пробуждения был всего лишь какой-то частицей нашего существа, неведомой нам самим.

Они пробыли в общей зале недолго. Последние слова Уилара слегка разрядили атмосферу. Во всяком случае, вернулся свет и вновь зазвучала музыка, вместо наполненных тэнгамом слов, которые могли поражать не хуже стрел или клинков, вернулся любезный и ничего не значащий светский тон, умолкли бесприютные души, и хищные создания, собравшиеся в замке Шабрез, вновь нацепили на себя самые что ни на есть благопристойнейшие личины. Йонгану и Уилару еще предстоял долгий разговор, но вести они его, по обоюдному молчаливому согласию, собирались наедине — разницу между собой и своими «Детками» старый Шабрез подчеркивал не с меньшей последовательностью, чем делал это Уилар в отношении Эльги. Представлены наконец были гостям и «Детки». Юношу с чарующим голосом звали Канье, его молчаливого и более рослого спутника — так же как и Сарейзского первосвященника — Гиллиом, рыцаря, сидевшего по правую руку от Йонгана — Джерхальт, а черноволосую девушку — Найза. Все четверо Шабрезы, несмотря на то, что в их лицах не было ровным счетом ничего общего, кроме белой кожи и неестественной, мертвенной красоты.

Когда Уилар поинтересовался, какие комнаты им отведут, Йонган любезно предложил выбирать любые — поскольку замок все равно пустует. В сопровождении Джерхальта Уилар и Эльга миновали центральную часть замка; свой выбор Уилар остановил на не слишком привлекательном на вид помещении внутри дальней башни: мало того что комната выглядела заброшенной, она вдобавок была полностью лишена окон. Джерхальт ушел, напомнив, что граф ожидает гостя в своем кабинете, а Уилар, наблюдая, как Эльга устраивается на новом месте, о чем-то задумался. Затем он совершил поступок, который впоследствии, когда Эльга осознала его смысл, показался ей столь же необычным, как богохульство в устах прелата.

Уилар снял с плеча чехол с посохом и протянул его девушке.

— Шабрез пообещал нам безопасность, и, думаю, он сдержит свое слово, но его детишкам я бы доверять не стал, — сказал он. — Лучше побеспокоиться заранее, чем потом предъявлять счета за твои обглоданные косточки, — усмехнулся. — Будь настороже. Если почувствуешь угрозу, беги или нападай, но ни в коем случае не жди, пока все разрешится само собой. Ты для них слишком большое искушение. Вкусная, аппетитная еда, которая плавает у них прямо под носом. Помни об этом.

Эльга быстро кивнула. Осторожно приняла Скайлаггу из рук чернокнижника.

— А как же… вы?

Похоже, его развеселил этот вопрос.

— Ты что же, считаешь, что без своего посоха я уже ни на что не гожусь?

Посмеиваясь, он вышел из комнаты, а Эльга заперла дверь на засов, убрала с кровати пыльное покрывала, пролежавшее нетронутым, наверное, не меньше столетья, постелила свое одеяло, укрылась плащом, положила Скайлаггу так, чтобы можно было в любой момент схватить ее, свернулась калачиком и попыталась заснуть. Зловещая обстановка не слишком располагала к спокойному сну, но Эльга буквально валилась с ног от усталости. Ночь уже давно перевалила за середину, а всю последнюю неделю она спала в лучшем случае по три-четыре часа в сутки.

Личный кабинет Йонгана Шабреза находился в верхней части донжона, прямо над лабораторией и библиотекой. Уилар долго поднимался вслед за слугой по узкой винтовой лестнице. Слуга нес факел, но в отличие от Эльги Уилар знал, что этот огонь — ненастоящий. Он не обжигал, не грел, не мог, даже забрось кто-нибудь этот факел в стог сена, обернуться пожаром. Огонь был мертвым, как и слуга, который нес его перед собой. Здесь все было ненастоящим, не таким, как казалось. Впрочем, он никогда не признавал полностью реальным и Кельрион, Земной Круг — но здесь, в этом замке, в крохотной, замкнутой системе, поддерживаемой лишь пятью сознаниями (в то время как Кельрион своей устойчивостью был обязан тому, что его существование поддерживали миллионы), степень призрачности, фантомности всего, что его окружало, была еще более очевидной. Если Шабрезы сгинут, сгинет и их мирок, как будто бы его никогда не существовало — останется, может быть, лишь занесенный снегом, полуразрушенный замок, который они с Эльгой видели днем. Это были два разных замка, и в то же время — один и тот же. По крайней мере, он был единым семьсот и сколько-то еще лет тому назад. Тогда, впрочем, и пространство самого Кельриона было более мягким, более податливым и могло еще вмещать в себя миры, ныне ему совершенно чуждые. Солнце, круг и свет стали зримыми символами Джордайса (хотя так было далеко не всегда), а день — временем, когда прилив его силы достигал апогея. То волшебство, которое еще оставалось в мире, было изгнано в темноту, слилось — даже не желая этого — с ночью и тьмой. Но были и те, кто всегда принадлежал тьме и всегда черпал из нее свои силы. Такими были и Шабрезы.