Эрик Эддисон - Змей Уроборос

Но из-за того, что день в часы рассвета так околдовал меня, неужели я должен любить его тогда, когда он, переполненный триумфом, становится ярким полуднем? Нет, тогда я поворачиваюсь к ночи, как сейчас повернулся к Демонландии, в момент печального заката ее гордости. И кто осмелится назвать меня перебежчиком? Разве не иду я вослед мудрости, которая ведет меня всю жизнь: любить закат и рассвет, утреннюю и вечернюю звезду? Ибо только в них живут дух благородства, настоящая любовь, чудеса и сама сущность надежды и страха.

Неторопливым шагом продолжал он ехать по долине на восток и слегка на север, и впал в глубокую задумчивость, ибо странная гармония установилась в его сердце между окружавшей природой и внутренними мыслями. Доехав до конца долины, он въехал в горы, пересек несколько низких перевалов, дорога вела все дальше и дальше, между лесов и ручьев, то вверх, то вниз. И жеребец шел именно туда, куда хотел всадник, хотя Гро и не обращал внимания на него, полностью погрузившись в свои мысли.

Был уже поздний полдень. Лошадь и всадник въехали в маленькую лесистую долину, по зеленой траве которой вилась маленькая речка с холодной водой, текущая по галечному ложу. По его берегам росло множество деревьев, высоких и стройных. За деревьями поднимались высокие, обожженные солнцем утесы, их вершины смутно виднелись через мерцающий от жары воздух. Тишина, только журчала вода в ручье, жужжали маленькие порывы ветра, перелетающие с одного цветка на другой, и жеребец тихо щипал свежую траву. Ни единой птицы, ни даже падающего листа. На одинокую долину опустилась тишина летнего полдня, бездыханного и сожженного солнцем, тишина более страшная, чем любая ночь.

Гро, как будто разбуженный этой тишиной, быстро огляделся. Вероятно конь костями почувствовал беспокойство всадника; он прекратил есть и поднял голову, его глаза расширились от страха, а бока задрожали. Гро успокоил его, потрепав по холке; потом, ведомый внутренним побуждением, причину которого он не понимал, повернул на запад, и вдоль берега маленького притока речки углубился в лес. Здесь он остановился, доехав до рощицы из нескольких деревья, росших так тесно, что его бы вымело из седла, если бы он попытался проехать между ними. Поэтому он спустился на землю, привязал жеребца к дубу и начал подниматься вверх, держась русла маленького ручейка, пока не поднялся настолько, что смог через верхушки деревьев посмотреть на север, на зеленую террасу, находившуюся на одном уровне с ним и примерно в пятидесяти шагах вдоль по склону холма, защищенную с севера тремя или четырьмя большими рябинами; в середине террасы находилось маленькое озерцо или, скорее, глубокая каменная каверна с прекрасной холодной водой.

Он помедлил, левой рукой ухватившись покрепче за выступающий из зарослей лихниса камень. Безусловно не только ни одно дитя рода человеческого не было здесь и не ступало на тайную лужайку перед краем фонтана, но и вообще ни одно смертное существо. Только козлы, козлята и серны с нежными глазами счастливо танцевали на задних ногах перед изумленными глазами Гро; и другие, похожие на людей, с остроконечными волосатыми ушами, косматыми ногами и раздвоенными копытами, а их девушки с белыми ногами ступали по голубой горечавке; но даже маленькие золотые лютики не склонялись под их ногами, настолько воздушным был их танец. Маленькие козлоногие дети с длинными остроконечными ушами сидели на пригорке на покрытых дерном камнях и играли на свирелях, ветер и жгучее солнце раскрасили их тела в цвет красной земли. Но, то ли музыка была слишком тонка для ушей смертных, или по какой-то иной причине, но Гро не слышал звука их свирелей. Тяжелое молчание пустого белого полдня царило над террасой, горные нимфы и простые духи источников, равнин и утесов беззвучно сплетались в волшебном танце.

Лорд Гро, с восхищением глядевший на изумительное зрелище, спросил себя: "Что это значит, когда в мою спящую голову лезут подобные фантазии? Я много раз видел представления, которые устраивали духи зла; видел и те фантастические зрелища, которые устраивают маги; да и мне самому пару раз снились очень странные сны. Но до этого часа я считал пустой выдумкой поэтического воображения рассказы о том, что среди лесов, рощ и плодородных полей, на побережье моря, берегах великих рек и перед фонтанами, и также на вершинах огромных высоких гор появляются самые разные нимфы и полубоги полей, а глаза какого-нибудь счастливчика могут видеть их. И если сейчас я на самом деле взираю на это зрелище, то это — великое диво, и, наверно, таким странным и чудесным способом притесняемая земля решила завоевать мою любовь". Подумав еще немного, он решил для себя: "Если это только видение, оно не может повредить мне. Если, напротив, это настоящие фавны и дриады, они радостно приветствуют меня и, будучи живыми духами земли, постараются использовать для нужд многогорной Демонландии; но ведь все мои мучительные мысли со странной решимостью устремляются именно к тому, чтобы поддержать ее и восстановить былую славу".

И он вежливо приветствовал их. Дикие козлы бросились прочь и исчезли на склонах горы. Козлоногие, мгновенно перестав играть на свирели или танцевать, припали к земле, глядя на него недоверчивыми испуганными глазами. Только ореады, ослепленные и оглушенные танцем, не остановились: прекрасные девичьи рты, красивые голые груди, гибкие ноги, руки, нежно держащие изящные руки подруги. Они расходились и сходились, и опять расходились, подчиняясь древним ритмам: вот одна, с закинутыми за голову белыми руки и заплетенными в косы золотыми волосами, кружит и раскачивается в томном танце; другая прыгает в воздух и замирает там, как стрела, летящая к солнцу через лиственную крышу старого соснового леса, а теплый ветер с холмов колышет верхушки деревьев и открывает крошечные небесные окошки.

Гро пошел к ним вдоль лесистого склона. Но не успел он сделать и дюжины шагов, как его ноги ослабли. Гро повалился на колени и крикнул: — Божества земли! Не гоните и не отвергайте меня, несмотря на то, что жестоко притеснял я вашу землю, ибо больше не буду я так делать. Отпечатки добродетелей, через которые я переступил, еще давят на меня самыми горькими обвинениями. Перенесите на меня свою милость и дайте мне найти тех, кто владеет этой страной и предложить им возмещение за мои тяжкие грехи, ибо великое раскаяние заставило меня стать изгнанником и бродить в одиночестве по лесам и горам.

Так сказал он, печально склонив голову. И, как будто задрожала струна серебряной лютни, услышал он воздушный голос, крикнувший:

Это север и это север!Разве мы еще нужны?

Он поднял глаза. Видение исчезло. Только полдень и лесистая долина, молчаливая, одинокая и ослепляющая, были вокруг него и над ним.