Вопросы и ответы (СИ) - "love and good"

«Ульвхедин…»

И он пошёл на него. Тяжело ступая, утопая в снегу, затрудняющему путь, он бесстрашно пошёл, входя прямо в объятия чёрных деревьев, и стоило ему полностью скрыться в них, как весь свет погас, и ховгоди очутился в кромешной тьме ночи. Но он видел так ясно, как днём, не чувствуя ни страха, ни опасения.

Над головой его пронзительно каркнул ворон. Ульвхедин поднял на него голову и увидел белоснежное оперение, ярко выделяющееся на фоне чёрной ночи. Белый ворон мигнул умным глазом-бусиной и сорвался с места, улетая вперёд. Карканье его достигло ушей ховгоди, зазывающее и приглашающее, и он послушно двинулся за ним.

Дорога была краткой: белый ворон описал круг в ночном небе и мягко спикировал на белый снег, опустившись. Он выставил лапы, и когти осторожно подхватили льняные пелёнки, в которые был завёрнут брошенный младенец. Ворон опустился на него и посмотрел на застывшего ховгоди умным пронзительным взглядом.

Ульвхедин вздрогнул, резко распахнув глаза. Он сел на постели, чувствуя, как липнет к мокрой от пота груди рубаха. Сердце гулко стучало в груди, и несколько мгновений ховгоди ошеломлённо смотрел впереди себя. А после — резко откинул шкуры, срываясь с места, накидывая тёплую накидку и обувая сапоги, вылетая из комнаты.

— Ховгоди? Что стряслось? — видя сосредоточенного и взволнованного верховного жреца, вопросил у него дежурящий годи, и Ульвхедин бросил на него суровый серьёзный взгляд.

— Ходр послал мне знамение, — пробасил он. — Я должен уйти.

— В ночь? — встревожился послушник, неуверенно бросив взгляд на дверь. — Не боишься ли ты напороться на Дикую Охоту?

— Да будет так, коли это свершится, — коротко ответил ховгоди и скрылся за дверью, выходя во тьму и холод разгулявшейся метели.

Он нахмурился, запахнув плащ, и уверенно двинулся по заснеженным улицам к окраине, выходящей к лесу. Холодный ветер беспощадно хлестал его по лицу и рукам, словно пытался остановить, но Ульвхедин был непреклонен. Начертил перед собой он руну Кауну, и тотчас вспыхнула она ярким рыжим пламенем факела, освещая путь.

Спешил ховгоди: если правильно истолковал он видение, времени у него было немного. Наконец-то показалась тёмная кромка леса, и глухой волчий вой донёсся до ушей жреца. Быть может, то просто были волки, а быть может — верные гончие Скаде, ведущей в призрачный гон весёлых всадников — не ведал о том ховгоди, да и не хотел ведать.

Он бесстрашно вошёл в лес. Как и в своём сне, прошёл недолго, и сквозь завывание ветра уловил слух его затихающий слабый плач. Повёл он головой — и увидел белого ворона, сидящего на тёмном пятнышке, едва просматривающемся на белом снегу. Бросился к нему Ульвхедин, и ворон слетел, громко каркнув. Осторожно стряхивая с промокших пелёнок снег, ховгоди поднял озябшего младенца на руки, рисуя ещё одну Кауну, согревающий огонь, и спрятал его на своей груди, укрыв тёплым плащом. Поднял глаза на севшего на ветку во́рона и поймал его пронзительный умный взгляд. Кивнул коротко, разворачиваясь и спеша вернуться в хёрг, к теплу и лечебным травам, размышляя по пути о том, кто и почему решил нарушить закон и обречь новорожденное дитя на столь жестокую смерть?

Почему Ходр указал Ульвхедину на этого младенца?

Воля богов была непостижима — тем более такого загадочного бога, как Ходр. Великой дерзостью было считать себя способным постичь её — и ховгоди отбросил лишние мысли. Лишь крепче прижимал к себе замёрзшее дитя, спеша вернуться к очагу и теплу.

В хёрг он едва ли не влетел, вновь напугав юного Сверрира. Тот всполошился, вмиг оказавшись подле ховгоди, с тревогой глядя на него, когда он осторожно опустился на лавку у очага, отворачивая плащ и отнимая от себя тихое спящее дитя. Брови годи поползли вверх от изумления, и предвосхищая его вопрос, ховгоди произнёс:

— Ходр явил мне знамение: я увидел это дитя. Господин желал, чтобы я нашёл его и спас — значит, ему угодно, чтобы этот ребёнок рос под его защитой. Принеси мне чистую ткань, юный Сверрир, травы и краску: сколько бы дитя ни пролежало в снегу на морозе, стоит позаботиться о его здоровье, — Сверрир, всё ещё ошарашенный, кивнул и послушно удалился.

