Лея Любомирская - Живые и прочие

— Ну и реакция, — смеется Маша. — Тебе стоило бы воспитывать характер!

— Ничего смешного, — бурчит Маша.

— Ничего смешного, правильно, — говорит Чак. — Все правильно.

Он наклоняется к смущенной Маше и шепчет:

— Смотри, какая рыба.

Эта рыба куда лучше предыдущей. Славная и смешная. Маша недавно смотрела мультфильм про Немо, и эта рыбка играла Дори, такую с веснушками и склерозом.

— Дори! Это же Дори, — радостно пищит Маша, стучит по стеклу указательным пальцем. — Эй, Дори, привет!

Маша снисходительно улыбается и нажимает на спуск фотоаппарата, отчего маленькая Дори пугается и уплывает за водоросли.

— Ну вот!.. — говорит Маша, глядя недобрым взглядом на Машу.

Чак качает головой.

А лента тащит Машу и Машу дальше. Мимо таких рыбок и этаких рыбищ, мимо осьминогов, угрей и скатов, мимо ракушек, камешков, водорослей, чужих теней и собственных отражений в толстой воде. Маша, смотри, какая рыба!

Маша, смотри, еще акула… Маша смотрит. И акула смотрит. Недобро смотрит, нехорошо. Маше вдруг становится не по себе, Маша вдруг чувствует внутри легкое беспокойство. Чак же на акулу не глядит вовсе, его, кажется, вдруг стало занимать бормотание радио… Он склоняет голову набок и прислушивается, пытаясь найти источник звука.

А акула — смотрит. Она боком движется вслед за лентой, она не отстает от Маши и Маши, она покачивает хвостом — вправо-влево-вправо-влево, не мигает.

— Мамочки мои, — шепчет Маша. Глаза бы закрыть. Не закрываются — смотрят акуле в левый зрачок. Страшно.

Маша молчит, но ей ужасно хочется уйти куда-нибудь. Куда-нибудь! Но она не уходит, разумеется, она стоит и зачем-то пялится в правый акулий глаз.

Кто был первым? Кто? Маша, машинально поднявшая фотоаппарат и нажавшая на кнопку? Или Маша, перепугавшаяся до смерти и, устыдившись своего страха, стукнувшая по стеклу? Или Чак, который наконец нашел динамик и, успокоившись на этом, тоже заинтересовался акулой? Посмотрел на нее и подмигнул из-за спин Маши и Маши. Акуле подмигнул. Или это была маленькая Дори, вылетевшая под акулье брюхо из водорослей? Черт его знает.

Скорее всего, все произошло одновременно: взвизгнул фотоаппарат, сажая батарейку, бухнуло стекло под Машиным кулаком, замолчало радио, остановилась лента под ногами, ухмыльнулся беззвучно Чак, Дори заметалась в акульей тени, зацепила ее, потянула за собой. Акула мигнула, оскалилась… и уплыла, потянувшись за малышкой. Скрылась где-то в глубине. И будто не было ее никогда. Может, и правда не было. Может, показалось.

Маша опускает камеру, Маша трет костяшки пальцев, оббитые о стекло, Чак снова прислушивается к возобновившемуся рассказу о белых акулах и их привычках.

— Что это было? — шепотом спрашивает Маша и смотрит на Чака.

— Что это было? — эхом отзывается Маша. И тоже смотрит Чака.

Чак молча разглядывает брюхо какой-то рыбы над своей головой и на взгляды не реагирует. Пришлось смотреть друг на друга.

Маша смотрит на Машу, отражается в ее зрачках. Маша смотрит на Машу, пытается понять, что произошло. «Однако…» — думает Маша, пока в голове звучит у нее звонкое: «Ни фига себе!»

«Ни фига себе!» — думает Маша, ловя в мозгу тихое: «Однако…»

«Что произошло?» — спрашивает Маша и не находит ответа. «Ты слышишь, да?» — спрашивает Маша и понимает, что ответ не нужен.

