Оленик Виктория - Древо Мира Грез

— Таура? — я тихо повторила вопрос, хотя уже знала ответ. Создатель, что они с тобой сделали, сестренка?! За что тебе все это, за какие такие поступки можно так страшно наказывать?! — Это ты?

Она кивнула с какой-то обреченностью и покорностью: ни у одного человека я не видела такой тоски в глазах. Она уже смирилась с тем, что умерла, в ее глазах не было главного — того, что отличает живого человека от мертвого: надежды.

— Я знаю про картины, я найду их обязательно, слышишь?! — я постучала по стеклу, но Таура покачала головой и приложила ладонь с другой стороны. Я дотронулась до холодной поверхности, и, хотя стекло не позволило мне прикоснуться к руке сестры по-настоящему, стало легче. Моя сестра еще жива. Это она отбросила всякую надежду, но у меня эта надежда соханилась: я буду верить за двоих. Себя не пожалею, но не дам Тауре погибнуть.

Не отрывая взгляда от сестры, я присела и нащупала рукой подсвечник. Тяжелый, должен подойти. Перехватив его за основание, я замахнулась и на мгновение увидела, как лицо сестры вспыхнуло безумной надеждой. Она подалась вперед, быстро кивнула… но потом почему-то побледнела и отшатнулась назад, в темноту.

— Я бы не делал этого.

Что-то вырвало у меня подсвечник из руки: с тихим звоном он упал на стекло и застыл. Пропасть, я точно убью этого человека в маске! Достал!

— Да что ты?! — я резко повернулась и уставилась в черные прорези для несуществующих глаз. — Я забыла тебя спросить! Отпусти мою сестру, слышишь, ты, растард!!!

Трудно ожидать от убийцы доброго дела: человек насмешливо поклонился и мерзким голосом протянул:

— Сию минуту, — он в один момент оказался возле меня и притянул к себе. Что-то было в нем до безумия знакомое, и это чувство было куда сильнее, чем обычно. — А теперь послушай меня, маленькая зараза, это был последний раз, когда ты суешь свой нос не в свое дело!

— Попробуй останови меня, — я улыбнулась, неожиданно вспомнив, что на этот раз я свободна, как птица. И это мир грез, где возможно абсолютно все то, что ты можешь представить. Любая греза, как говорится, на ваш вкус. — Мне кажется, или ты что-то забыл?

Он удивленно застыл, даже руки дрогнули.

— Например, — я придвинулась еще ближе и приподнялась на носки, чтобы рассмотреть черты лица, не скрытые маской. Да кого же он напоминает?! — Например, заклинание, а?

Противник наклонил голову, медленно-медленно поднял руку и провел по моей щеке, да еще так нежненько, осторожно! Я чуть не зарычала. Растард! Засадив мою сестру в этот треклятый шар, он строит из себя влюбленного убийцу! О, как драматично! Не выдержав, я резко толкнула его назад — так, что он от неожиданности упал, — и зашипела не хуже разяренного гнома:

— Отпусти мою сестру!

Он приподнялся, вытер тонкую струйку крови с губы — вот как надо злиться, оказывается! — и равнодушно пожал плечами.

— Не могу, — короткое, почти неуловимое движение, и, быстро налонившись, он поцеловал меня. — Останься, — он вздрогнул, как-то поник и растратил всю надменность. Еще немного, и, честное слово, поверю! — Останься, пожалуйста, я прошу тебя! Не я выбираю жертвы, поверь, но я не дам тебя в обиду! Мне больно видеть, как ты умираешь, я не хочу…

— ТЕБЕ больно, тебе?! — я чуть не плюнула ему в лицо. Почти уверена, что сейчас у меня открылась способность плеваться ядом. — Тебе больно видеть?! Создатель, что ты за человек?! Освободи мою сестру, хватит прятаться за масками!

Он выпрямился и, вернув себе вид непризнанного гения, отвернулся, будто бы говоря, что полностью уверен в своей неуязвимости. Ну-ну.

— От меня ничего не зависит.

О, мне так хотелось врезать ему! Или пинка под зад дать — для ускорения! Знает убийцу, помогает ему, но при этом от него ничего не зависит! Создатель, когда люди перестанут придумывать эти дурацкие нелепые оправдания своим подлым делишкам?!

Дам ему пинка и даже оправдываться не буду! Я подняла ногу, но тут заметила подсвечник и… решила, что могу использовать этот момент гораздо лучше. Главное, не сильно шуметь. Если меня заметят раньше времени, то ничего не выйдет, придется ждать другого момента. Которого может и не быть.

— Что ж, не хочешь по-хорошему, — он натянул перчатки, а я подхватила подсвечник, — придется другими спосо… — он обернулся и замер на полуслове. Я крепче сжала подсвечник и подумала, что хорошо бы его увеличить раза в два. Справедливости ради, мир грез удивительно восприимчив к желаниям посетителей: ррраз — и я чуть не уронила железку, такой тяжелой она стала.

— Не делай этого, — человек в маске напряженно подался вперед. Сжатые кулаки, голос — да он явно боится, что я разнесу эту комнату!

Я сглотнула. Ну же, один рывок!

— Не делай! — прорычал человек. Я медленно наклонила голову. Один рывок. — Нет.

Да! Размахнувшись, я подняла подсвечник, но не успела.

— Тварь! — человек сшиб меня с ног, я от неожиданности бросила несчастный подсвечник в ближайшую стену и вцепилась в Маску.

— Ненавижу тебя! — не знаю, что на меня нашло, я в бешенстве царапалась, вырывала клоки волос, кусалась, будто разъяренная и напуганная кошка. Голова отключилась, совесть умерла: я хотела убить его. Здесь и сейчас. — Сдохни, сдохни, растард!

Я так оттолкнула его, что он, с досадой зарычав, отлетел назад и врезался в стекло. Я быстро перекатилась на живот и поднялась. Убить, убить, убить!

— Весея!

Я вытерла кровь с губы — когда только успел отомстить?! — и остановилась. Имя будто отрезвило меня.

— Весея, — тихо повторил человек и хотел что-то еще добавить, но тут раздалось тихое «вжжжжик» и хрустящий треск: по черному стеклу потолка расползалась трещина. Испуганно подняв головы, мы наблюдали, как стрелка трещины змеится дальше… еще дальше… расходится на множество мелких трещин…

— Нет… Нет!

Я опустила голову и посмотрела на человека в маске: сейчас он не выглядел злым или способным на убийство. Скорее, жалким и напуганным человечком.

Я сделала шаг к нему и застыла в нерешительности.

— Он же убьет, убьет меня! — человек, не отрываясь, смотрел на трещину, будто это не стекло треснуло, а планета раскололась на две части, и я решилась. В один прыжок преодолев расстояние до врага, я наклонилась и резко сдернула маску…

Сердце забилось часто и испуганно, словно пойманная в клетку птица. На миг мне показалось, что под ногами расступилась земля, и я лечу, лечу в пропасть. Но нет. Я стояла на стекле — на черном стекле, которое жалобно трещало, готовое лопнуть, словно раздавленный гномий шарик[90].

Всхлипнув, я выронила маску, закрыла руками рот, чтобы не закричать, и отступила на шаг назад.