Ульвхедин раскрыл пелёнки, вынимая младенца из них. Осторожно провёл ладонью по его темечку и улыбнулся, заглядывая в яркие синие сонные глаза мальчика.

— Тебя будут звать Хравном, дитя, — произнёс он в тот момент, когда в медовом зале показался Сверрир со всем необходимым. — И ворон, что привёл меня к тебе, также будет защищать тебя.

========== Вопрос 2 ==========

Комментарий к Вопрос 2

«Что ты чувствовал в последние мгновения перед убийством? О чем успел подумать?»

«Опишите смерть вашего персонажа. Почему и при каких обстоятельствах он(а) умирает? Что он(а) чувствует? О чём думает?»

«Воспоминание персонажа. Будь то счастливый кусочек мечты, ужасающий флешбэк или нечто другое. Обыгрывайте, мои хорошие, обыгрывайте!»

«Расскажите о том, кого любил или до сих пор любит персонаж. Можете даже от лица самого персонажа»

Хравн растёр лицо, тряхнув головой, отгоняя мысли. Но они лезли навязчиво, путались в клубок, от которого в висках начинала отдалённо пульсировать мигрень. Не успел он занять почётный пост лагмана, как такая ответственность свалилась ему на плечи…

Гномы славились своей нейтральной позицией, поэтому законников «Бросающих кольца» часто приглашали в качестве третьей стороны для мирного урегулирования конфликтов, так что Хравн не был удивлён, когда получил запрос от некромантов о помощи. Пробыв главой гильдии всего два месяца, он вынужден был вмешаться в дело, которое оказалось куда опаснее и запутаннее, чем казалось изначально.

Князь Лаваля был убит, и в его смерти обвинили некромантов Чаррадаша. Даже при беглом осмотре дела многие детали не сходились, и в этом была дополнительная сложность. Эльфы жили в постоянном состоянии войны, они не умели жить мирно и спокойно и только и искали поводы, где, как и кого можно зацепить. А тут такая совершенно неоднозначная ситуация… Всё было гораздо сложнее, чем казалось, и Хравн чувствовал, что ему нужна помощь.

Тёплая улыбка тронула его губы: первым делом мысли сами собой вернулись к Фло. Талантливый маг, иностранный агент гильдии, высокородный эльф — конечно, он был первым и самым лучшим кандидатом на роль помощника, ведь кто лучше него знает внутреннюю номенклатуру Великого Княжества и все перипетии внутренней борьбы? Да, Фло идеально подходил для помощи в решении этого дела, однако Хравн тут же задумался вновь, постукивая пальцами по столешнице.

Вполне возможно, что дело, в которое они впутываются, может оказаться намного опаснее, чем кажется сейчас. Им может пригодиться помощь, да и в принципе лишний ясный ум лишним не будет. Для такого дела понадобится ещё один специалист, и Хравн практически сразу вспомнил о нём.

Филиал гильдии и община гномов в Каер-Лундине очень высоко отзывались о молодом детективе Каллене Блекволле. Острый нетривиальный ум этого человека мог бы помочь разрешить дело в кратчайшие сроки, и поразмыслив об этом, Хравн кивнул сам себе. Достал пергамент и кусок пишущего угля, размашистым почерком, начиная первое письмо, адресованное Каллену.

Формальное и сдержанное письмо детективу Блекволлу, в конце концов, разительно контрастировало с полным нежности письмом Флориану. Как бы Хравн ни пытался думать лишь о деле и о работе, мысли о его солнечном эльфе вызывали только тепло и прилив нежности. Он оставался тем островком радости и света в океане мрака и тяжести убийств и интриг, в который лагман погрузился по долгу своей службы — сейчас, почему-то, он особенно остро ощущал это.

Хравн всегда был таким: суховатым и решительным, отдающим всего себя работе. Личное было второ-или даже третьестепенно, и всю свою энергию молодой законник направлял на дело. Распутывал сложные дела, преследовал и карал нарушителей закона, вербовал в ряды гильдии новых специалистов — как же так получилось, что в один момент всё изменилось?