Дэвид Геммел - Черная Луна

Воцарилась тишина, и Карис показала по карте пути отхода, назвала количество арбалетчиков и места их расположения.

— Каждый отступающий отряд должен держаться стен туннеля, чтобы арбалетчики могли без помех стрелять по врагу. Когда пройдете линию обороны, занимайте позицию в арьергарде, чтобы, в свою очередь, прикрыть ваших отступающих товарищей.

Она еще раз медленно и подробно изложила весь план, потом принялась задавать вопросы офицерам, дабы убедиться, что они все поняли.

— Генерал, — опять подал голос офицер с завитыми усами, — а что, если враг прорвет нашу оборону? Что нам тогда делать?

— Отходить и постараться уцелеть, — ответила Карис и, видя, что он снова открыл рот, жестом остановила его. — Довольно вопросов. Ступайте, соберите своих солдат и ведите их в парк, к выходу из катакомб. Там вас будут ждать Форин и Вент.

— И я, — прозвучал из дальнего угла зала голос Тарантио. Форин развернулся в кресле и расплылся в широкой ухмылке. Когда офицеры один за другим покинули зал, Тарантио подошел к Форину.

— У тебя, кажется, завалялась одна моя вещь, — сказал он.

— Точно, приятель. До чего же я рад тебя видеть! Форин расстегнул пояс с мечом и вручил его Тарантио.

— Что заставило тебя передумать? — спросила Карис.

— Любовь одной хорошей женщины, — ответил Тарантио.

— Вы двое и Вент будете прикрывать отступление. Можете действовать, как сочтете нужным, используя любое естественное прикрытие — в катакомбах таковых бессчетно. Сталактиты и сталагмиты, к примеру.

— Я вот никогда не мог запомнить, какая между ними разница, — проворчал Форин.

— Я тоже, — отозвался герцог. — Сталактиты растут с потолка вниз, сталагмиты — от пола вверх.

— Спасибо, государь, — сказал Форин. Герцог коротко поклонился ему.

— Когда я говорю «действовать на свое усмотрение», — продолжала Карис, — я имею в виду именно это. Только не позволяйте себе слишком отвлекаться. В катакомбах множество тупиковых ходов, а в иных туннелях можно и наткнуться на провалы, порой весьма глубокие. Туннели, которые мы будем оборонять, помечены белой краской; их и держитесь.

Впервые за все время собрания подал голос Вент.

— Карис, я знаю, что лишних вопросов задавать не следует, но ведь все, кто был здесь сегодня, слышали, как ты говорила об отступлении с боем. Одним отступлением, пускай даже притворным, битву не выиграть. Все, кто тебя слышал, знают, что у тебя есть и другой план. Узнают об этом и дароты. Они поймут, что твой тайный план связан с выходами из катакомб, что ты хочешь устроить им засаду. А потому скорее всего попросту не станут преследовать нас.

— Прости меня, генерал, — сказал герцог, — но у меня была та же мысль. Когда начнется бой, дароты могут двинуться к любому выходу.

— Это верно, — согласилась Карис, — но, во-первых, дароты, возможно, пока еще даже не знают о существовании катакомб. А если и знают — им наверняка незнакомо расположение выходов.

— Все, кто был здесь сегодня, видели карту, — возразил Форин.

— Это так, — сказала Карис, — но мы просто не в состоянии предусмотреть все возможности. Взгляните на карту: если даротов удастся заманить хотя бы в первые туннели, число выходов, которые будут им доступны, сократится до восьми. Чем дальше мы заманим даротов, тем меньше у них останется выбора.

— Я, конечно, повторяюсь, — сказал Вент, — но ведь все, что ты сейчас говоришь нам, тоже может стать известно врагу.

— Потому-то я и не говорю вам всего. Поверь мне на слово, Вент, — нам удастся перехитрить даротов. Видишь ли, им тоже придется нелегко. Они уже знают, что я однажды обвела их вокруг пальца, вложив неверные сведения в голову одного из наших разведчиков. И потому в катакомбах, в сумятице боя дароты не смогут полностью полагаться на то, что подслушают в мыслях наших людей. А это, поверь, вызовет у них немалое замешательство.

— Я верю тебе, Карис, — сказал Вент. — Я только не хочу, чтобы ты использовала меня, как того бедолагу-разведчика.

— Именно так я тебя и использую, — холодно ответила Карис.

Запах лампового масла расплывался в затхлом воздухе катакомб. В напряженной тишине затаившиеся в туннеле солдаты прислушивались к неугомонному грохоту, который становился все ближе — это молоты и кирки даротов пробивали дорогу в туннель. Форин отер с лица влажный пот и мельком глянул на Вента. Тот стоял, привалившись плечом к гигантскому сталагмиту, и в желтом мерцании фонарей лицо его казалось окаменевшим от напряжения. Чуть левее сидел на каменном уступе Тарантио, опустив голову и обхватив руками колени. Форин сделал глубокий вдох, чтобы хоть немного успокоиться, и прошелся мимо припавших на колени стрелков. Все они молчали, и лица их в свете фонарей влажно блестели от пота.

Форин снова — уже в который раз за этот час — подошел к дальней стене туннеля. Снова с бьющимся сердцем положил он ладонь на влажный шершавый камень. И ощутил, как едва заметно дрожит под его рукой стена туннеля.

Рыжебородый великан вернулся на свое место. Свет фонаря мерцал бликами на его блестящей полированной кирасе. Тарантио поднял голову, вопросительно взглянул на него.

— Скоро, — прошептал Форин. — Уже скоро.

Где же ты, Дейс?

Ответа не было. Тарантио била дрожь, в груди его тяжелел ледяной ком страха. Грохот даротских орудий раздался снова, на сей раз уже гораздо громче, и Тарантио дернулся, точно ужаленный. Поднявшись, он обнаружил, что у него подгибаются ноги, и вдруг ему отчаянно захотелось броситься наутек, прочь из этой жуткой, сотрясаемой грохотом темноты. Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как совсем юный арбалетчик в арьергарде отшвырнул оружие и побежал, спотыкаясь, по размеченному белой краской туннелю. Прочие стрелки беспокойно зашевелились, и Форин прошелся между ними, кого-то похлопал по плечу, кому-то шепнул пару ободряющих слов. Казалось, один лишь вид его богатырской фигуры возвращает солдатам присутствие духа. Наконец он подал сигнал зарядить арбалеты.

Во рту у Тарантио пересохло, и он подумал о Мириак, которая ждет его дома, о ярком солнце, струящемся в открытые окна. Если дароты прорвутся в город… Эта мысль так ужаснула Тарантио, что он поспешил отогнать ее.

Каменная стена треснула, и в расселине блеснуло острое лезвие кирки. Стрелки положили массивные арбалеты на треножники, нацелили их на стену. Вент и Тарантио отошли с линии стрельбы. Тарантио обнажил меч, и зачарованный клинок блеснул в свете фонарей.

Огромный кусок стены рухнул на пол пещеры, и в проломе появился первый дарот. Три арбалетных болта размозжили его череп, и он повалился наземь. Шум по ту сторону стены усилился, кирки и молоты неистово дробили и крушили последнюю преграду. Пролом расширился, и в него хлынули дароты. Их гигантские тела отбрасывали на стены туннеля чудовищные тени.