Наталья Бульба - Открыта вакансия телохранителя

— А я-то думал, в кого я такой авантюрист? Оказывается, в папочку. Я так понимаю, никакие возражения не принимаются?

— Ты, Тамирас, продолжаешь меня удивлять, очень правильно понимая нашу роль в этой истории — мы можем спорить по тому, как это сделать, но основной вопрос даже не обсуждается.

— У них хотя бы есть шансы?

— И очень большие. — На лице Радмира, многозначительная улыбка, а густые ресницы Карима, что вступает в разговор, прячут под собой глубокое удовлетворение, которое я замечаю лишь потому, что прежде чем начать, он на короткое мгновение встречается со мной взглядом. — Как только он нашел свою Единственную, его силы начали не только меняться под воздействием возникшей между ними связи, но и расти. А когда Таши приняла Хаос, что до недавнего времени в ней никак не проявлялся, его возможности стали если и не безграничными, то значительно превосходящими все то, с чем сталкивались Даймоны. И этот процесс еще не окончен. Причем, не только у него, но и нее. Как только они осознают, что являются едиными целым, эта парочка станет способной на такие фокусы, что этот вопрос будет звучать несколько неуместно.

— Тогда, зачем им мы?

— На первом этапе мы нужны им будем именно как телохранители: ни она, ни он не умеют пользоваться тем, что в них просыпается и могут оказаться беззащитными перед тем, с чем встретятся. Да и пока связь не окрепла, разорвать ее довольно просто: для этого может хватить и неосторожного слова. Так что нам придется с ними нянчиться, как с избалованными, капризными детьми, не позволяя разрушить то, что создается, непониманием, глупостью, амбициями, недоверием.

— Что будет, если эта связь прервется?

— И не надейся… — И от Карима, от которого даже в минуты жесткости веяло теплотой, пахнуло такой изморозью, что дракон, попятился бы, если бы не стена за спиной. — Той Таши, которую ты, Тамирас, знаешь, больше не будет: бледная тень, ушедшая в пелену воспоминаний. Выжить, она выживет, но жить не сможет. Лишь существовать, не имея возможности чувствовать, не умея любить, не зная привязанности, чести, долга, не ощущающая своей крови.

— А он? — Вклиниваюсь в их разговор я, потому что какая-то мысль, туманом стелющаяся в моей голове, никак не дает мне покоя.

— Чудовище, с жаждой чужой смерти, которая единственная, хотя бы на короткое время сможет ослабить ту тоску, что будет терзать его сердце.

— Ты хочешь сказать, что его отец… — Не скажу, что мне становится все понятно, но моя уверенность в том, что я сделал правильный выбор обретает четкость и монолитность.

— Я ничего не хочу сказать. Я говорю лишь о том, что мы должны будем сделать.

— Хорошо, Карим. — Гнев Тамираса просто бросался в глаза, но тем не менее, он его удерживает в себе, не давая вырваться наружу. — Будем считать, что мы с первой задачей справились и они научились использовать то, что дала им связь Единственной. Что дальше?

— На это и у них и у нас осталось меньше чем год. К концу срока, установленного для помолвки, она должна стать его женой. И в самом лучшем варианте, к этому времени Закираль уже должен стать Ялтаром и ввести ее во дворец правителя. В этом случает она станет его соправительницей и сможет влиять на все происходящее на Дариане. Во всех других вариантах ее вмешательство в дела мужа будет рассматриваться как нарушение Кодекса и создаст дополнительные проблемы.

Короткий кивок и новый вопрос, в котором продолжает звучать напряжение.

— И это получилось. Зачем будем нужны мы?

— Вот здесь и начнется наша основная работа. Мы должны стать для них постоянным напоминанием о том, ради чего все это делалось, быть им друзьями, чтобы защитить от лести, от удара из-за угла, чтобы поддерживать, если что-то не будет получаться так, как задумано, чтобы стать памятью о том, кем они были и кем стали. Мы будем рядом, чтобы помочь растить их детей такими, какими вырастили вас. И… Чтобы стать палачами, если все, о чем я уже сказал, нам не удастся. Потому что второго Вилдора на Дариане быть не должно.

— И ты, Карим, сможешь это сделать? — Тамирас смотрит на воина со странной смесью восторга и ужаса. И надо сказать, я понимаю и разделяю то, что он чувствует.

Перспективы, что перед нами нарисованы, с какого не смотри взгляда, выглядят весьма впечатляющими. И кажутся… практически невыполнимыми.

— Теперь — смогу. Потому что уже видел последствия своей слабости и во второй раз ее не проявлю. И вам не позволю.

— Ты…

— Больше ни одного слова. У нас с вами есть один день на то, чтобы осознать все, что нам предстоит, оставить распоряжения на случай своей гибели, закончить все неоконченные дела и собрать то, что вы считаете самым необходимым.

— А что будет через день?

— Коммандер Закираль станет гостем Повелителя демонов, а мы приступим к своим обязанностям. Так что у тебя, Тамирас, еще есть время свыкнуться с мыслью, что твой племянник теперь станет для тебя самым драгоценным существом.

Но вместо вполне ожидаемой вспышки, тот, словно в пустоту кидает.

— Мне есть чем себя успокоить… — И когда все с некоторым недоумением оглядываются на дракона, уже даже не предполагая, чего еще от него можно ожидать, он, с весьма ехидной улыбкой на своем холеном лице заканчивает, — для него это станет полной неожиданностью. — И его рука ласково скользит по рукояти меча, украшенной большим дымчатым камнем.

Закираль. Глава ветки рода.

— Я не буду настаивать на помолвке и если ты сочтешь нужным — отпущу тебя.

Пока я вел свой рассказ, она так и продолжала сидеть на самом краешке кресла, впившись ладонями в рукояти кинжалов, что весьма ощутимо вибрировали на высокой ноте, отзываясь на то, что творилось в ее душе. Готовая в любое мгновение вскинуться молниеносным движением, но тем не менее ни единым вопросом, ни неожиданно вырвавшимся жестом, ни тяжелым вздохом не выдавая своего отношения к тому, что я говорил. Просто сидела, устремившись взглядом в видимую только ей одной даль и слушала, слушала, слушала, мою страшную историю, в которой, благодаря прихоти моей жестокой воли нашлось место и для нее.

А я, несмотря на тяжесть этого разговора никак не мог отделаться от того, что любуюсь ей. Этим напряженным лбом, темно-каштановыми прядями, что обрамляли ее лицо, чуть приоткрытыми губами, на которых застыл немой крик, четким профилем, заледеневшим маской на фоне украшенного витражами окна. И не перестаю сравнивать ее с той, которую имел теперь право называть своей сестрой, поражаясь, насколько они похожи. Нет, не внешностью: золотые кудри Рае искристой дымкой окутывали ее голову, а у моей невесты ложились тяжелыми волнами. Сестра — выше, резче, стремительнее. Ее дочь — внешне мягче, плавнее, до тех пор, пока не прорывается неожиданным каскадом движений. В глазах матери, даже когда она улыбается, светится спокойная мудрость, рассудительность. Таши — огонь, заключенный в хрупкое человеческое тело.