Ольга Романовская - Песочные часы

— Я могу отказаться?

Не хотелось снова участвовать в ритуалах, снова отпускать душу на Грань.

— Ты мне не доверяешь?

Я не успела ответить: заметила знакомый силуэт. Один из слуг хозяина.

— Тьёрн, уходите. Немедленно!

Юркнув в ближайший проулок, дышала, как загнанная лошадь.

Снегопад был моим союзником, но вечно прятаться я не смогу. Что я скажу, чем объясню, что оказалась в этом квартале, так далеко от дома? Чем занималась всё это время?

Огляделась и на всякий случай сняла шапочку, распустила волосы, вытащив острую заколку-стилет. Нет, я вовсе не собиралась убивать слуг виконта: опасалась грабителей, частенько облюбовывавших такие переулки.

И, кажется, накликала беду…

Двое выросли из снегопада, будто из портала. Испитые лица, гадкая ухмылка на губах. Один спереди, другой сзади. Некуда бежать.

Я пятилась к стене, судорожно сжимая в руке единственное своё оружие. Но что я, хрупкая женщина, могу против них?

Вот один достаёт нож… Забыв обо всём, изо всех сил закричала: «Тьёрн!».

Не хочу, не хочу умереть в этом переулке, истекая кровью ради дешёвых серебряных серёжек, кошелька с пятью серебрушками и одежды — они ведь и одеждой не побрезгают.

Один схватил меня за руку, грубо толкнул на снег, нанёс удар в живот. Чтобы замолчала.

Блестящей молнией взлетел нож…

Не знаю, как успела увернуться, но понимала, что везение не продлится долго.

А снег, набившийся в рот, и ветер заглушали голос…

Говорят, перед смертью думаешь о тех, кто дорог. Мой список оказался длинным. Не всех я любила, но, видимо, все они что-то для меня значили. Первый — сын. Вторые — родители. Третий — хозяин. Почему-то сразу два образа: такой, каким он уезжал на войну, и норн-жених. Четвёртый — Тьёрн. Стоял перед глазами, как видела в последний раз. Пятая — госпожа. Такая хрупкая, невинная, ранимая. Шестая — Марайя, живая или мёртвая. Седьмая — Карен. А дальше — вереница бессвязных образов.

— Кончай её! — сплюнув, распорядился один из грабителей.

Я ничего не могла сделать, некуда было податься. Ощущая затылком холод стены, я могла лишь терпеливо ждать смерти и молиться.

Нож чиркнул по воздуху всего в дюйме от горла.

Грабитель захрипел и повалился на землю.

Переулок озарила яркая вспышка света, ослепившая меня и второго разбойника. Уши различили сдавленный стон, проклятие и топот ног.

— С тобой всё в порядке? — Тьёрн обхватил меня, бережно поднял и внимательно осмотрел. — Тебя не ранили?

Я отрицательно помотала головой, не в силах придти в себя. Меня колотило, зубы отбивали барабанную дробь.

— Там… там слуга виконта Тиадея, — почти одними губами прошептала я. — Он ищет меня.

— Я знаю. Он уже ушёл, он не слышал. Да и я, признаться, с трудом.

— Спасибо. И уходите. Не хочу, чтобы вас видели.

— Но ты в таком состоянии… Нет, Лей, я не могу! Я провожу тебя.

Не знаю как, но посреди бушующего снегопада нам удалось дойти до нужной улицы, не повстречав никого из слуг. Видимо, не там меня искали. Пару раз маг прятал меня от стражников под плащом, и мы изображали влюблённую пару. Впрочем, Тьёрн не изображал — ему действительно хотелось меня поцеловать, что он и проделал на прощание, оставив стоять на углу нашей улицы.

Переступив порог, первым, кого я увидела, был хозяин. Он сидел на ступенях лестницы и смотрел на дверь. Не переодевшийся, в той же одежде, в которой ездил на приём у городского главы.

Заметив меня, вскочил:

— Где ты была? Я всех слуг на уши поднял, велел прочесать город…

Странный голос — смесь гнева и испуга. И пальцы нервно сжимают перила.

Он волновался за меня.

— Где ты была?! — норн практически кричал. — Я отпустил тебя четыре часа назад, ты даже успевала поужинать с Мирабель. В итоге я возвращаюсь, Рагнар спит в детской, уложенный кормилицей, на дворе ночь, а тебя всё нет. Где ты была, Лей, где?

Испуганно вздрогнула, прижалась спиной к двери, раздумывая, не разумнее ли сбежать в свистящую снежную мглу.

Мне нечего ему ответить, я могла только виновато молчать, не решаясь поднять глаза.

Внезапно отрывшаяся дверь лишила опоры, и я чуть не упала — спасибо, вошедший человек подхватил.

По холлу закружились снежинки, занесённые порывом ветра.

Холодно, зябко и страшно.

— О, нашлась пропажа! — радостно всплеснул руками слуга, отпустил меня и закрыл дверь. — Значит, не показалось. Я сразу тебя приметил — знакомая фигурка.

— Где приметил? — насторожился хозяин. — Что ж ты, мерзавец, позволил ей одной в такую погоду шататься?

— Так она не одна была, мой норн, её какой-то мужчина провожал.

— Мужчина? Провожал Иалей? — тихо переспросил норн.

Готова поклясться, он переменился в лице. Осторожно подняв глаза, я в этом убедилась: кровь отхлынула от щёк. Растерянность и недоумение. А потом резкий всплеск ярости.

Схватив слугу за плечи, хозяин так встряхнул его, что голова бедняги заболталась, как у тряпичной куклы.

— Говори, что за мужчина! Где, когда? Ты его знаешь? Как выглядит? — шипел норн, казалось, готовый придушить мгновенно побелевшего слугу. Потом отшвырнул его к стене и непроизвольно положил руку на шпагу.

— Не знаю, мой норн, я не знаю его, не разглядел. Видел только, как они с вашей торхой сворачивали на нашу улицу. Он закрывал её от ветра…

Слуга вскрикнул, согнувшись от удара, а хозяин медленно развернулся ко мне.

Тяжело дышит, оружие наполовину обнажено… Промелькнула мысль, что он меня заколет. Из ревности.

Шоан, он действительно ревнует! Кто-то посмел посягнуть на его вещь…Нет, не так. Для вещи была бы плеть, а хозяин держит шпагу. Рабыню так не убивают, он не стал бы марать фамильное оружие.

Крупицы здравого смысла покинули меня, лишили возможности думать, до краёв наводнив страхом, когда я увидела оголённый острый клинок.

Дрожащая, наверняка смертельно-бледная, сползла на пол, глядя на шпагу полными ужаса глазами. Язык прилип к нёбу, я даже молиться не могла. И плакать тоже — просто смотрела.

Норн опустил шпагу остриём вниз, шагнул ко мне и тихо, поразительно спокойно (догадываюсь, что только внешне: я же вижу выражение его лица) спросил:

— Кто этот мужчина? Это у него ты провела всё это время?

— Нет, — отчаянно замотала головой я.

— Тогда где? И кто он, ты всё равно скажешь. Иалей?

Косой взгляд — и слуга исчез, оставив нас одних.

Холл накрыло тяжёлое молчание.

Хозяин не смотрел на меня — а я не сводила с него взгляда, видела, как сжимаются и разжимаются пальцы, как напряглись мышцы на шее, как плотно стиснуты челюсти. Он еле сдерживал гнев и, наконец, не выдержал, но направил его не на меня, а на ни в чём не повинный столик с корреспонденцией. Дерево разлетелось в щепки, а поднос волчком вертится на полу у противоположной стены.