Вслух они ничего не сказали. Ползли по ленте к выходу, забыв про акул, осьминогов и Дори, пока не добрались до конца туннеля — до большого зала, в центре которого стоял бассейн с электрическими скатами.

— Хотите погладить? — спросил Чак. — Я научу, как правильно.

Маша задумчиво кивает. Маша рассеянно отказывается. Маша гладит ската — двумя пальцами по направлению движения, холодная вода, шершавая шкурка, плотная ткань штанов, о которую она вытирает руку. Маша смотрит куда-то в стену, указательный и средний пальцы ее правой руки чувствуют холод и влагу, им немного щекотно, потом — еще раз. Щекотно, но Маша морщится, как от боли. Маша удивленно вскидывает брови, потом хмурится. «Боже мой», — думает Маша. «Ну и дерьмо», — думает Маша. Чак зовет их перекусить, но Маша и Маша категорически просятся домой.

Первую неделю было особенно тяжело. Маша засыпает долго и мучительно (даже в самые спокойные дни). Маша — лишь коснувшись подушки (даже в самые тяжелые времена). До первой чашки кофе Маша недееспособна, Маша же просыпается и сразу начинает планировать новый день. Маша любит острое и булочки, Маша который год сидит на диете. Пока Маша обдумывает ответ, Маша выстраивает десять теорий — и от этого у обеих каша в голове.

«Ма-а-аша, ну блин, ну ночь же еще!»

«Маша, уже давно утро, я тебя уверяю! У нас через два часа семинар».

«Машенька, ты не могла бы немножко придержать ход своих мыслей? Мешаешь».

«Не могла бы… Ма-шень-ка. Сама не тормози».

«Маша, как ты можешь есть такую дрянь?»

«Маша, как ты можешь есть такую дрянь?!!»

«МАША!!!»

В довершение всего Маша простудилась, и у Маши тоже заболело горло, и голова была мутная, и все время хотелось куда-нибудь прилечь. Желательно в постель, а не на один из жестких стульев в офисном центре.

И самое обидное, никому ведь не расскажешь. Кто поверит? У Маши было легкое подозрение, что ко всему этому имеет какое-то отношение Чак, но Маша отмела его как несостоятельное. Впрочем, спросить все равно не получилось. Во вторник, витиевато извинившись перед Машей и Машей, Чак отбыл куда-то в сторону Калифорнии. Сказал, что на свадьбу к двоюродной племяннице.

А потом и Маша и Маша уехали. Одна в столицу, вторая в провинцию, в слабой надежде, что, может быть, дома — на расстоянии в восемьсот с лишним километров друг от друга — они наконец перестанут быть самыми близкими на свете людьми. Не получилось, конечно. У Маши вечеринка, у Маши голова болит. Маше спать хочется, а Маша к ответственному докладу готовится, бубнит ключевые фразы всю ночь напролет. Маша очередного мальчика в постель тащит, Маша ей про презервативы напоминает. Маша сына за позднее возвращение домой упрекает, Маша предлагает отстать от парня и не парить ему мозг.

Каждый день Маша и Маша чистят зубы — четыре раза, едят и пьют — разное и сколько получится, ходят в душ и туалет, вместе маются похмельем и вместе ходят к зубному, разговаривают с людьми — и прислушиваются сразу к нескольким голосам в голове, только бы не сбиться, только бы не запутаться.

По вечерам общаются уже целенаправленно. Главным образом о том, как бы перестать быть вдвоем. Или хотя бы иногда отдыхать друг от друга. Ни в одной умной книжке не нашла Маша пока ответа, ни один умный человек не подсказал Маше выхода. Маша ходила в церковь, Маша ходила к психотерапевту, Маша торчала сутками на эзотерических форумах, Маша обошла всех экстрасенсов и магов в городе, Маша перевернула несколько библиотек. Без толку.