Павел Шумилов - Иди, поймай свою звезду. Караван мертвецов. Адам и Ева - 2

– Ты видел Великого Дракона?

– Я всех видел.

– Он один меня поймет. Я десять лет мечтаю с ним встретиться. Ох, что он с Мраком сделает!..

– Не знаю, чего вы не поделили, но ворон ворону глаз не выклюет.

– А тогда и жить незачем, – сникает Шейла. Хочу утешить ее, погладить по головке, но нельзя. Взорвется как триста тонн тротилла.

– Шейла, мы команда или нет?

– Ишь, какой быстрый! Пойми, есть вещи, которые тебе лучше не знать. Спокойнее спать будешь.

Странная она. Говорит как наш наставник. Словно пропустила несколько реплик и ответила на последнюю, еще не произнесенную.

– … Ты меня слышишь?

– А?

– Я говорю, лосей видела.

– Где?!!

– … И гонишь на меня.

– Самку не трогай.

– Как получится.

– Я сказала – не трогай! Нельзя самку бить, понял? Она вожака любит.

Шейла бесшумно исчезла в кустах. Я перехватил поудобнее копье. Ни разу не охотился на крупного зверя. В какое место хоть бить надо? Кто–то говорил, что лоси – не коровы. Стадами не пасутся. Мои – пасутся. Три штуки и детеныш – разве не стадо? Теленок–лосенок. Интересно, как зовут детеныша тюленя? Тюленок? Чего она там копается? По грибы пошла, что ли?

Вытираю о штаны потные ладони. Может, в горло бить? Не в грудь же. Там ребра. Кость. И инерция. Задавит на полном ходу, по грунту размажет. Или на рога поднимет. Не буду я вожака бить. У него рога большие. И самка его любит.

Лоси насторожились, и вдруг прыснули прямо на меня. Аж страшно стало! Такая кавалерия затопчет – как нечего делать. Вскакиваю и с криком бросаюсь на двухлетку. Лось разворачивается, на секунду подставляя бок. Всем своим весом вгоняю копье под последнее ребро, даже налетаю грудью на теплый, упругий бок. В следующую секунду лечу кувырком. Лось убегает.

Сажусь на землю, ощупываю себя. Руки целы, ноги целы. Губа разбита, но зубы целы. Мелочь, а приятно. Лося нет, копья нет… Подбегает Шейла.

– Ты что, ох…л??? Жить надоело?

– Не кричи.

Ощупывает мои ребра, живот, убеждается, что все на месте. И начинает смеяться.

– Ты чего?

– Кир, – с трудом успокаивается Шейла, – ты вот на тютельку от смерти был. – Показывает пальцами, чему равна тютелька. Теперь я знаю – 7мм. – Он просто обязан был тебя убить. Молодой попался, теленок, как и ты. Не понял, что ты на него охотишься. Подумал, что играешь.

– Животные не думают.

– Что б ты понимал! Старый лось звезданул бы передним копытом в лоб, и даже шагу не сбавил. Идем подранка добивать.

– Он убежал.

– Далеко не убежит. Ты же его насквозь просадил. Ты раньше хоть раз охотился на лосей?

– Нет.

– Когда лось на ногах, берегись переднего копыта. А когда лежит – задней ноги, – инструктирует Шейла уже на ходу. Поминутно нагибается, срывает что–то и сует в рот.

– Ты что делаешь? Отравишься!

Шейла показывает ягоды. – Это голубика. ЗЕМНАЯ голубика.

– Никогда не был на Земле. У нас голубика не растет.

Лося нашли километрах в трех. Кто сказал, что далеко не убежит? Он молодец – к шалашу бежал. Нам всего километр остался. Делаю волокушу, из ремня – бурлацкую лямку, впрягаюсь и волоку тушу. Шейла помогает. Что б мы делали, если б он в другую сторону бежал?

