Клайв Баркер - Имаджика

Она вспомнила подвальный лабиринт коридоров, вдоль стен которых стояли полки, забитые книгами и манускриптами. Там была стена (любовники трахались, прижимаясь к ней), за которой, доступная только ее глазу, располагалась темница. Скованная женщина лежала там, в темноте, мучительно долгий срок. Она снова мысленно слышала крик пленницы: тот вопль безумия, при звуке которого она вылетела из подземелья и ринулась обратно, к надежной безопасности своего дома и своего тела. «Кричит ли эта женщина и сейчас? – подумала она. – Или она снова впала в то коматозное состояние, из которого ее так немилосердно вывели?» При мысли о том, как ей больно, на глазах у Юдит показались слезы, смешавшиеся с дождем.

– Что ты делаешь?

Оскар вновь появился из Башни и теперь бежал по гравию к ней, укрываясь пиджаком от дождя.

– Моя дорогая, ты замерзнешь до смерти. Садись в машину. Прошу тебя. Садись скорее в машину.

Она повиновалась. Струйки дождя текли по ее шее.

– Прости меня, – сказала она. – Я... я просто не знала, куда ты пошел, вот и все. А потом... не знаю... место показалось мне знакомым.

– Здесь нет ничего интересного, – сказал он. – Ты вся дрожишь. Может, нам лучше отказаться сегодня от оперы?

– А ты не против?

– Ничуточки. Удовольствие нельзя превращать в пытку. Ты промокла и продрогла. А мы не можем рисковать тем, чтобы ты простудилась. Хватит с нас и одного больного...

Она не стала расспрашивать о смысле последних слов – слишком много других мыслей занимало ее голову. Ей захотелось разрыдаться, хотя она и не могла сказать точно – от горя или от радости. Сон, который она давно сочла вздорной фантазией, предстал перед ней во плоти, а та плоть, что сидела рядом с ней, – Годольфин – явно была поглощена чем-то важным. Она чуть было не доверилась его небрежному тону, с которым он обычно говорил о путешествии в Доминионы, словно о поездке на поезде, и о своих экспедициях в Изорддеррекс, как о форме туризма, пока еще недоступной основной массе людей. Но теперь она понимала, что его нарочитая небрежность – это только защитный экран (независимо от того, знает ли он сам об этом или нет), уловка, с помощью которой он скрывает подлинное значение своих занятий. И она начала подозревать, что его неведение (или высокомерие?) вполне может убить его – и это была печальная часть ее раздумий. А в чем же заключалась радость? В том, что она может спасти его, и он полюбит ее в благодарность за это.

Вернувшись домой, они оба отправились переодевать свои парадные одеяния. Когда она вышла из своей комнаты на верхнем этаже, он поджидал ее на лестнице.

– Я подумал, что нам надо поговорить...

Они спустились вниз, в изысканный беспорядок гостиной. В окно хлестал дождь. Он задернул занавески и налил им по рюмке коньяка, чтобы отогнать простуду. Потом он сел напротив нее и сказал:

– Перед нами стоит серьезная проблема.

– Да?

– Нам так много надо сказать друг другу. Во всяком случае... то есть я говорю «нам», но что касается меня самого, то конечно... конечно, мне надо много чего сказать, и разрази меня гром, если я знаю, с чего начать. Я прекрасно понимаю, что я должен представить тебе объяснения о том, что ты видела в Поместье, о Дауде и пустынниках, о том, что я сделал с Чарли. Этот список можно продолжать долго. И я попытался, я действительно попытался найти способ, как тебе все это объяснить. Я и сам не уверен в тем, как все было на самом деле. Память часто шутит такие шутки... – Она издала согласное мурлыканье. – ...В особенности, когда приходиться иметь дело с местами и людьми, которые, казалось бы, принадлежат твоим снам. Или твоим кошмарам.

Он осушил рюмку и потянулся за бутылкой, оставленной им на столике.

– Мне не нравится Дауд, – сказала она внезапно. – И я не доверяю ему.

Он уже начал было наливать вторую рюмку, но после этих слов прервался и посмотрел на нее.

– Проницательное замечание, – сказал он. – Не хочешь ли еще коньяка? – Она протянула ему рюмку, и он наполнил ее до краев. – Я согласен с тобой, – сказал он. – Дауд – очень опасное существо, по целому ряду причин.

– А ты не можешь от него избавиться?

– Боюсь, он слишком много знает. У меня на службе он будет менее опасен, чем если я уволю его.

– Он как-то связан с этими убийствами? Как раз сегодня я видела новости...

Он отмахнулся от ее вопроса.

– Тебе не нужно ничего об этом знать, моя дорогая, – сказал он.

– Но если тебе угрожает опасность...

– Да не угрожает мне никакая опасность. Уж за это-то ты можешь быть спокойна.

– Так ты знаешь все, что с этим связано?

– Да, – сказал он с тяжелым вздохом. – Я знаю кое-что. Знает об этом и Дауд. Собственно говоря, он знает об этой ситуации больше, чем мы с тобой вместе взятые.

Это удивило ее. Интересно, знает ли Дауд о пленнице за стеной, или этот секрет принадлежит ей одной? Если это так, то, пожалуй, будет благоразумнее не делиться ни с кем. Когда у стольких участников этой игры есть информация, которой нет у нее, делиться чем-нибудь – пусть даже с Оскаром – означает ослаблять свою позицию, а может быть, даже подвергать опасности свою жизнь. Какая-то часть ее природы, невосприимчивая к соблазнам роскоши и не испытывающая потребности в любви, осталась в темнице вместе с той женщиной, которую она разбудила. Пусть она будет там, в темноте и безопасности. Все остальное, известное ей, она расскажет.

– Ты не один пересекаешь границу между Доминионами, – сказала она. – Мой друг туда отправился.

– Серьезно? – сказал он. – Кто?

– Его зовут Миляга. Собственно говоря, его настоящее имя – Захария. Чарли знал его немножко.

– Чарли... – Оскар покачал головой, – бедняга Чарли. – Потом он сказал: – Расскажи мне о Миляге.

– Это долгая история, – сказала она. – Когда я оставила Чарли, он решил мне отомстить и нанял кого-то, чтобы убить меня...

Она рассказала Оскару о нью-йоркском покушении и вмешательстве Миляги, потом – о событиях новогодней ночи. Пока она говорила, у нее сложилось отчетливое впечатление, что по крайней мере некоторая часть ее истории была уже известна ему. Это подозрение подтвердилось, когда она закончила описывать, как Миляга покинул этот Доминион.

– Мистиф взял его с собой? – сказал он. – Господи, да это же огромный риск...

– Что такое мистиф? – спросила она.

– Очень редкое существо. Он рождается у племени Эвретемеков раз в поколение. Они пользуются репутацией потрясающих любовников. Насколько я понимаю, их сексуальная принадлежность зависит только от желания партнера.

– Очень похоже на Милягины представления о Рае.

– До тех пор, пока ты знаешь, чего ты хочешь, – сказал Оскар. – А иначе, позволю себе заметить, это может привести к определенным недоразумениям.