Вера Школьникова - Дети порубежья

Вэрд пододвинул к себе поближе кружку, развернул бумагу и высыпал сладкий порошок на язык. Отпил воды, проглотил, потом выпил кружку до дна, смывая приторную сладость. Пока не закружилась голова, подошел к выгребной яме, кинул бумажку вниз, вернулся на свою солому. Веки в одночасье стали неподъемными, он, не пытаясь сопротивляться, закрыл глаза. После корня ареники снились только хорошие сны.

35

Салин никогда не хотел быть моряком. Понимал, что выбора у него немного — отцовский надел получит старший брат, а всем остальным либо в море, либо в примаки. А в примаки еще не каждого возьмут, да и не по душе ему было с нелюбимой жить, оборкой у жениной юбки. Старшие братья в его годы уже несколько раз в плаванье сходить успели. А он все выжидал, надеялся, что случай подвернется, за родительский дом цеплялся. Отец не возражал до поры до времени — уйдет и этот сын в море, придется работника искать, мать тем паче любимца-последыша из дому не гнала. Но моряцкая судьба не миновала Салина, и, несмотря на печальные обстоятельства приведшие юношу на палубу «Сильваны», он был счастлив.

Собирая обгорелые кости в могилу, он думал, что никогда больше не сможет радоваться, смеяться, любить. Все осталось в прошлом: и зимние посиделки, и летние костры, и праздник урожая, и весенние хороводы. Вспоминать было слишком больно, и Салин предпочел забыть. Лицо матери, синяя лента в косе у Ксаны, вышитый передник сестры — все виделось в туманной дымке, взгляд затянуло алое марево мести. Он жил, чтобы убивать эльфов.

Купцы отправляли с ним младших приказчиков, чтобы избавиться от конкурентов, крестьяне шли за Салином из страха — сегодня одну деревню сожгли, завтра за остальные примутся, и ради будущей поживы — кого из эльфов не перебьют, тех запугают. Будут бессмертные сидеть в своем Филесте, носа в лес не сунут, одни пни от их драгоценных деревьев останутся. Были среди его войска и записные буяны — им все равно, кого бить, лишь бы кулаки почесать, и городские воришки, под шумок грабившие дома эльфийских купцов. Много разного народа собрал он во имя своей мести, но никто из них не испытывал такой ненависти к эльфам, как Салин.

Ему казалось, сколько ни убей — все будет мало, как ни мучай — тем, сгоревшим в часовне было больнее. Но разговор с огненным магом помог ему опомниться: мертвым все равно, сколько эльфов Салин убьет ради их памяти, а для живых он уже сделал все, что мог — эльфы теперь не посмеют нападать на деревни, даже если им наместница и разрешила. Он от всей души желал удачи магу, но уже не жалел, что не увидит, как горит Зачарованный Лес.

У Салина теперь появилась цель в жизни. Встретившись с братом, он сразу же поделился с ним своей затеей: вот сплавают они сейчас к новой земле, посмотрят, что там и как, а вернутся — попросят у герцога Квэ-Эро разрешения поселение основать, он добрый, разрешит. Соберут по кораблям парней из их деревни, девушек найдут хороших и уплывут все вместе. На новом месте дома построят, деревню старым именем назовут, там и земли будет, сколько хочешь, и леса, и никаких эльфов!

Брату идея пришлась по нраву, а что? Парни молодые, здоровые, сами себе хозяевами будут, когда еще сборщики податей до новых земель доберутся! Вернувшиеся из первого плаванья рассказывали, что земли за морем нетронутые, жирные, зерно урони — через день поле колосится. Леса такие, что хваленые алмазные ели перед ними тростником покажутся, зверье непуганое. Лучше на новом месте построиться, чем возвращаться на пепелище.

Салин драил палубу, помогал повару, учился вязать узлы, с опаской взбирался вверх по мачте, тянул канаты — послушно выполнял все, что прикажут, а в свободное время и сам искал, что бы еще сделать. Он испытывал огромное облегчение, снова став младшим — не нужно ни о чем думать, никому приказывать, отвечать приходится только за свою работу, в установленное время накормят, на палубе место для сна укажут. Юноша был бесконечно рад, что ему больше не нужно решать за других, для этого есть капитан.

Капитана своего матросы на «Сильване» любили и почитали. Казалось, явись перед ним сам Навио, бог-покровитель путешественников, и прикажи что-либо, они сперва пойдут и переспросят у Ормунда, стоит ли исполнять, и если тот окажется против — пошлют божество туда, куда корабли не плавают. Ормунд Харлоу принадлежал к редкому типу людей, распространяющих вокруг себя спокойную, непоколебимую уверенность. Его взгляд, жесты, манера стоять и говорить, ходить и поворачиваться, утверждала: я знаю, как надо. И пока что капитан «Сильваны» ни разу не ошибся. Не собирался он ошибаться и на этот раз.

Лунные Острова показались на горизонте уже ближе к вечеру, когда край солнца погрузился в воду и, словно растворившись, окрасил морскую поверхность в тревожный багрянец. Дэрек стоял, наклонившись над картой, в капитанской каюте. Паруса спустили, каравелла плавно покачивалась на волнах, солнечный свет, разбившись о цветные стекла в круглом окне, рассыпал по пергаменту красные пятна.

Капитан предпочитал кавднийские обычаи: кроме стола, накрепко прибитого к полу и дубового сундука с тяжелой резной крышкой, мебели в каюте не было, даже койки. Зато деревянные доски покрывал толстый ковер, с таким густым ворсом, что ноги проваливались в него чуть ли не по щиколотку, валялись расшитые яркие подушки, непременная принадлежность любого дома в Кавдне, а в углу, на полке над закрытой решеткой пузатой жаровней, примостился бронзовый кувшинчик для карнэ и две металлические чашки с хищно выгнутыми ручками.

Эту карту Дэрек вычертил сам, по памяти восстановив все, что он знал о побережье Лунных Островов. Немногие существующие карты Ормунда не устроили: слишком давно сняты, недостаточно подробны. Дэреку пришлось в считанные дни освоить мастерство картографа. Быть может его творению не доставало безупречной чистоты линий, свойственной имперской картографической школе, а по краям пергамента не щерили пасти сказочные чудовища, зато моряк не упустил ни одной, даже самой мелкой бухточки на побережье.

Ормунд поинтересовался:

— Так почему именно эта?

— Здесь удобней всего. Скалы — большой корабль даже к берегу не подойдет. А источник чистый, вода прозрачная, сладкая.

— А продовольствие?

— До ближайшей деревни два часа быстрого ходу, там все продадут. Пока старейшины узнают, нас и след простынет.

— Сомневаюсь. Так все же, почему именно эта? — Капитан внимательно посмотрел на моряка.

Дэрек помявшись, ответил:

— Моя деревня тут неподалеку. Та, где я с женой жил. Пока загружаетесь, я успею семью забрать. Нечего им тут оставаться, — но в его голосе прозвучал плохо спрятанный страх. Он не знал, что случилось с Соллой.