Под руководством Шейлы свежую тушу и начинаю коптить мясо. Шейла забирает шкуру и уносит к ручью. Работаем до вечера. Удивительное дело – огромные куски мяса превращаются в тоненькие ломтики. Обидно даже.

Сено выдохлось, греет плохо. Шейла опять прижимается ко мне. Как–то у нее это очень доверчиво получается. А во мне играют мужские инстинкты. Которые нужно подавлять. Медальон ее совсем не работает.

– Шей, твой щит совсем не работает.

– Работает. Я чу–вству… Спи.

– Но я тебя хочу.

Как пружина распрямилась. Чуть шалаш не порушила.

– Ты что, ох…л???

– Следи за языком. Я тебя хоть пальцем тронул?

– А чего ты тогда?

– Я – чего? Это ты – чего! Мне восемнадцать лет, я мужчина, так?

– Тебе видней.

– А ты – теплая, мягкая… и… прижимаешься ко мне.

Перегибается через меня, нашаривает в углу щит, ложится.

– Кир, я очень вредная?

– Нет. Только временами очень психованная. А вообще, ты симпатичная. Когда не злишься. А когда злишься – вылитая баба яга. – Это я говорю уже в воспитательных целях. Про бабу ягу, в смысле.

– Спасибо, Кир… Кир… я… Ладно, не будем об этом.

– Что твой щит делает?

– Не надо об этом сейчас. Я потом тебе расскажу. Когда выберемся.

Твердо решаю серьезно поговорить с Шейлой. Утром.

– Кир, утром серьезно поговорим, ладно? – опять тянется через меня, угнездивает на место щит. Чмокает в ухо и укладывается. На всякий случай, подальше от меня. Но, как только засыпает, уже под боком и дышит в подмышку. А я еще долго размышляю. О том, что снова опередила меня с репликой, что я завтра ей скажу, и о том, что просто удивительно, как кроманьонцы построили цивилизацию. У них на это никакого времени не было: мы здесь двое суток, а ничего не успели. А еще о том, что вся система зачетов построена просто по–идиотски. Ну ладно, при настоящей аварии я могу убить лося ради мяса. Но сейчас–то зачем животных губить? Черт! а какая же у нас сейчас авария, если не настоящая? Шейла мне совсем голову замутила.

Приснился Толян.

– Привет, Великий Колебатель! Опять колеблешься? Анекдот про петуха рассказать? Бежит петух за курицей и думает: «Может не догоню, но согреюсь». Не понял? Клеить ее надо. Господи, меня бы на твое место! Целая планета на двоих.

– Толян, она в беде. Ей помочь надо, а я, как всегда, не знаю, как.

– Ты никогда не знаешь. Подлецу в морду надо дать, а ты двое суток думаешь, хорошо это, или плохо. Вот флаер починить – ты мастак. Кир, а зачем ты в десант пошел?

– За Линдой.

Просыпаюсь от сильного толчка локтем под ребро. Шейла поворачивается на другой бок, ко мне спиной. Даже во сне возмущенно сопит. Чем–то она похожа на Линду.

Все мышцы болят после вчерашнего. Следующего лося поймаю, приведу на веревке и уже здесь забью. Или верхом на него сяду и объездю. Объежжу. Объезжу. Укатаю вусмерть. Чтоб я на нем, а не он на мне, как вчера. Но сначала с Шейлой разберусь.

– Шейла, мы команда, или не команда? – Ну просто пай–девочка. Скромница. Ладошки на коленях, в землю смотрит.

– Кир, сними, пожалуйста, щит. На время.

– Ты пойми, – говорю я, снимая медальон, – я не настаиваю на том, что мы команда. Но должна быть определенность. Полная. Или – или.

– Мы команда во всем, что не касается моего прошлого… и будущего.

– Так не бывает.

– Ну пойми ты, идиот! – взрывается она. И тут же смущенно замолкает. – Кир, извини. Ты хороший. Но не хочу я, чтоб ты в моем говне утонул. Незачем тебе из–за меня жизнь губить.