Дмитрий Браславский - Паутина Лайгаша

С досадой высунув голову из-под одеяла, юноша перевернулся на спину и стал прислушиваться к привычной утренней суете.

Замок медленно оживал. Скрипнули ворота конюшни – конюхи отправились кормить лошадей. От калитки доносился громкий разговор – молочница, как обычно, завернула к ним по дороге с фермы. Прогремела поднимаемая решетка, и двор наполнился цоканьем копыт: вернулся ночной дозор.

Начинался самый обычный день. Для всех, кроме него. Сегодня юноше предстояло связать свою жизнь с богом, имя которого нечасто звучало в этих стенах.

Рыцари Ордена Снежного Барса не жаловали Айригаля. Испокон веков покровительницей Ордена считалась Меркар – прародительница всех людей, живущих на Двэлле. Ей они молились чаще других, в ее объятиях, а не в сером царстве Айригаля, рассчитывали найти упокоение после смерти.

Столичные жрецы назвали бы это ересью. Здесь, на Востоке, это было в порядке вещей.

Сегодня он станет жрецом. Айригаль не требовал обета безбрачия, всенощных бдений или очищения постом духа и плоти. И все же предстоящее Посвящение пугало юношу больше, чем все обеты и бдения.

«Лишь слабые подчиняются судьбе. Сильные творят ее сами», – любил говаривать отец.

Что ж, юноша и творил свою судьбу сам. Вернее, сотворил. Не сейчас – девять лет назад.

И вот настал день, когда он должен сдержать свое слово.

Жаль, что отец все еще при дворе и вернется не раньше, чем через месяц. Хотя, может, это и к лучшему…

Юноша хорошо знал, что такое быть жрецом Девы Вечной Весны. Но жрецом Айригаля?..

Книги в библиотеке замка были на эту тему крайне молчаливы.

Бывало, Пожиратель Душ требовал от прошедших Посвящение жить прежней жизнью. Такие люди становились членами королевских советов, магистратами, именитыми купцами. И даже их близкие не знали, кому те молятся по ночам и кто руководит их делами.

Если Айригаль оставит его в Найтморе, зачем прощаться?

Проще всего было бы выскользнуть из замка под любым предлогом – отправиться на охоту, присоединиться к дозору, сделать вид, что внезапно появилось желание навестить соседей.

Малодушие. Пока еще он не принес Клятву, и мама имеет право знать, кем сегодня станет ее сын. Хотя бы для того, чтобы Айригалю не пришло в голову оставить его в Найтморе.

Выскользнув из-под одеяла, юноша быстро оделся. Мама наверняка уже закончила утреннюю молитву…

Уже взявшись за ручку двери, он остановился. Может, лучше отправиться к ней после завтрака – никто же не гонит его к алтарю с самого утра? Или даже сначала собраться в дорогу и уже перед самым отъездом…

Нет, сейчас.

Пройдя по галерее, он подмигнул статуе прадеда, который всегда нравился ему больше других навеки застывших в мраморе предков. Прадед бы его понял…

Юноша решительно постучался в дверь в конце галереи, украшенную изумрудным листком Ашшарат.

– Сын?

Он вздрогнул: на мгновение ему показалось, что мама знает, с чем он пришел. Что она его ждет. Что исчезнуть незамеченным так или иначе не удалось бы.

Все-таки она жрица.

Впрочем, нет. Скорее всего, мама просто узнала его шаги.

Он помедлил на пороге.

Пусть Айригаль отправит его хоть на край света, Найтмор все равно всегда будет с ним. Его шпили и башенки, прохладные кладовые и бесконечные подземелья.

И, конечно, эта комната. Необыкновенно тихая, словно она одна из всего замка удалилась от суетного мира. И необыкновенно добрая и уютная.

– Не спится? – улыбнувшись и легонько взъерошив сыну волосы, мать показала ему на кресло перед собой. – Что-то я не замечала, чтобы ты любил вскакивать с первыми петухами.

Он помолчал, не зная, с чего начать. Потом все же сел в кресло. Снова встал.

– Нет, мама… Просто у меня сегодня… Посвящение.

Вот слово и произнесено. Но мать все так же ласково смотрела на него, по-прежнему ничего не понимая.

– Уже? – растерянно проговорила она. – Конечно, это большая честь для нашей семьи… Но отец… Разве не стоит его подождать? Хотя нет, это я возьму на себя… И потом, все так неожиданно: она ничего не говорила о тебе… Хотя если она хочет, чтобы ты…

Боги, ну почему все так сложно! Какой же он болван! Проклятие, как же теперь сказать ей правду?!

– Не совсем… То есть, да. Она и не хочет.

Мать удивленно подняла брови.

– Если ты намерен стать жрецом против ее воли, на меня можешь не рассчитывать. Опять что-то нафантазировал!

Он скользнул взглядом по ее смешливым серым глазам, коротким каштановым локонам, перехваченным на лбу хрупкой палладиевой диадемой… Она все еще думает, что он шутит.

– Подожди, мама. Я собираюсь стать жрецом совсем другого бога.

На этот раз она ничем не выдала своего удивления: служить или не служить божеству, всегда считалось в их доме личном делом каждого. Только в глазах появилась тревога.

– Темеса?

– Нет… – он и теперь не решился произнести имя божества, которому отдал свою душу, и предпочел выбрать едва ли не самое нейтральное из его прозвищ. – Того, Кто Ждет за Порогом.

Ее боль всегда была его болью, однако сейчас он ничем не мог ей помочь…

Выехав из ворот родительского замка, юноша сразу повернул коня в лес. Пока ему не приснился этот затерянный среди деревьев алтарь, он и не знал, что тот ждет своего часа так близко от Найтмора, хотя десятки раз охотился с отцом в этих местах.

Теперь же алтарь звал, притягивал, и найти его не составило труда.

Спешившись в паре шагов от серого замшелого валуна, в котором, слава Богам, не было решительно ничего зловещего, юноша привязал коня к растущей поблизости березе.

От матери он слышал, что Клятва – это праздник, просветление, миг, когда человек сливается с богом и чувствует, как в него входит божественная сила.

Если бы только для него Клятва была таким же праздником, как для слуг Ашшарат!

Он принял решение, и он сделает все, что от него зависит. А то, что ноги отказываются вести его к цели, так на то он и потомок рыцарей древнейшего на Двэлле Ордена, чтобы заставить их себе повиноваться.

Приблизившись, он положил руку на камень.

Алтарь оставался холоден и молчалив. Только сейчас юноша задумался о том, что произойдет, если бог не явится на его зов. Сможет ли он считать себя свободным от данного некогда обещания? Вправе ли отправиться домой?..

Сзади послышались шаги, и юноша резко обернулся, схватившись за меч.

Мужчине, неторопливо появившемуся из леса, на вид было лет пятьдесят. Ни оружия, ни доспехов. Скорее купец, нежели воин.

Окладистая черная борода, в которой прячется второй подбородок. Широко расставленные иронично прищуренные глаза. Холеные руки с парой палладиевых перстней скрещены на груди.