Марина Ли - Школа Добра

Что-то шевельнулось у меня в мозгу, рождая какие-то смутные воспоминания, я наклонила голову, прислушиваясь к себе и, еще не веря, переспросила:

– Что ты сказал?

– Меня к тебе тянет, – хмуро повторил Эро, и я отшатнулась от него, в ужасе зажмурившись. – Юлка, что такое? Не пугайся так, пожалуйста!

Павлик схватил меня за руку, пытаясь добиться моего внимания:

– С каждым днем тяга все больше слабеет, правда… Да, и связь-то была совсем не сильная, так что... Просто не обращай на меня внимания, ладно? Еще пара месяцев, и меня отпустит. Юла!

– Да-да… Хорошо… Я, поняла, – как я смогла ответить, непонятно, потому что горло сжало судорогой. Как Павлик не заметил, что я в состоянии, близком к истерике? Как удалось вернуться на своих ногах в салон красоты? Как я смогла объяснить Евпсихию Гадовичу, что происходит? Не знаю. Не помню. Все было словно в тумане. Я ничего не видела и не соображала ничего, потому что в голове вдруг четко всплыло одно воспоминание.

Я стою в кабинете директрисы Института имени Шамаханской царицы. У Изы Юрьевны немного испуганное выражение лица, когда она смотрит на меня. И откуда-то со стороны долетает голос Алекса:

– Как? Как ты хочешь, чтобы я ей сказал?.. Меня к тебе тянет? Или, может, ты так сияешь, что я слепну? Или, я хочу... черт! Ей шестнадцать лет!

Его ко мне тянет. Все так сложно и так просто одновременно. С чего я вообще взяла, что было что-то помимо этого? Какая же я дурочка… Я застонала громко сквозь зубы и руками за голову схватилась. Проклятье, как стыдно-то!!!

– Евпсихий Гадович, мне надо уехать, – прошептала я. – Домой…

Черт! Черт! Ведь мама же просила, предупреждала, чтобы я от Алекса подальше держалась. Знала с самого начала и не сказала? Точно знала…

– Нет… домой нельзя. Надо спрятаться. Мне надо уехать и спрятаться.

– Ты не сможешь все время бегать от жизни, – предупредил домовой. – Надо учиться смотреть в глаза своим неприятностям.

Мне было до боли обидно и до истерики страшно. Я сидела на диванчике для посетителей и бессовестным образом сморкалась в подол какого-то недошитого платья. А создатель поруганного мною шедевра только смотрел на меня сочувственно и головой качал. Даже не упрекал меня за испорченную ткань. И от этого становилось еще страшнее.

– Надо, – я кивнула. – Только, можно я с понедельника начну. Я сегодня слишком запуталась для того, чтобы сильной быть.

Бывший завхоз Института имени Шамаханской царицы откинулся на спинку стула, о чем-то размышляя.

– Может, ты и права, – наконец, согласился он. – Тебе действительно лучше спрятаться ото всех. А то уж очень много темных пятен стало появляться на твоей ауре.

Я вздохнула тихонечко, откровенно говоря, мифические темные пятна меня сейчас меньше всего волновали.

–Значит так, – домовой поднялся и решительно хлопнул в ладоши. – На ночь останешься здесь. Я к утру соберу твои вещи.

– А…

– Напиши пока заявление о переводе на заочное отделение.

– Заочное отделение?

Как-то мне вдруг страшно стало. Может, ну, его к черту, этот побег.

– Если до утра не передумаешь, – озвучил мои мысли домовой, – я спрячу тебя так, что даже твой отец тебя не найдет, если не захочешь… А сейчас, иди в душ и ложись спать. А я пока проверю, кто там в предметницком корпусе ПП нарушает.

Нет, все-таки Евпсихий Гадович единственный в мире человек, кто даже в критической ситуации может поднять мне настроение. И ведь я даже не успела ему рассказать, что случилось

– Только, пожалуйста! – подхватилась я, когда домовой был уже в дверях. – Не ругайте их… Они же мои друзья и… и некрасиво как-то… еще подумают, что я нажаловалась.

Проснулась я среди ночи от непонятного чувства тревоги. Повернулась на спину, рассматривая белеющий в темноте потолок салона красоты, и снова задумалась над тем, как мне лучше поступить. Сбежать и спрятаться или остаться? Почему-то я была уверена, что для меня же лучше будет сейчас уехать. Вот так неожиданно и быстро, не собирая толком вещей и не ставя никого в известность.

Уехать, хотя бы на несколько дней, чтобы подумать и разобраться в себе, принять все-таки окончательное решение насчет своих странных отношений с Алексом. А они были странными: возникли вдруг и развивались стремительно. Их темнейшество подгоняло, давило и требовало, соблазняло и… и соблазняло. А у меня мозг плавился в его присутствии просто и забывались все аргументы и возражения.

Теперь же, когда я поняла, что отношения возникли не «вдруг», как я наивно предполагала, а «потому что», Александра вообще не хотелось видеть. И думать о нем не моглось.

Я уткнулась лицом в подушку, чтобы спрятать, в первую очередь от себя, снованахлынувшие слезы. И в этот момент хлопнула входная дверь и до меня долетел торопливый и немного испуганный шепот:

– Просыпайся, птичка! На раздумья времени не осталось!

Как не осталось? Почему не осталось? Я же еще ничего не решила!

– Можно немножечко побыстрее? Не хотелось бы после стольких лет жизни все-таки лишиться хвоста! – раздался голос Вепря, и я вскочила с диванчика, на котором предавалась невеселым размышлениям.

Уж если Вепрь паникует, то случилось что-то действительно страшное.

– Ты почему мне не рассказала об этой ненормальной, которая на тебя напала вечером? – сокрушался Евпсихий Гадович, помогая мне застегнуть платье, которое я натянула прямо на ночную сорочку. – Знай я об этом, хотя бы два часа назад, все можно было бы предотвратить.

– Да, что случилось-то!? – спросила я, застегивая сапожки.

– Случилось то, что ты больше не инкогнито.

– А?

– Бэ! – домовой на мое недоумение не реагировал. Он рассматривал мои вещи, небольшой горкой возвышавшиеся в центре салона.

– Из одежды не бери ничего, – он со злорадной улыбкой отшвырнул к камину мою форму. – Девочки будут только счастливы подобрать тебе новый гардероб… Учебники, пособие… – бормотал он, перебирая мой скарб. – Прочти книгу, которую я тебе дал сразу, как устроишься. Вот. Я ее сюда положу.

Он прямо из воздуха извлек небольшой рыжий чемоданчик и поместил учебник за сеточку под крышкой.

– Да что происходит!

– Спасенная тобой вчера вечером от пожара идиотка, – Евпсихий Гадович по-прежнему был занят упаковкой, но все-таки снизошел до ответа. – Оказалась внучкой сенешаля.

– И какое отношение имеет ко мне королевский дворецкий? – не поняла я.

– А такое! – Евпсихий Гадович захлопнул крышку чемоданчика. – Что эта дура отправила к дедушке Вестника с сообщением о том, что в Школе появился предсказанный древними Огненный Элементаль.